Братья Львиное Сердце (перевод Б.Ерхова) - Линдгрен Астрид Страница 2

— А два дня ты выдержишь и один, — продолжал он, — Будешь лазать по деревьям, разжигать костры в лесу или удить рыбу в речке. Ты ведь всегда об этом мечтал? И как раз, когда вытянешь окуня, прилечу я, и ты, наверное, скажешь: «Что за оказия? Ты уже здесь, Юнатан?»

Я подумал, что два дня я как–нибудь выдержу, перестал плакать и сказал ему:

— Но все–таки лучше, чтобы ты оказался там заранее.

Чтобы это ты сидел там, у речки, удил рыбу и ждал меня.

С этим Юнатан согласился. Он замолчал, долго глядел на меня, и я понял: ему тоже невесело. А потом он сказал тихо и серьезно:

- Но на самом–то деле жить здесь придется мне. Без моего Сухарика. Может, все девяносто лет.

Вот как мы тогда думали!

Глава 2

Сейчас я подхожу к самому трудному. К тому, о чем не в силах даже думать. И не могу не думать.

Юнатан! Мне кажется, что он до сих пор со мной, что он по–прежнему сидит возле меня вечерами, ходит в школу, играет с ребятами во дворе, греет для меня ночью воду … Но нет, все теперь не по–прежнему … совсем не так.

Юнатан уже в Нангияле.

Мне трудно, я не могу, нет, я не в силах даже рассказывать. Вот что было напечатано тогда в газете:

«Необычайной силы пожар, разразившийся вчера вечером в нашем городе, сровнял с землей одно из многоэтажных деревянных строений квартала Факельросен и вызвал трагическую потерю человеческой жизни. Тяжело больной 10–летний мальчик Карл Лев находился в момент загорания один в квартире на третьем этаже. Несколько минут спустя к дому прибыл подоспевший из школы брат мальчика, 13–летний Юнатан Лев. Он сразу ринулся в объятое пламенем здание. Еще мгновение – и нижний пролет лестницы превратился в море бушующего огня, отрезанным же от выхода не оставалось ничего иного, как искать спасения через окно. Многочисленные очевидцы трагедии, столпившиеся во дворе, с замиранием сердца наблюдали, как – летний юноша, уже ощущая за спиной дыхание пламени, взял брата на плечи и бес страшно прыгнул вниз. При ударе о землю он получил тяжкие увечья и скоропостижно скончался. Младший же брат, защищенный его телом, напротив, не пострадал совсем. Мать обоих мальчиков – она швея – находилась во время происшествия у заказчицы и, узнав о постигшем ее несчастье, впала в обморочное состояние. Причины пожара выясняются».

На другой странице газеты тоже было напечатано о Юнатане. Вот что писала его школьная учительница:

«Милый Юнатан Лев, не правильнее ли было называть тебя Юнатан Львиное Сердце? Если бы ты был жив, то, на верное, вспомнил, как мы читали в учебнике по истории о храбром английском короле Ричарде Львиное Сердце. Ты бы вспомнил, как сказал тогда: «И представить невозможно, каким же нужно быть храбрым, чтобы о тебе потом написали в учебнике по истории, мне таким никогда не стать». Милый Юнатан, даже если о тебе не напишут в учебниках по истории, в решительный момент ты оказался настоящим храбрецом, ты — герой, не хуже всех других. Твоя старая учительница никогда не забудет тебя. Твои товарищи долго будут пом нить о тебе. Наш класс опустел без веселого, славного Юнатана. Увы, те, кого любят боги, умирают юными. Покойся в мире, Юнатан Львиное Сердце!

Грета Андерсон».

Вообще–то она порядочная зануда, эта Юнатанова учительница. Но она любила его, ведь Юнатана любили все. И она хорошо придумала про Львиное Сердце, по–настоящему хорошо.

Наверное, не было человека во всем городе, кто бы не оплакивал Юнатана и не думал про себя, что лучше бы вместо него умер я. По крайней мере так считали все тетки, что вечно толкутся у нас со своими отрезами, кружевами и всякой дрянью. Проходя через кухню, они поглядывают на меня и вздыхают. «Бедная фру Лев! И надо же, чтобы несчастье случилось с таким замечательным юношей, как Юнатан» так говорят они. Или еще что–нибудь в этом роде.

Мы живем теперь в соседнем доме. Точно в такой же квартире, как наша прежняя, хотя на этот раз на нижнем этаже. В городской богадельне нам выделили подержанную мебель, и еще кое–что дали мамины тетки. И я лежу точно на такой же лавке, как прежде. Да и все вокруг почти так же, как прежде. И все по–другому. Без Юнатана. Никто не сидит возле меня по вечерам и не рассказывает разные истории, мне так тоскливо, что от этого даже больно в груди, я лежу и все время шепчу про себя последние слова Юнатана. Он сказал их перед тем, как умер. Когда мы с ним лежали на земле. Он лежал лицом вниз, но кто–то подошел и перевернул его. Из уголка рта у него бежала кровь. Но было видно, как он силился улыбнуться, и наконец ему удалось выговорить: «Не плачь, Сухарик, мы увидимся в Нангияле».

Больше он ничего не сказал, закрыл глаза, подошли люди и унесли его.

Что было затем, я бы и из памяти хотел выкинуть. Но страшное и злое забыть не так–то просто. Помню, я все лежал на лавке и думал о Юнатане, пока голова у меня не начинала раскалываться. Я так тосковал по нему. И еще я боялся: а вдруг его рассказы про Нангиялу — неправда? Вдруг это всего–навсего одна из удивительных историй, которые Юнатан любил придумывать? Да, и еще в эти дни я много плакал.

Но потом Юнатан появился и успокоил меня. Да, да, он появился, и как же это было здорово! Все сразу стало, как прежде. Он догадался там, в Нангияле, каково мне тут, и решил, что неплохо бы меня немного поддержать. Поэтому–то он и оказался здесь снова, и теперь я уже не тоскую, как раньше, теперь я только жду.

Это произошло на днях, вечером. Я был дома один, лежал и плакал и не могу описать, каким я себе казался разнесчастным, больным и отчаявшимся. Окно кухни было открыто настежь, ведь стояли как раз те самые прекрасные теплые вечера, какие бывают весной. До меня доносил ось воркование голубей. Здесь, на заднем дворе, их полным–полно, и весной только и слышишь, как они воркуют.

Тут оно и случилось.

И хотя я лежал, уткнувшись лицом в подушку, и плакал, но все равно услышал воркование совсем рядом и, когда поднял голову, увидел: на подоконнике сидит голубь и смотрит на меня своими умными глазами. И не просто голубь, за метьте, а белоснежный, не серый, как остальные во дворе. Белоснежный голубь! Вы и представить себе не можете, что я почувствовал, когда увидел его. Ведь все получалось, как в той песне: «Тихий голубь влетит в твой дом».

Я хотел сказать что–то и не смог. Я лежал и слушал и в воркование голубя, или за воркованием, или уж не знаю как, услышал голос Юнатана. Хотя звучал он необычно. Словно кухню до краев наполнил тихий–тихий шепот. Стало страшно, как в сказке, и любой на моем месте испугался бы, но я–то не испугался! Наоборот, я обрадовался и готов был прыгать от радости до потолка. Ведь то, что я услышал, было просто замечательно!

Да, да, про Нангиялу все оказалось правдой. Все! Юнатан хотел, чтобы я поторопился, потому что в Нангияле было так хорошо, что и сказать нельзя. Подумать только, он и появиться там не успел, а его уже ждал дом, да, да, не квартира, а свой собственный дом, даже скорее усадьба. Она очень старая, рассказывал Юнатан, и называется Рыцарское подворье, а стоит она в Вишневой долине, ну не здорово ли все это! И представьте себе, первое, что он увидел, когда подошел к Рыцарскому подворью, была маленькая зеленая табличка на калитке с четко выведенной надписью «Братья Львиное Сердце».

— А это значит, что и ты будешь жить тaм, — сказал Юнатан.

Надо же, в Нангияле меня тоже будут называть Львиное Сердце. Я ужасно обрадовался: ведь, конечно же, я хочу, что бы нас с Юнатаном называли одинаково, пусть я и не такой храбрый, как он.

— Прилетай поскорее, — сказал напоследок Юнатан. - Если не застанешь меня дома в Рыцарском подворье, не пугайся, значит, я внизу на речке с удочкой.

И все смолкло, голубь замахал крыльями и полетел. Прямо над крышами. Обратно в Нангиялу.

А я лежу, как раньше, на лавке и только жду, когда полечу за ним. Наверное, найти дорогу будет не очень трудно. Юнатан сказал, что это совсем нетрудно. На всякий случай я записал адрес: