Али Саттар Атакишиев - Приключения Ибрагима Страница 20

— Табиб-Табибан, врач врачей! — зашептались обрадованные лекари. Они слышали это имя впервые, но, как нередко бывает, важная осанка и смелые речи пришельца заставляли их верить каждому его слову. — Слава аллаху, он принесёт исцеление, и мы сохраним на плечах свои головы.

Табиб-Табибан заметил на полу разбитую склянку, поднял её, понюхал микстуру и неодобрительно покачал головой:

— О великий Логман, что за лекари пошли! Как готовят они свои зелья?

— У меня хорошее лекарство, — робко возразил лекарь, предлагавший визирю микстуру. — Это лекарство изготовлено по древним книгам.

— Не смей нас порочить, — вмешался лекарь, который лечил порошками из копыта дикой свиньи. — Мы все носим почётное звание придворных лекарей.

— Знаю, знаю, — отмахнулся пришелец. — Это звание стоит тысячу динаров, и только.

Лекари загалдели, но визирь прикрикнул на них гневно и нетерпеливо.

— Эй, Табиб-Табибан... или как тебя там! — застонал он. — Что ты тут заводишь спор с этими бездельниками? Пришёл лечить, так лечи. И не спрашивай меня про мой недуг. Если ты врач врачей, то сам должен всё знать и видеть.

— Это верно, — важно отозвался Табиб-Табибан. — Я насквозь вижу любую болезнь. Сейчас я её отыщу, куда бы она ни запряталась.

Засучив рукава, новый лекарь приступил к делу: нащупал пульс, посмотрел на язык, так сдавил визирю живот, что тот только охнул.

— Э-эх... — покачал головой лекарь. — Плохи твои дела, аппетит у тебя разросся, наверно, караваны добра сожрал. Смотри, как бы не задушил он тебя.

— Что-о? — Визирь, не совсем понявший намёк, грозно сдвинул брови.

— Говорю, съел ты непомерно много, — уже другим тоном произнёс Табиб-Табибан. — Болезнь такую я назвал. Очень страшная болезнь, немало таких, как ты, от неё переселились в другой мир. На, съешь-ка эту грушу, сразу почувствуешь себя здоровым.

И, вынув из кармана грушу, он протянул её визирю.

Коварный визирь, сделавший немало зла на своём веку, теперь постоянно боялся, чтобы его не отравили. Он опасливо покосился на грушу, но не взял её.

— О великий, тогда придётся прибегнуть к другому средству, — сказал Табиб-Табибан, достал из сумки громадную клистирную кружку и начал разматывать длинную трубку с наконечником.

— Ой, не надо! — испуганно закричал визирь, защищаясь руками, как от нападения. — Что угодно, только не это! За дни моей болезни проклятые лекари этой штукой весь жир с моих внутренностей смыли. Давай, давай твою грушу!

— Слава аллаху, что вразумил тебя. На, ешь, и сразу станет легче и веселее...

Визирь схватил грушу, надкусил её и, мгновенно перекувырнувшись в воздухе, встал на троне вверх ногами.

— Вай, что это со мной? Вай, помогите! — завопил он.

Придворные лекари подняли крик. Стража кинулась помогать визирю. А Ибрагим смотрел на дрыгавшего ногами визиря и заливался хохотом.

— Ну что я тебе говорил? Сразу стало веселее! — И новый лекарь сорвал фальшивые усы и бороду и заблеял.

Услышав ненавистное блеяние своего врага, визирь пришёл в такую ярость, что забыл обо всём остальном.

— В зиндан его! Изжарить на раскалённых углях! — вопил он в то время, как стражники изо всех сил пытались поставить его на ноги. Это никак не удавалось, визирь то и дело поворачивался вниз головой, ударяя окружающих ногами по лицу.

— Я готов, — отозвался Ибрагим, снимая плащ, и остроконечную шапку. — Но ты, визирь, не так умён, как тебе кажется. Ведь если ты казнишь меня, придётся тебе до самой смерти плясать вниз головой. Ни один человек на свете, кроме меня, не сумеет поставить тебя на ноги.

Эти слова привели визиря в исступление. Он стал бешено кувыркаться и прыгать, чтобы выпрямиться, но лишь потерял равновесие и свалился с трона. На полу он тоже оставался вниз головой и, дрыгая ногами, побежал на руках по тронному залу. Лекари и стражники толпой побежали за ним, но, не зная, как помочь и увёртываясь от ударов, лишь галдели да охали.

Наконец визирь устал и начал умолять Ибрагима:

— Прости меня, о Ибрагим! Я дам тебе столько золота, сколько весишь ты сам, поставь меня на ноги.

— Как ты расщедрился! — усмехнулся Ибрагим. — А где ты добыл это золото? Почему это ты распоряжаешься им? — И уже другим, властным тоном Ибрагим приказал: — Тотчас верни мне свирель и папаху!

Визирь не двинулся с места.

— Живо! — сказал Ибрагим.

— Зачем они тебе? Ведь у тебя будет золото...

— Вернёшь или нет?

— Папаха... у меня за пазухой. Ибрагим достал папаху.

— А свирель?

— Она... в кармане.

Ибрагим достал и свирель, а после подозвал одного из лекарей, боязливо наблюдавшего за этой сценой.

— Дай-ка ему съесть это яблоко.

Лекарь поднёс яблоко ко рту визиря. Визирь стиснул зубы и с мычанием отвернулся.

— Ешь, ешь! Твоё спасение только в этом! — прикрикнул Ибрагим.

Опасливо покосившись на яблоко, визирь зажмурился, откусил от него кусок и проглотил, не разжёвывая. Мгновенно таинственная сила перевернула его в воздухе, он побежал, подхватил по пути свою корону и уселся на троне.

— Ну-ка сойди с трона! — приказал Ибрагим.

Визирь и не пошевелился. Его злые, налитые кровью глаза забегали и остановились на стражниках.

— Взять его!..

Стражники со всех сторон стали наступать на Ибрагима. Визирь, скрестив руки на груди, торжествующе улыбался. Папаха-невидимка его не пугала: он уже знал, как можно поймать Ибрагима сетью. Что же касается свирели, визирь попросту не верил, что она на что-нибудь годна. Пытался же он сам играть на ней, но не выдул даже звука.

Ибрагим спокойно поднёс свирель к губам, раздалась весёлая плясовая. Тотчас ураганный ветер распахнул широкие окна, сорвал тяжёлые занавеси. Три брата-дива ворвались через окна в зал и стали так лихо отплясывать, что в одном месте треснула стена.

Неожиданное появление и страшный вид гигантов, рогами царапавших потолок, ввергло всех в невиданный страх. Стражники и лекари забились в разные углы. Ибрагим перестал играть, с поклоном возвратил дивам свирель и папаху.

— Спасибо, добрые дивы, храните эти чудесные вещи так, чтобы они никогда не попали в руки жестоким людям.

Потом Ибрагим подошёл к визирю, забравшемуся с перепугу с ногами на трон.

— Ты слишком жестоко относился к людям. И мне причинил немало зла. Ты мучил самого дорогого для меня человека — мою невесту. А что сделал с её отцом?..

Визирь, лихорадочно что-то замышлявший, неожиданно выхватил кривой кинжал и прыгнул на Ибрагима. Но юноша успел крепко стиснуть руку, занёсшую кинжал, стал с силой отгибать её назад. Визирь противился изо всех сил, пока рука его не коснулась горевшей на высокой подставке свечи. Взвыв от боли, визирь выронил кинжал. Ударом ноги Ибрагим отбросил кинжал далеко в сторону.

С удвоенной яростью визирь пошёл на Ибрагима. Отскочив, Ибрагим дёрнул узкую ковровую дорожку, по которой крадучись подбирался к нему визирь, и тот, потеряв равновесие, перекувырнулся через голову, растянулся на мраморном полу.

Дивы от восторга захлопали в ладоши и запрыгали, как дети на цирковом представлении. Криком и визгом встречали они каждую удачу Ибрагима. Младший из них подпрыгнул от восторга так высоко, что рога его застряли в потолке. Чёрный див еле стащил его на пол.

Взбешённый неудачами визирь схватил с пола свой кинжал и бросил в Ибрагима, целясь прямо в голову. Юноша пригнулся, и клинок, пролетев над его головой, вонзился в колонну. Визирь набрал в лёгкие воздуху и опять двинулся на своего врага. Ибрагим подпрыгнул, уцепился за большой, свисавший с потолка канделябр и, раскачавшись на весу, с такой силой ударил визиря ногами в грудь, что тот навзничь свалился на пол.

С проклятиями визирь вскочил на ноги, подхватил брошенную кем-то из стражников секиру, замахнулся... Взвившаяся в воздух секира так и осталась в его руках, но зато рассекла туго натянутый позади канат. Заскрипели невидимые блоки, и под ногами визиря неожиданно раздвинулся скрытый под ковром люк. Не успев даже вскрикнуть, визирь вместе с ковром полетел в глубокую тайную яму.

Снизу донеслось яростное рычание. Ибрагим подбежал, глянул вниз. Яма была клеткой. На дне её дрались тигры...

Ничего больше не осталось у Ибрагима: ни колдовского перстня, ни свирели с папахой.

А сам Ибрагим бродил по окраине деревни, по распаханному полю, где некогда открылся ему волшебный клад Сулеимана.

Далеко во все стороны раздвинулось за это время поле. Много земли перепахали крестьяне и стёрли знаки, оставленные Ибрагимом. В какую сторону ни погляди — до самого горизонта тянулись ровные полосы свежевспаханной плодородной земли. Она снова надёжно скрыла сокровища древнего царя Сулеимана. Легко Ибрагим нашёл их, легко и потерял.

Но не о сокровищах думал он сейчас. Он пришёл на поле, которое отныне станет главным его богатством: ведь у Ибрагима теперь была большая семья — бабушка, юная Нурджахан, прекрасная, как принцесса, но такая же бедная, как и сам Ибрагим, и ещё старый слепой отец Нурджахан...