Амалдан Кукуллу - Истории мудрого странника Страница 20

– Итак, слушай... Как ты уже видел, я – мясник, имею свою лавку. Покупаю живность, режу, как учил меня мой дед, и продаю. Барыши на этом деле неплохие, слава Богу! Все у меня было. И дом каменный, и казна, и ковры. Как говорится: живи и никому не завидуй. Если у меня спросишь: куда все это делось? – ты будешь прав. Теперь же, как ты видишь сам, живу я в этой низкой сакле и в ней пусто: четыре стены, два стареньких коврика, на которых спим я и сын мой... Лучше бы родила мне жена камень, чем такого сына... Сначала все было хорошо, но случилось так, что сын мой сдружился с ничтожными людьми и сам стал таким же, как они. Стал с ними в джай играть на деньги. Первый раз он попросил у меня десять золотых монет, потом – пятьдесят, затем – сто. И дошло до того, что он все стал таскать из дому и проигрывать... Правду говорит народ: упустил голову – за хвост не удержишь... Так у нас и получилось: вовремя не удержали сына от всего этого, а потом уже и не смогли, как не старались... Все, что было дома, проиграл. Всех нас раздел и разул... Женили мы его. Нашли красавицу из красавиц... Думали, ради жены и любви к ней перестанет в джай играть, поумнеет. Где там: горбатого и прямая дорога не сделает прямым... Проиграл он такому же, как и он сам, подлецу, жену свою... О, бедная! Как она плакала, как билась головой о землю, о стены, о стол – у увидевшего все это сердце пополам лопнуло бы. Не давали мы невесту свою отвести к тому, кто выиграл ее, а он – да чтобы сдох! – достал нож и говорит: «Уйдите, не мешайте... Я проиграл ее... Будете вмешиваться – убью всех и ее убью!.. Какая разница, с кем будет жить!» Так силой и угрозой связал жене руки, а рот заткнул грязной тряпкой, чтобы не кричала, и поздно ночью отвел... Это еще полбеды, полгоря!

Однажды он проиграл и родную мать, молоком которой был вскормлен. Да чтобы собственной кровью ему захлебнуться! Пришел он домой, и все вокруг матери своей ходит. А в кармане нож держит... Хочет мать родную убить. Она на кухне обед для него готовила. Дома никого не было... Догадалась мать, что сын неладное задумал – убить ее хочет, и пропела из одной песни такие строки:

Воды из арыка можно испить,пустыня, поверьте, вам горло иссушит.За золото можно полмира купить,но мать и отца ни за что ты не купишь.

Когда сын услышал, о чем пропела мать, не выдержал, расплакался, хлопнул дверью и пошел к тому, кому проиграл жизнь матери, и говорит: «Не могу мать убить, рука не поднимается. Хочешь, я вместо матери отдам обеих сестер своих?»

Пока они договаривались, я и две дочери моих вернулись домой. Жена со слезами на глазах, вся бледная, как зола, рассказала, как сын хотел убить ее... Не стал я мешкать, собрал жену и дочерей в дорогу и тайком отправил их к теще. Пришел сын в тот вечер поздно, увидел, что ни сестер, ни матери нет дома, и пристал ко мне: «Где сестры мои, – кричит и трясет меня за ворот. – Я договорился за жизнь матери отдать сестер своих... Где? Где они?!» А я ему: «Сам не знаю, куда уехали». А он: «Знаешь, знаешь! Где, говори!» Долго он колотил и тряс меня. Но я так и не сказал правду. Разозлился он, ударил меня по голове, плюнул в лицо и ушел. Три дня, три ночи не приходил... Думал что, наконец-то кто-то убил его, подлеца. Но нет, пришел на четвертый день ко мне в лавку и потребовал пятьсот золотых. Говорит: «У кого хочешь, займи и дай, иначе убью!» Ничего не оставалось делать. Занял и дал.

Видит он, что из дома нечего уже таскать, стал в лавку ко мне приходить и всю выручку подчистую забирать. Задолжал я, продал свой дом, отдал долги, а на оставшиеся деньги купил вот эту саклю, вот и живу в ней, как видишь.

Люди советуют и мне тайком от сына – да чтобы ему сойти в могилу – уехать в другой город. Ибо от него так не избавишься. И вот я решил скрытно от сына накопить немного денег, продать свою лавку и уехать. Скоро уже три месяца будет, как я задумал это дело. Но сын – да чтобы ему кровью харкать и умереть – каждый день приходит в лавку, пугает меня, а иногда и бьет и забирает всю выручку. Устал я от такой жизни. Иногда думаю покончить с собой.

Мясник заплакал, обнял пахаря и говорит:

– О, человек правды, дай совет мне: что делать дальше, как жить?

Не успел пахарь и рта открыть, как в саклю вбежал сам сын мясника. Подбежал он к отцу, схватил его и говорит:

– Хоть сверху земли, хоть снизу, откуда хочешь достань мне пятьсот золотых.

– Где же я тебе достану! Никто мне больше в долг не даст. Да и рассчитываться нечем, – взмолился мясник.

Тогда сын мясника пристал к пахарю – гостю дома.

– Откуда у меня деньги, я бедный странник, – сказал пахарь.

Сын мясника схватил гостя за ворот и выставил на улицу, а вслед и посох, и пустой хурджун выбросил.

Поднял пахарь с земли свой хурджун, взял в руку посох и поспешил быстрее уйти от греха подальше. А из сакли бедного мясника доносились крик и плач. Это кричал сын, а отец умоляюще плакал.

«Да что же это такое: сколько исходил дорог, скольких встретил людей, и у всех горе, одно хуже другого! – думал так пахарь, шагая по пыльной дороге. – Наверное, только падишахи живут без горя!.. Пойду-ка прямо к какому-нибудь падишаху, – решил пахарь, – узнаю, есть ли у него горе?! У него-то наверняка не будет горя».

Как решил, так и сделал.

Семь дней и ночей находился пахарь в пути. Семь перевалов прошел, семь раз в ущелье спускался и семь раз поднимался, у семи рек отдыхал и семь раз чинил свои чарыки и вот прибыл в большой город. Спросил он у горожан, где находится падишахский дворец, и заспешил туда. Не успел пахарь пройти и трехсот шагов, как издали увидел высокие дворцовые стены. Подошел он к чугунным воротам и постучался. Слуги открыли маленькую дверь и спросили:

– Зачем пришел?

Пахарь рассказал, что он чужестранец и что лично хотел бы поговорить с падишахом. Слуги доложили падишаху, тот разрешил, и перед ним открылись двери во дворец. Пахарь как вошел, так и ахнул от удивления. Его глазам предстала такая красота, какую он никогда еще не видывал. Повсюду благоухали цветы, всюду журчали прозрачные ручьи, струились фонтаны, деревья макушками доставали небо, и росло на них множество разных плодов – только смотри и будешь сыт. С ветки на ветку перелетали изумительные птицы и щебетали на разные лады. Пахарь так засмотрелся на эту красоту, что на время даже забыл, где он и зачем пришел. Внезапно до его слуха донеслись звуки музыки, песни и хлопанье в ладоши. Пахарь повернулся и увидел на лужайке беседку, огороженную низенькой каменной стеной. А в беседке веселились какие-то люди. Пахарь собрался было подойти к ним в надежде на то, что среди этих людей есть и падишах, но в это время царский слуга предложил ему идти прямо по дорожке.

– Падишах у себя на хейвуне, – сказал он.

Пахарь, оглядываясь по сторонам, незаметно дошел до огромного каменного дома. Когда пахарь поднял голову вверх, чтобы посмотреть на росписи, которые украшали дворец, то на балконе увидел высокого, стройного человека красивой наружности с белой бородкой. Это был сам падишах.

– Здравствуй, чужестранец! – первым поприветствовал его падишах. – С чем пожаловал в мою страну?

Пахарь поначалу растерялся и не знал, что ответить. Но когда он понял, что к чему, отбил падишаху поклоны, пожелал ему долгих лет жизни и сказал:

– Я житель далекой горной страны, а вышел я в путь, чтобы узнать: есть ли на свете человек без горя?.. Вижу что, наконец, нашел человека без горя...

Тут падишах перебил его и сказал:

– Не спеши, человек правды. Лучше поднимись ко мне наверх и расскажи, какое у тебя горе? Где ты был, что слышал, что видел? А потом я расскажу о себе.

Пахарь поднялся на хейвун, еще раз поклонился и, сев на предложенное падишахом место, стал рассказывать, кто он, как живет, в каких землях побывал, каких людей встретил, что видел и что пришлось ему слышать.

– Но нигде я так и не встретил человека без горя, – заключил пахарь с досадой свой рассказ и добавил: – И тогда решил я пойти прямо к вам и спросить: есть ли у вас горе или нет? Думается мне, что у хозяина такого поистине райского сада не должно быть горя.

Падишах ударил в ладоши, и тут же перед ним предстал слуга и сказал:

– Слушаюсь и повинуюсь!

Падишах приказал расстелить скатерть и подать гостю угощение. Когда угощение было подано, падишах заговорил:

– Позволь мне, человек правды, посочувствовать твоему горю и горю тех, о которых ты только что поведал. Но я попрошу тебя, человек правды, набраться терпения и выслушать то, о чем я поведаю тебе.

Они уселись поудобнее, и падишах начал:

– Когда был жив мой покойный отец – чтобы прах его, воспоминаниями не побеспокоить! – сел я на своего коня и отправился в дальний лес на охоту. Ехал я по лесу и вдруг набрел на огромное дерево. Подъехал к дереву, спешился с коня и думаю: «Сяду в тени дерева, отдохну». Едва я привязал коня, как услышал женский стон. Я осмотрелся по сторонам и догадался, что крики доносятся изнутри этого дерева. Я обошел его вокруг, ища вход. Но входа нигде не было. А влезть на дерево я не мог, потому что его нельзя было обхватить. Рядом с деревом росло другое, гибкое. Я тут же догадался: чтобы влезть на огромное дерево, нужно пригнуть к нему растущее рядом гибкое дерево и влезть по нему. Я так и сделал. Когда я взобрался на огромное дерево, то увидел там дупло и заглянул в него. О, ужас! Мои глаза увидели чудовищное зрелище. Какой-то юноша в богатой одежде избивал розгами связанную по рукам и ногам девушку и приговаривал: «Выходи за меня замуж! А то убью и здесь оставлю. И никто не узнает о твоей смерти. Выходи, говорю, за меня замуж!» А девушка кричит, стонет, заливается слезами и отвечает: «Убивай! Не пойду. Не пойду!» А юноша опять все сильней бьет розгами девушку и топчет ее грудь ногами. Устал юноша истязать девушку, вытер с лица пот и говорит: «Я завтра вновь приду и вновь буду требовать твоего согласия... Знай: или выйдешь за меня замуж, или обретешь здесь смерть!» Он собрался уходить, но тут заметил меня, натянул свой лук и выстрелил. Стрела угодила мне в ногу, и я свалился с дерева. Затем юноша выбрался наружу и, увидев меня, распростертого на земле, прыгнул и стал душить. В глазах моих все пошло кругом, все потемнело, казалось, что я испущу дух. Но тут рука моя коснулась стрелы, которая торчала в моей ноге. Я напряг все свои силы, вырвал ее и проткнул разъяренному противнику горло. Он разжал свои руки и свалился на землю, истекая кровью... Убил я его, затем приложил к своей ране траву, перевязал ее, и, вновь забравшись на дерево, спустился в дупло, где лежала связанная девушка. Когда я спустился, то увидел, что дно дупла обложено камнями, на полу рядом со связанной девушкой валяются десятка три розг.