Анна Ремез - На коньках по Неве, или Мышь в рукаве Страница 2

— Светец-то подними! Да что с тобой, не заболел ли часом? — голос Марфы вдруг из сердитого стал испуганно-заботливым.

Её сынку тоже подумалось, что он заболел, потому что онуча, без всяких там малюсеньких рубах, была у него в руке. Лучина, вновь ярко вспыхнув, осветила запечек, в котором не было никого — во всяком случае, в обозримом пространстве, а сунуть светец поглубже Тимофей не захотел. Померещится же такое!

— Онуча, запечек, светец, — пробормотал Тимка. Слова старинные, непонятные.

Потирая руки, с улицы вошёл Данила.

— Холодно. Снегу по колено. Умывайся, Тимоха! Марфа, кашу давай! Ехать пора.

Сын не заставил себя уговаривать, проворно оделся, выскочил на двор, схватил пригоршню снега, протёр лицо, вернулся в избу. Вкусно пахло поспевшей за ночь в печи ячневой кашей. У Тимки и Тинки животики дружно заурчали.

Хозяева дома завтракали, за столом шла речь о том, куда поедет отец семейства. Мышата надели высохшую за ночь одежду и решили перебежать поближе к двери.

— Чего тут сидеть? ничего не узнали пока. — Тинка заплетала косички и завязывала бантики. — Ты хоть вспомни, какого времени костюмы были на выставке?

— Помню прекрасно, — ответил Тимка. — Восемнадцатого тире двадцатого века. Так экспозиция называлась.

— Да, информации маловато. Бежим!

Тимка и Тинка стрелой бросились к дверям и забрались в чей-то сапог.

— Неудачное место, — прошептал Тимка. — Будут надевать — могут задавить.

Как всегда, тоскливо брату и сестре стало одновременно. И оттого что сидели в каком-то холодном сапоге, неведомо чьём, неведомо где, неведомо когда, и оттого что очень хотелось есть, но главное (поскольку утро вечера мудренее, а трава соломы зеленее) — оттого что стало очевидно, хотя они про это старались пока не говорить: без потерянной серебряной ниточки невозможно вернуться домой. Никогда!

— По-русски говорит, да и только чуднó, иной раз даже смешно делается, — в это время рассказывал Данила. — Он же из учителей, из иноземцев. Спервоначалу он в Москве в навигацкой школе служил, потом сюда к нам, в столицу, приехал. И дети есть — мальчик да девочка. Оба чистенькие, в красивую одёжу одетые. Я когда обмеры делал, их видал. Кто он там, уж я не знаю, немец или англичанин какой, но дóма захотел изразцов. Ихние изразцы уж больно дóроги, а наши-то, по их лекалам, подешевей.

— Послушай! я вспомнил, — подскочил Тимка.

Сапог не ожидал таких резких движений и повалился набок.

— Пора! — отец семейства встал из-за стола. — Рано вставши, больше наработаешь. Вот и сапог уже от нетерпения в пляс пустился.

Мышата не стали дожидаться, пока Данила обуется, выкатились наружу и юркнули за что-то большое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся сундуком.

— Вспомнил! — затараторил Тимка, даже не отдышавшись. — Дедушка рассказывал, что бабушка один раз потеряла серёжку, с которой перемещалась в прошлое. В общем, дедушка ей эту самую серёжку в прошлом отыскал. И они вернулись!

— Серёжку! У неё фасон есть, материал, время узнать можно! А нитка?! Нам же костюм надо найти, а мы даже не знаем, женский он или мужской. На выставке ведь таблички были, на них было написано, что за эпоха. Эх ты, а ещё музейная мышь называется! Прочитал бы табличку — мы бы всё узнали.

Губы у Тинки задрожали. Тимка испугался, что она сейчас заплачет. Вот ужас-то! В последний раз Тинка плакала в Древнем Египте, да и то от испуга, когда Тимка чуть не угодил в пасть ко льву.

И вот тут-то, дорогой читатель, чтобы у тебя окончательно не зашли шарики за ролики от непонимания, при чём тут Древний Египет и какая-то серёжка с бабушкой, надо сделать небольшой экскурс. Наши мыши умеют перемещаться в прошлое. Стоит им специально или, как в нашей истории, случайно щёлкнуть хвостом, держа в лапах какой-либо предмет — а в историческом музее, понятно, предметов разных эпох предостаточно, как они тотчас же оказываются в том времени, к какому этот предмет относится. Мало того, мышиная семья не только понимает любой из языков, на котором говорят или когда-либо говорили люди, но и язык животных. Согласитесь, с такими способностями узнать можно немало! Мышата побывали уже во многих интересных местах и пережили огромное количество невероятных приключений — на зависть всем нам, только читающим про эти приключения в разных книжках.

Как вы уже поняли, на этот раз вещь-проводник — то есть серебряная ниточка — случайно потерялась.

— Не вздумай реветь! — строго сказал Тимка сестрёнке, хотя у него самого сердце сжималось. — Надо делать что-то. Ясно, что эта семья небогатая. Встали ни свет ни заря, на работу собираются. Значит, одежды с серебряными нитками у них быть не может. Давай проберёмся с ними в дом этого учителя. Слышала? — там у детей хорошая одежда! Да и разобраться надо, где мы, наконец.

— Тимофей! Спешить — не спеши, а поторапливайся — поедем, чтоб к свету уж в немецкой слободе быть. — Данила вышел из комнаты.

— Тимоша, зипун подпоясай как следует.

Мыши, недолго думая, вскарабкались по стенке сундука и забрались в свисавший рукав — видимо, как раз зипуна.

— Эй, сюда, тут дырка! — пискнула Тинка.

Они прыгнули в отверстие, перекувыркнулись в воздухе и почувствовали, что их, вместе с зипуном, надевают. А это, поверьте, чувство очень странное.

Вскоре дверь скрипнула — и тут оказалось, что грубое сукно почти не спасает от холода.

— Надо срочно знакомиться с моим тёзкой, иначе мы околеем, так и не узнав, куда попали, — пропищал Тимка, протискиваясь между подкладкой и сукном.

Хорошо, что Тимоха поднял зачем-то руку и обнаружилась заветная дырка. Мышата ринулись в образовавшийся просвет. Выскочив наружу, они на мгновение зажмурились: вокруг всё было белым-бело! Брат с сестрой оказались за Тимохиной спиной, вернее, между его спиной и чем-то твёрдым, накрытым большой серой тряпкой.

— Это изразцы, — со знанием дела проговорил Тимка и, словно заправский альпинист, полез вверх по отвесной спине. Тинка — за ним. Забравшись мальчику на плечо, она стала щекотать своей косичкой Тимохино ухо, а когда он поднёс к нему свою руку, сгруппировалась и перепрыгнула на неё, быстро засеменив к ладони и приговаривая:

— Миленький, хорошенький, красивенький, умненький Тимофей Данилыч, не погуби! Выслушай, мы тебе сейчас всё объясним.

— Только очень холодно, у нас зуб на зуб не попадает, — добавила ещё одна мышка в короткой клетчатой рубашечке и махоньких портах. Вид этих портов рассмешил Тимоху.

— Залезайте ко мне в варежку, там небось согреетесь, — проговорил он, заранее принимая всем своим существом любые чудесные объяснения, ибо для детей странным и непонятным является не чудо, а его отсутствие.

Устроившись, как в походной палатке, мышата заговорили хором. Из их рассказа Тимоха понял только то, что живут они в каком-то музее (что это такое, Тимоха не знал, а спросить постеснялся), что в их доме печи нет, что телеги в их городе не ездят, а люди передвигаются под землёй и даже летают по воздуху, но главная забота этих смешных существ, одного из которых тоже звали Тимкой, в том, чтобы найти какую-то серебряную ниточку.

ГЛАВА 3. В Немецкой слободе

Тем временем сани, преодолев порядочное расстояние, выехали на укатанную дорогу. Лошадь побежала резвее. Наконец Данила басом прогремел: «Стой, родимая, лошачиха сивая!»

Выглянув из рукавицы, мышата увидели огромную, куда хватало глаз, строительную площадку. То там, то сям виднелись силуэты домов, образующих новые улицы, высились сложенные в большие кучи брёвна, доски, кирпичи. Сновали люди, подъезжали и трогались сани. Начинался трудовой день. Неподалёку стояли аккуратные каменные строения, виднелся шпиль небольшой деревянной церкви, ещё один подпирал светлеющее небо.

— Приехали! Тимоха, вот она, немецкая слобода! — Данила слез с саней и осторожно повёл лошадь под уздцы.

Мальчик, шепнув мышатам: «Потерпите», засунул шевелящуюся рукавицу за пазуху и пошёл рядом с отцом по деревянному настилу.

— Обрати внимание: не слышно стука каблуков, — сказала наблюдательная Тинка.

— Так у них каблуков-то нет, — заметил Тимка. Эй, Тимофей, почему ваши сапоги не стучат, из чего вы подошвы шьёте?

— Царь-батюшка запретил нам подбивать башмаки наши гвоздями, да скобами, да железными подковами, — с готовностью отозвался Тимофей.

— Давно?

— Да года три, поди. Точно не скажу — я ещё малец был совсем.

— А сколько тебе лет?

— Девятый пошёл.

— А как зовут вашего царя-батюшку?

— Пётр Алексеевич.

— Ура! — завизжала Тинка. — Мы увидим Петра Первого.

— Почему первого, он всего один, — будто обидевшись за Петра, сказал Тимофей.