Сакариас Топелиус - Как портной пришил Финляндию к Швеции Страница 2

И стал спрашивать Тикка всех портных, какие только встречались ему на долгом его пути, что ж это такое телеграф. Никто толком ему ничего сказать не мог, и только в Нюстаде один из портных посоветовал:

– Сходи-ка в гавань. Там пришвартован небольшой пароход, который завтра выйдет в море с телеграфом на борту.

Тикка пошел в гавань, нашел небольшой пароход и увидел там большие бухты медной проволоки, которую готовились опустить в море.

– Можно мне поплыть с вами? – спросил Тикка капитана. – Я портной и уже однажды пришил Финляндию к Швециии.

– Раз ты такой славный малый, плыви с нами. Ты должен свершить еще один подвиг, – ответил капитан, который как раз случайно был в тот день в веселом расположении духа. На пароходе Тикка вместе с матросами разматывал проволоку. Пароход продвигался вперед, а телеграфный кабель тем временем постепенно сбегал с бухт в море. Пароход держал курс на запад, море порой менялось – то полный штиль, то сильное волнение. Если пароход шел медленно, кабель ложился легко, но когда налетал шторм, пароход набирал скорость, да такую, что, казалось, кабель вот-вот лопнет. Тикка неустанно следил за ним да трудился над еще одним своим великим портновским стежком. На третий день кабель был проложен и Швеция так крепко сшита с Финляндией, что шов этот еще и по сей день держится.

– Это счастье, что с нами был портной, – сказал капитан. – Отважный Тикка, ты заслужил награду. Чего ты желаешь?

– Я желаю, – ответил Тикка, – первым телеграфировать из Нюстада в Эрегрунд.

– Будь по-твоему, – таков был ответ. – В столь скромном желании отказать нельзя.

Пароход вернулся в Нюстад, и Тикка телеграфировал: «Крестьянин из усадьбы Анттила спрашивает, как поживает его сестра, мадам Андерссон, в Эрегрунде».

Через час пришел ответ: «Мадам Андерссон шлет привет и благодарит. Ей в горло попала лососья косточка, и мадам как раз возвращается от доктора, но теперь она поживает хорошо и пригласила мадам Рёрстранд на чашечку кофе».

– Выдай мне свидетельство, что я в самом деле получил эту телеграмму и что я пришил телеграфным кабелем Финляндию к Швеции, – попросил Тикка капитана.

Получил Тикка свидетельство и отправился назад в свое селение. Когда он проходил мимо торпа Вииттала, Майу мыла в ручье бидоны из-под молока. Работящая и веселая, такая нежная в своем бедном платьице, стояла она у ручья и так по-доброму, так тепло смотрела на Тикку, который, весь в поту и пыли, шагал по дороге!

– О, до чего ж у тебя усталый вид, – сказала она. – Не хочешь ли немного сыворотки – освежиться?

Тикка не возражал, и Майу побежала за кружкой своей прекрасной свежей сыворотки. У них на торпе была корова.

– Откуда идешь? – спросила Майу.

– Из Нюстада, я пришил Финляндию к Швеции, а теперь иду требовать, чтобы в воскресенье в церкви огласили мою помолвку с Ниллой из усадьбы Анттила.

– Знаю, – вздохнула Майу. – Счастья тебе, дорогой Тикка! У тебя – богатая невеста.

– Майу, – спросил Тикка, – посватайся кто-нибудь к тебе, потребовала бы ты в подарок от жениха полость из лисьих шкур, покрывало из птичьих хвостиков и ожерелье из настоящего жемчуга?

– А на что мне такие побрякушки? – удивленно спросила Майу.

– Ну а посватайся, Майу, кто-нибудь к тебе, послала бы ты его как последнего дурака бродить по свету и заставила бы его пришить два государства друг к другу?

Майу засмеялась.

– Матушка послала бы его вычистить собственные сапоги и причесать чуб.

– До свидания, Майу.

– До свидания, Тикка. Счастья тебе!

Всю ночь в одинокой лачуге Тикка не смыкал глаз – все о сватовстве думал. Наутро, а был как раз день Святого Михаила, оделся Тикка понарядней, положил в карман свидетельство капитана и пошел в усадьбу Анттила. Никку и Харьюс Мортен были уже там, скрипка – настроена на свадебный марш, а все – в ожидании: какое будет необыкновенное веселье, когда Тикке откажут и под звуки музыки с позором выставят за дверь. Одна Нилла не радовалась. Отец хотел выдать ее замуж за Харьюса Мортена, которого она терпеть не могла. И она уже подумывала: может, она станет счастливей, если выйдет замуж за скромного портного.

Тут появился Тикка и храбро прошел в горницу.

– Доброе утро, батюшка. Я здесь, собственно, по праву и требую, чтобы ты выполнил свое обещание. Вот прихожане – свидетели того, что Нилла должна стать моей женой.

– Так-так, – произнес, скорчив, как обычно, свою хитрую рожу, старик. Никку же меж тем снова начал настраивать скрипку. – Стало быть, сестрица моя в Эрегрунде попалась-таки на крючок. Славно будет узнать, как поживает эта скромница.

Тикка вытащил телеграмму из кармана и прочитал: «Мадам Андерссон шлет привет и благодарит. Она подавилась лососьей косточкой и как раз возвращается от доктора, но теперь она поживает хорошо и пригласила мадам Рёрстранд на чашечку кофе».

– Это еще что такое! – воскликнул, побагровев от злости, старик.

Меж тем Никку так сильно провел смычком по струнам своей скрипки, что одна из них лопнула. – И не стыдно тебе насмехаться надо мной!

– Вот мое свидетельство, – сказал Тикка и протянул старику бумагу.

Все столпились вокруг хозяина усадьбы Анттила, чтобы разглядеть диковинный документ. Харьюсу Мортену, который не умел читать, пришлось расспрашивать других, что там написано. А там было написано, что портной Тикка пришил друг к другу обе страны с помощью телеграфного кабеля, проложенного через море. Там было написано, что он собственной персоной запрашивал по телеграфу, как поживает мадам Андерссон, и затем получил нижеследующий ответ. Так что Тикка вовсе не хитрил; изворотливый старик был пойман в собственные сети, и ему пришлось признать, что у Тикки законные права на Ниллу. Никку спрятал скрипку с лопнувшей струной под мышку и незаметно скрылся. Но Харьюс Мортен надменно заявил, что не намерен уступать дорогу такому вот ничтожеству. Нилла тоже должна сказать свое веское слово.

Нилла и в самом деле хотела сказать свое слово, но только в пользу портного. Колокольня нежнейшим взглядом смотрела теперь сверху вниз на стог сена и уже протягивала, словно два флагштока, свои длинные руки, чтобы обнять Тикку. Но он, отступив назад, сказал:

– Спасибо вам, батюшка, за то, что вы хотите отдать мне Ниллу в жены. Но дела нынче обстоят так, что я этого больше не желаю. Слишком долго бегал я, как последний дурак, ради нее и ради вас по свету. Она слишком высока для такого малорослого парня, как я. Отдай ее в жены тому, кто больше ей под стать. Прощай, батюшка, прощай, Нилла. Останемся до конца добрыми друзьями.

Неожиданно стог сена исчез – будто ветром сдуло, и колокольня осталась одна в своем гордом величии. Прихожане шептались, поглядывая на старика, и скалили зубы. Старик так и затрясся от злости и с досады швырнул трубку. Ударилась о плиту его лучшая трубка да и разбилась. Беда ведь редко приходит одна.

Однако все в селении знали, что Тикка посватался к Нилле, но не все знали, что он отказался от своей невесты. Велико же было удивление, когда в воскресенье после дня Святого Михаила в церкви была объявлена помолвка портного, честного и овеянного славой Иошуа Тикки, с торпарской дочкой, честной и добродетельной Марией Вииттала.

– Вот парочка так парочка – одно конопляное зернышко женится на другом, – одобрительно кивали люди, – разве конопляное зернышко подходит к сосновой шишке, разве могут они ужиться в одном гнезде?

Тикка и Майу зажили счастливо. Одинакового роста – не надо одному смотреть сверху вниз на другого, одинаково работящие. Свою старую ветхую лачугу они починили и покрасили. На окошке у них цвели бальзамины, а три тучных коровы кормили Тикку и его жену молоком да маслом. Нилла же – колокольня – с досады вышла замуж за Харьюса Мортена, и хоть Никку и сыграл им свадебный марш, это счастья не принесло. Мортен промотал наследство жены, которое она получила после смерти богатого крестьянина из усадьбы Анттила, и заложил жемчужное ожерелье Ниллы за домотканую куртку у Тикки. Покрывало же из птичьих хвостиков использовали вместо пугала, а моль съела полость из лисьих шкур.

– Не плачь, Нилла, – сказала Майу. – Я сшила новую юбку твоей старшей дочке, а в следующее воскресенье приведи к нам вечером детей, они смогут сплясать сельскую польку под гармонику Тикки.

Так что колокольня по своей бедности стала ниже стога сена, хотя стог сена так и не дорос до высоты колокольни. А когда Тикка и Майу, маленькие и пригожие, словно куклы, семенили по церковному холлу, жители селения говорили:

– Два сапога – пара.

А Швеция и Финляндия пришиты друг к другу горами на севере, кабелем Тикки и многим-многим другим.