Юстейн Гордер - Лягушачий замок Страница 2

Я молча уставился на него.

— А вообще, думай, что говоришь, — сказал он. — Однажды моей бабушке довелось услышать такую чепуховину, что от удивления у нее глаза на лоб полезли, да так, что совсем вылезли. И долго-долго катались по лесу. Вот почему здесь так много черники. А гномы никогда не едят блинчиков с черничным вареньем. Ну что ж, пойдем, мой домик тут неподалеку.

Мы углубились в чащу леса. И вскоре подошли к невероятно толстому дереву, такого я еще никогда не видел. Оно было очень толстое и в то же время гораздо ниже других деревьев вокруг. Наконец, я понял, что передо мной ствол или пень. Вокруг этого толстого ствола алело множество земляничек. Тут я догадался, что это и был домик гнома Умпина, а все эти кустики земляники и были его садом, но убедился в этом окончательно только тогда, когда он открыл дверцу в стволе.

— Кристоффер Поффер! — произнес Умпин торжественно. — Если можно так выразиться: добро пожаловать в мой дом!

Мы вошли, и я увидел, что внутри все очень маленькое. Только один раз в жизни я видел такой домик, это был кукольный дом в саду у Камиллы, моей двоюродной сестры, которая живет в Телемарке. Все здесь так напоминало обстановку внутри ее кукольного дома, что я даже испугался, а вдруг гномик пришел ночью и украл всю ее кукольную утварь. Но ведь отсюда так далеко до Телемарка. Нужно ехать много часов в машине, а гномы не могут водить машину. Нет, наверняка это просто случайное сходство.

Тут я заметил и большую гору блинчиков. Но они стояли не в каком-то там меню и даже не на плите, а на маленьком столике, рядом с банкой варенья.

Мы уселись на зеленые стулья и взяли себе по блинчику. Поскольку было столько разговоров о лесной землянике, мне захотелось узнать, было ли и вправду что-нибудь лесное в этом земляничном варенье. Лучше бы я об этом не спрашивал, потому что гномик погрустнел.

— Должен уточнить: я ем землянику только из своего сада. Но время от времени случается, что среди ягод попадаются такие зелененькие иголочки…

Он покачал головой.

— Кристоффер Поффер, — сказал он. — Я заключил торжественный договор со всеми лесными иголками, чтобы они держались подальше от моего садика. Одновременно я дал им разрешение залетать в нос и в уши всех маленьких принцев, которые откажутся кушать мое земляничное варенье.

Я тут же поспешил пообильней полить блинчики вареньем, потому что, как мне показалось, у меня зачесалось, засвербило в носу.

— Ну, как тебе понравились блинчики? — спросил он после того, как мы скушали по четыре, а может быть и по пять блинчиков.

— Очень вкусно, — ответил я.

Но гномику мой ответ не понравился.

— Ты кажется не расслышал, что я сказал, — заметил он.

— Как понравились блинчики, — ответил я. — И если кто-нибудь меня спрашивает: «Как тебя зовут?» Я отвечаю: «Кристоффер». Нельзя же ответить, например: «Мама обычно зовет меня домой по многу раз».

Если честно признаться, мне и в самом деле было невдомек, как я должен был ответить на этот вопрос.

— На пять с плюсом, — попытался было исправиться я.

Умпин бросился убирать со стола.

— Тогда ты кушаешь здесь блинчики в последний раз, — проворчал он. — Совсем недавно у меня в гостях был другой принц Поффер и сказал, что я — настоящий волшебник в отношении блинчиков, прямо на все сто.

И тут меня осенило.

— Конечно же, я имел в виду, что ты — волшебник на пять с половиной сотен.

Тут Умпин заплясал вокруг стола, подскочил ко мне и поцеловал в щеку.

— Ну, вот и хорошо, а теперь мы можем выпрыгнуть прямо в летний день и начать ловить головастиков.

И он схватил банку из-под варенья, которая стояла на лавке.

Головастики

Мне доводилось множество раз бывать в лесу у тритоньего пруда, но сегодня здесь все казалось необычным. Деревья были ослепительно зелеными, а небо синее-пресинее, как на картинке. Кроме всего прочего, никакие веточки и иголочки не кололи меня, хотя я шел босиком.

Гном лег на живот и принялся смотреть на головастиков.

— А ты и раньше знал, что из головастиков могут получиться лягушки? — спросил он меня, наклонив голову близко-близко к воде.

На это я даже не стал отвечать, это и так ясно. Вместо этого я сказал:

— Нужно поймать очень-очень много головастиков, чтобы получилась целая лягушка.

Тут Умпин поднял вверх свою банку и показал, что трех головастиков он уже поймал.

— Но тебе, наверное, неизвестно, что если лягушку поцеловать, она станет принцем, а принцы живут в больших замках, в которых всегда случается много необыкновенного.

И это мне было известно. Однажды дедушка рассказал мне сказку о том, как одна лягушка стала принцем только потому, что какая-то девчонка-воображала поцеловала ее в мордочку. Но если бы я признался, что и это мне известно, ясное дело, гномик обиделся бы из-за того, что я знаю не меньше его, если же сказал бы, что не знаю этого, он считал бы меня совсем глупым. К счастью, отвечать не пришлось, так как в это время Умпин вытащил банку из воды. В ней было множество головастиков.

— Надо пошевелить в банке волшебным прутиком, — сказал он.

Я пошел по тропинке и нашел подходящий прутик. Правда, я не знал, волшебный ли он. Пока не испытаешь, не узнаешь.

Прутик оказался волшебным. Не успел Умпин опустить его в банку, как все головастики превратились в одну большую лягушку.

— Вот это да! Красота! — воскликнул он и помахал прутиком в воздухе.

Мне лично никогда лягушки не казались особенно красивыми. Мне всегда гораздо больше нравилось смотреть на головастиков.

Лягушка выпрыгнула из банки, уселась на камень и уставилась на нас. Сердце у нее так бешено колотилось, что животик у бедной лягушки все подымался и опускался: туда-сюда, туда-сюда. Рядом стояла банка с водой, там теперь оставался только один головастик.

— Но мы сделали только полдела, — пробормотал Умпин.

Сначала я не понял, о чем речь.

— Кто из нас поцелует лягушку? — продолжал он.

— Чур, не я! — закричал я, потому что у меня не было ни малейшего желания целовать мерзкую лягушку.

— Мы ОБЯЗАНЫ ее поцеловать, если хотим, чтобы она превратилась в принца. Весьма странно, что тебе противно поцеловать лягушку.

— Почему это?! — спросил я, чуть не плача.

— Потому что когда-то ты и сам был лягушонком, — сказал Умпин и коснулся меня волшебным прутиком.

Тут я расплакался.

— Я… никогда… никогда не был никаким лягушонком, — смог я произнести, наконец.

Вместо того, чтобы успокоить меня, гномик только покачал головой.

— Кристоффер Поффер, — произнес он. — Разве мы не договорились, что ты настоящий принц? Или я угощал тебя своими замечательными блинчиками по недоразумению?

Я так и замер на месте.

— И разве мы не договорились, откуда берутся принцы? — продолжал Умпин нетерпеливо.

Эти слова поразили меня как громом.

— Разве не ясно, что когда-то ты был лягушонком?

И он посмотрел на меня своими черничными глазами. Я не удивился бы сейчас, если бы они вышли из орбит и покатились бы по лесу.

— Я появился из маминого живота, — сказал я. — А туда я попал, потому что папа поцеловал ее. Ведь когда он поцеловал ее, к ней в животик попало несколько таких маленьких штучек.

Мне и самому было ясно, что объяснение такое длинное, что смахивало на оправдание. Наверное, поэтому Умпин уселся на пенек и потер себе лоб, как будто бы очень устал. А лягушка важно восседала рядом на камне и продолжала пульсировать.

— Мы сразу же должны решить один важный вопрос, — сказал гномик. — Какие такие еще штучки, если не головастики, приплыли в животик твой мамы, когда твой папа ее поцеловал? И разве ее поцеловать лучше, чем лягушку? Кроме того, разве папа с мамой никогда не называли тебя, купая в ванне, своим лягушонком? И как ты думаешь, мог бы ты умудриться жить у нее в животе, если бы не умел плавать как лягушка?

Возразить мне было нечем, но я почувствовал, что ненавижу и эту мерзкую лягушку и упрямого гнома.

Умпин снова прикоснулся ко мне волшебным прутиком.

— Конечно же, ты можешь сколько угодно ненавидеть лягушку, — сказал он. — Но я хочу сказать тебе, что тебе нужно только совсем слегка чмокнуть ее в мордочку. Потому что, если ты не сделаешь этого, то мы никогда не доберемся до большого замка, в котором живет принц, и никакой сказки не будет!

Я понял, что выбора у меня нет. Если я не послушаюсь гнома, он может дотронуться до меня своим волшебным прутиком и превратить в лягушку. Ведь если лягушка может превратиться в принца, то, наверняка, и принц может превратиться в лягушку.

Тогда я лег на землю и поцеловал гадкую лягушку в саму мордочку, ощутив при этом губами слизь.

Каролюс