Александр Шаров - Рыжая девочка с зеленым бантом Страница 2

Баба-Яга ощерилась, выставив единственный желтый клык, и прошамкала:

– Ты не умнеешь, Фея. Пожалуй, ты еще неразумнее, чем твоя рыжая дурочка сестрица, если не запомнила, что обман сильнее любви, топор властвует над деревом, а Мальчик… Мы еще посмотрим, кем ему суждено вырасти.

Новогодняя ночь текла, как река, полная надежд и тревог.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

Мальчику исполнился месяц. Старики решили отпраздновать день его рождения. Они пригласили соседей и, как водится, Фей. Старуха испекла два пирога: один с яблоками – для соседей, а другой, маленький, с черникой, которую она сама собирала летом, – для Фей. Рыжик часто забегала к старикам, возвращаясь из школы – послушать сказки; она очень любила пироги с черникой.

Гости наклонялись над колыбелью. Мальчик каждого встречал улыбкой. Стемнело, соседи стали расходиться. Едва старики остались одни, дверь сама собой распахнулась. С улицы, хотя была зима, повеяло теплом. Вкатилась, разматываясь от порога к колыбели, зеленая ковровая дорожка. Снова подул слабый ветер, и влетел Эльф. Он встал на подоконник, поднял жезл и провозгласил:

– Фея Добра!

Появилась невысокая худенькая женщина с сединой в темно-русых волосах, с усталыми глазами. Мальчик потянулся к Фее, сел, потом поднялся на ножки. Фея взмахнула рукой и начала считать:

– Один, два, три… – задумавшись, сказала погромче: – Четыре!

Там, куда она смотрела, в воздухе между елкой и колыбелью возник куст сирени с четырьмя цветочными кистями в густой листве. В каждой из них спал гном. Соцветия окутывали гномов, как одеяла, высовывались только головы в разноцветных вязаных колпаках с длинной кисточкой – синем, красном, зеленом и фиолетовом.

– Потом будет поздно, – сказала Фея, глядя на Мальчика. – Придется истратить одно чудо, чтобы научить тебя понимать и говорить, хотя кому лучше знать, чем мне, как может понадобиться тебе в длинной жизни каждое из чудес… Синий гном! – повысив голос, позвала она.

Гном в синем колпаке вгляделся в глаза Феи, соскочил на пол, вскарабкался в колыбель и коснулся рукой груди ребенка – там, где сердце. Выполнив свое дело, гном исчез.

– Я слушаю, бабушка, – сказал Мальчик.

– «Бабушка»… – Фея вздохнула. – Знаешь, меня впервые так назвали, ну… немножко непривычно. Но ты прав, для себя чудес не хватает – вечная история, сапожник без сапог… Ладно, слушай внимательно. Когда тебе понадобится чудо, но только если оно очень понадобится, если не останется другого выхода, вспомни сегодняшний вечер, и куст появится. Ты позовешь одного из гномов: «Красный гном», или «Зеленый гном», или…

– Гномы будут слушаться только меня? – спросил Мальчик.

– Тебя и еще того или ту, кому ты отдашь волшебный куст, как я отдаю его сегодня тебе. – Говоря это, Фея медленно подошла к раскрытой двери и исчезла за ней.

«Тик-так», «тик-так», – сквозь свист ветра донеслось с улицы.

– Фея Времени! – объявил Эльф, подняв жезл.

В дверях показалась сухопарая прямая фигура. Лицо Феи Времени было круглое, словно циферблат часов. А может быть, это и был циферблат часов, напоминающий лицо?! На нем ничего не отражалось: ни горе, ни радость, ни добро, ни зло – одно лишь время, которое одинаково спокойно, отсчитывает ли оно последние секунды умирающему или первые секунды новорожденному.

«Тик-так», – мерно звучали шаги Феи, пока она приближалась к колыбели. Руки ее двигались ровными взмахами, словно это были маятники.

– Это тебе, – сказала Фея тусклым, ровным голосом, положив Мальчику в ладонь маленькие плоские часы. – Тик-так-ой подарок.

Из часов выглядывала острая стальная игла.

– Если ты тик-так нажмешь, – Фея прижала ладонь Мальчика к острию иглы, – время остановится для всех, кроме тебя.

Мальчик придавил ладонью иголку. Руки Феи стали недвижны, пламя, взметнувшееся в печурке, застыло. Старуха, шедшая к столу, так и замерла с чуть поднятой над полом ногой. Повисли в воздухе снежинки, занесенные с улицы. Только из руки Мальчика струйкой текла кровь. Лицо его с упрямо сжатыми губами выражало муку. Когда Мальчик отвел ладонь от острия иглы, снова все пришло в движение.

– Очень больно! – сказал Мальчик.

– Времени тоже очень больно, когда его тик-так останавливают.

С этими словами Фея скрылась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

Протяжно завыл ветер на улице, лютый холод ворвался в комнату, печурка погасла, стало темно. Когда порыв ветра утих, Старик зажег свечу. На пороге стояла Баба-Яга с крючковатым носом до подбородка, со светящимися, как у кошки, глазами. Зеленая дорожка, сворачиваясь на ходу, откатилась в темный угол. Мальчик вскрикнул.

– Простите, пожалуйста, на дворе такая темь, вы, верно, ошиблись дверью, – вежливо сказал Старик. – Мы приглашали только Фей.

– А я кто?! – зашамкала гостья. – Я Фея Зла, хотя невежи называют меня Бабой-Ягой. Ты, старикашка, чуть не прогнал меня. Воля твоя, я стала от этого только вдесятеро злее! А ты, коврик, свернулся, чтобы бабуля упала на скользком полу?! Не выйдет1 Я еще крепко держусь на ногах и только стала во сто раз злее. Сегодня понадобится вся злость, какая есть на свете; ее там,- мне на радость, немало!.. Чтобы придумать такое, – бормотала Баба-Яга, протянув к колыбели костлявые лапы с длинными когтями. – Убить тебя, загрызть, сварить в кипяточке?! Сестрица Смерть рада стараться, но мне надо, чтобы ты мучился всю жизнь, чтобы вместе с тобой мучились все, кто любит тебя. Сделать тебя горбатым, безногим, слепым? Старику со Старухой все равно ты останешься дорогим. Отнять сердце, чтобы у тебя были пустые глаза, лед в груди? Хорошо бы, но этого мне не осилить. Что же делать? Знаю! Я превращу тебя в собаку. Ты будешь все понимать, но говорить не сможешь, только лаять да скулить. Я буду тебя бить, морить голодом, посажу на цепь, чтобы ты сторожил избу на курьих ножках.

Тонкий отчаянный крик раздался из колыбели и оборвался, сменившись жалобным повизгиванием. В колыбели метался маленький черный пудель с курчавой шерсткой, умными, совсем человеческими глазами.

Раздалось тихое шуршание – это дорожка сама собой расстелилась от колыбели к двери. Новые гости, последние в тот вечер, который так счастливо начался, но грустно оканчивается, ступили на зеленый коврик.

– Мы опоздали! – сказала Старшая Фея Леса. – Я дала Мальчику жизнь, больше мне не дозволено его одаривать, но ты, Рыжик! Ты бы могла…

– Я виновата! Я виновата во всем! – Младшая Фея плакала, рыдания сдавливали горло.- Все оттого, что я такая глупая, глупее всех на свете. Если мне чего-нибудь очень хочется, не могу справиться с собой. А мне так хотелось сделать этот подарок. Я искала его в лесу с самого утра, а нашла только час назад – там, далеко, в расщелине Большой Скалы. Ведь еще только конец января…

Младшая Фея подняла руку с синим цветком и дунула на него. Цветок замер в воздухе перед колыбелью.

– Хи-хи-хи. Подснежник… Собаке?! – Баба-Яга хохотала, держась за бока, не могла остановиться. – Вот уж действительно дурочка, ха-ха-ха. Вот уж действительно – нет зла, нет и ума!

Щенок глядел в глаза Рыжику, безмолвно спрашивая ее о чем-то.

– Ты хочешь понять, какие чудеса творит цветок? Никаких! Но во всю твою жизнь, если тебе надо будет узнать, любит ли тебя та, о ком ты думаешь, – хотя ведь она всегда будет тебя любить… Когда необходимо будет узнать, жива ли она, погляди на подснежник: если она больна или ранена, – подснежник опустит голову, станет ронять лепестки; если она умерла, – цветок сломается.

– Вздор! – завизжала Баба-Яга. – Чем болтать чепуху, сочинила бы лучше имя щенку.

– Имя? – Младшая Фея задумалась. – Хорошо! Пусть он называется Джубабыркорбамсамплампурроргин…

– Как? Джубабыркорбамсамплампурроргин?! Хи-хи-хи, славно! Вот удружила. Такого мерзкого имени даже я бы не придумала.

– Опять шалишь, Рыжик?! – с упреком сказала Старшая Фея.

Рыжик обняла сестру за шею, что-то шепнула ей на ухо. Легкая улыбка появилась на лице Старшей Феи. А Рыжик подняла руку и громким, властным голосом сказала:

– Я, Младшая Фея Леса, повелеваю: если через девять лет и двенадцать месяцев, в канун Нового Года кто-нибудь назовет тебя Мальчиком, а не ужасным теперешним именем, Джубабыркорбамсамплампурроргин, ты снова сделаешься человеком!

– Ты станешь человеком, только если эта «кто-нибудь» в тот день назовет тебя Мальчиком три раза, да еще поцелует, – перебила Баба-Яга. – И станешь человеком всего на одни сутки!

– Пусть так. Но если та, которая назовет тебя Мальчиком, добудет Звериное Кольцо, ты останешься человеком навсегда.

– Ты останешься человеком, только если Кольцо она добудет за одни сутки. И если никто из людей и Фей не будет ей помогать.

Баба-Яга сказала это, и сразу не стало видно ни ее, ни маленького черного пуделя. …Тянулась прямо-таки бесконечная последняя ночь января. Феи вернулись в свой лесной дом. Крепко обняв сестру, Рыжик умоляла: