Всеволод Шипунский - Солдат и черт (СИ) Страница 2

 Наклонили её мужики, за руки придержали, солдат тут юбки ей задрал, за дебелые округлости покрепче взялся, и давай благодарить. Долго благодарил, от всей души! Барынька сначала в крик, а потом приумолкла, стонала только жалобно. Потом на лавке они вдвоём посидели, отдохнули. «Может, солдатик, - говорит она, - я уже пойду?» «Нет, госпожа барыня, - отвечает. – Покуда рановато-с. Ещё чуток благодарности осталось»

Хлебнул он кваску, и опять давай благодарить барыню. Уж отвёл душу! А как ближе к концу, он и спрашивает: «Ну, что? Будешь ли ещё солдат служивых, защитников отечества гнать со двора?» «Нет, солдатик! не-ет милы-ий!.. Не бу-уду-у!» «Ну, смотри, госпожа барыня, я ведь проверю!» «О-ох, милы-ий... Проверя-ай!»

Уж как вышла барынька из избы, так идёт и себя не помнит, всё причитает: «Никогда солдат служивых гнать не буду, а любить их буду»

Тут к ней чёрт облаком подплыл, сном окутал, и сразу она у себя в имении очутилась, на собственной  постеле. Голову поднимает и думает: «Вот так сон!.. И ведь всё как наяву!» А как девки её переодевать-то стали, она глядь - так и ахнула. И вправду наяву было!

С тех пор и запал ей этот солдат в душу. Чем, бывало, ни занята, а нет-нет, да о нём и вспомнит.

*     *     *

А солдат с чёртом между тем снова уже на старом месте, на лугу под деревом сидят, пьют опять и едят. У солдата глаза осоловели, а морда прямо лоснится от удовольствия.

- Ну, что, брат служба, доволен? – спрашивает чёрт. – Барынька была первый сорт! Сладкая, как груша. Что скажешь?

- Да, брат чёрт! – говорит солдата. – Ох, и хороша была баба! Спасибо, удружил.

- Спаси-бо?.. То есть, «спаси бог»?? Нет, нет! мне этого не надобно. Ты давай меня как-нибудь по-другому отблагодари.

- Как же я тебя отблагодарю по-другому, брат чёрт?.. Как барыньку, хе-хе-хе, что ли?

- Но-но! Попрошу без намёков, служивый. Или, думаешь, раз чёрт, то с ним всё себе можно позволять? – оскорбился чёрт.

- Да я же пошутил, брат... А ты в амбицию.

- Ладно, проехали. Скажи-ка лучше, служивый, много ль денег получил за свою непорочную службу?.. Ладно, не говори, сам знаю. Ничего! А богатым да знатным хочешь стать? Живать в столицах, пивать шампанское, барынек всяких... это самое? Чтоб, как в песне поётся: «Балы, шампанское, лакеи, кучера...» А?

- Да что сказать... Плохо ли с лакеями да с кучерами! И работой беспокоить не будут?

- Какой такой работой?.. А мужики на что? Вроде тебя, хе-хе, обалдуи... Работа мужиков любит! А ты знай себе с утра пей кофий с ликёром, а как обедать позовут – садись да обедай. Да обед-то не простой, повар-француз готовит,  да с шампанским! Барынька у тебя всегда под боком будет; захотел – позвал, предложил ей культурно шерше лямур и монплезир: они это понимают и сразу дают.

- Славная жизнь, что же... Ты мне эти слова только запиши, а то забуду!

- Шерше лямур?.. Само собой. Да я тебе полный список французских любовных слов напишу.

- Ну, а взамен-то ты что хочешь,  чёртушка? Душу, небось, християнскую тебе подавай?

- Ну, вот! чуть что – сразу душу!.. Зачем сразу-то?? Сперва договорчик составим, культурно всё обговорим...

- Нет! Не получишь, чёртова перечница, ты души православной!

- Но, но! не очень то! Перечница... На себя посмотри, сапог солдатский. Не хочешь по договору – давай в карты сыграем! Выиграешь – твоё счастье. И душа твоя, и богатство. Нет – тогда извини...

- В карты? Да ведь ты жульничать будешь!

- Никогда! Никогда порядочный чёрт не станет жульничать в карты. Смотри-ка!

И в руках у чёрта появилась новенькая колода карт с позолоченной рубашкой, где дамы были - молодые чертовки, валеты – молодые весёлые черти, а на королей – старых, рогатых и осатаневших, жутко было и смотреть.

- Что ставишь? – спросил чёрт и стасовал колоду. Карты так и замелькали у него в руках, и солдат понял, что не устоит.

- Ух, ты! – похвалил солдат. – Дай-кось теперь я!

Взял колоду, а карты у него из одной руки в другую так сами и полетели. Видит чёрт, солдат тоже не лыком шит.  

- Играем на жизнь мою богатую, вельможную, - говорит солдат.

Сдали карты. Солдат смотрит, фигура у него знатная получается, вроде карэ, если б ещё с прикупом повезло. Взял прикуп – точно карэ! четыре короля рогатых на руках. Выиграл!

Чёрт тоже заменил карту, но молчит, хитрая морда, выражения не меняет. Ну, солдат выкладывает четырёх рогатых – карэ из королей! И смотрит на чёрта козырем.

И чёрт тут открывается, а у него - флеш-рояль с джокером! Солдата как мешком по голове!.. Смотрит он в карты, а у джокера-то и у чёрта морды одинаковые, цыганские, не отличишь! И обе улыбаются... Пропал! С кем играть сел, несчастный??

- Ну, нечего делать – проиграл! – говорит чёрт и достаёт из кармана бумагу гербовую. – Подписывай договор, служивый. Только тут кровью нужно, сам понимаешь...

Солдат окаменел, сидит – лицо опрокинулось, усы обвисли. Проиграл... Душу свою бессмертную! Теперь на вечные времена гореть ей, милой, в адском пламени... За что?!

- Да не буду я ничего подписывать, рогатый!

- Как так?

- А так... Играли мы на что? На мою богатую жизнь. Так? Так. Я проиграл? Проиграл! Значит, богатой жизни мне не видать, верно. А вот душа, извини, при мне останется!

- Ты погоди... – чёрт даже головой затряс. – Ты меня не путай!

- Какое тут путать? – гнёт своё солдат. – Вот если бы выиграл я судьбу вельможи знатного, тогда дело другое! Тогда души бы лишился... После смерти, конешно. Но ведь я ж проиграл!

Обалдел чёрт от солдатской логики, в небо глядит, репу чешет.

- Так что же, мне проиграть нужно было? Чтоб душу твою получить? -  дивится он.

- Ясен пень, проиграть! – говорит солдат. - А то как же?

- Ну, что же... Давай ещё сыграем.

- Нет уж! – говорит солдат, встаёт и ремень затягивает. – Мне домой пора. Меня там матушка-старушка ждёт, не дождётся. И девка Алёнка уже двадцать пять лет дожидается. Мне жениться пора! А не с тобою тут лясы точить.

Жалко чёрту прощаться с солдатом, жалко отпускать его, договора не подписавши. Всё зря старался, выходит!

- А давай, я уж тебя и домой отвезу, - говорит. – Где это?

- Ну, что же... Отвези, коли  не трудно. Во Власьевской губернии деревню Погорелово знаешь?

- Найдём, не впервой, - говорит чёрт. – Горелово, Неелово, Неурожайка тож... Ты посиди пока, отдохни, я справки наведу.

И мигом исчез с глаз. Тут же проявился он в этой деревеньке, на солдатской родине, и - ну на неё порчу наводить! И пожар на неё наслал, бесовское отродье, и мор, и голод, и чуму, так, что полдеревни от неё - и того не осталось. Потом вернулся к солдату как ни в чём ни бывало:

- Поехали, служивый! Такси свободен.

Уселся солдат на него верхом, за рога схватился покрепче, и понеслись они выше облаков! Звёзды на чёрном небе высыпали, месяц засиял! У солдата прямо дух захватило... Долго летел чёрт, а как стали уже светлеть небеса, приземлился на окраине деревеньки-развалюхи.

Слез солдат, смотрит и не узнает деревню родную. Ни одной избы целой, всё покосилось да сгнило; поля вытоптаны, бурьяном поросли, народу не видать...

- Не скучай тут, служивый! – говорит чёрт. – Как захочется тебе пожить сытно да богато, кликни меня! Я мигом буду. Договор оформим, всё как полагается. Заживёшь в своё удовольствие!

Сказал, и исчез. А солдат пошагал прямиком к родному дому, и видит, что дом-то весь покосился, вот-вот рухнет. Зашёл на подворье – никого, пусто; в доме шаром покати, грязь, рухлядь да сор...  Пошёл к соседям: «Померла, - говорят, - твоя матушка. Давно уж померла». Заплакал солдат, да слезами горю не поможешь. «Дай, - думает он, - на девку Алёнку взгляну, что ждать меня обещалась». Отправился к ней. Глядь, а навстречу ему какая-то старуха выходит, горбатая да страшная, нос крючком. «Я, - говорит, - Алёнка и есть. Старик мой помер, детушки разъехались, бросили меня. Да и мне уж немного осталось. А ты кто таков?»

Ничего не сказал солдат, повернулся и пошёл домой. Снял там свою форму парадную, повесил её на гвоздь, а сам натянул крестьянскую одёжку, грязную да пыльную. И принялся за работу.

Три года работал он не покладая рук. Избу собрал по брёвнышку, крышей покрыл; только порадовался - а она возьми да и сгори. Поле выполол, да вспахал, да посеял рож, да снова выполол; ждёт урожай, радуется. А урожай от дождей-то сгнил на корню... Это что же за напасть! Хоть плачь, хоть чёрта зови – разрази его гром и молния!

Совсем отчаялся солдат, хоть в петлю с такой жизнью! Закручинился, затосковал... Взглянул однажды на свою форму парадную, что ещё висела в его избушке на гвозде, и вспомнилась тут ему та самая барынька... И захотелось ему попроведать её, да проверить, как она своё обещание выполняет, как служивых принимает, чем поит-угощает.

Сказано – сделано. Утёр он слёзы горькие, вычистил свою форму да сапоги, саблю песочком отдраил, сам в баньке отпарился, оделся по форме, усы кверху закрутил, встал по стойке смирно и самому себе честь  отдал! Ай, да бравый молодец! И ать-два, ать-два – зашагал вон из дому. А как вышел за околицу, обернулся солдат и сказал стихами: «Прощай, деревня ты родная! Вернусь ли я когда, не знаю». Всплакнул, и был таков.