Добровольский Н - Сказки Смоленского края Страница 23

 Наконец, встал главный министр, поклонился царю и сказал:

 — Ваше величество! Разрешите слово молвить. Можно еще налог на сон ввести. Ведь когда ваши подданные спят, они не работают и этим наносят казне вашего величества невосполнимый урон. Пусть хоть сотую часть этого урона они покроют налогом.

 Оживились министры. Ждут, что скажет царь. И вдруг замечают у царя слезы на глазах.

 «Его царское величество даже заплакало от радости»,— подумал главный министр и тут же стал придумывать себе награду.

 Но царь встал, поднял руки вверх и горестно промолвил:

 — Бедный мой народ! Как он страдает! До чего вы его довели! Крестьяне от зари до зари на полях работают, а мы у них все отнимаем. Горные люди белого света не видят, под землей мрут. Ремесленники с хлеба на воду перебиваются, охотники из-за нас в дебрях погибают. А мы вместо того, чтобы облегчение какое народу сделать, еще и налогами непосильными его обложили. Додумались даже с окошек и с дыма налог брать. А наш главный министр еще и на сон предлагает налог ввести.

 Министры прямо окаменели от этих слов. Неужели это царь говорит? Что с ним такое?

 Главный министр побледнел, говорит царю:

 — Ваше царское величество! Но ведь...

 — Молчи, гнусный вымогатель! — закричал царь и даже ногой в сафьяновом сапожке топнул.— На плаху тебя, на плаху!

 Хлопнул царь в ладоши. Увели главного министра. А царь уже новый указ дает: сейчас же разогнать гонцов во все концы страны, объявить народу, что сняты с него налоги на окошки и дым. Пусть живут в светлицах и печи топят, никого не боясь.

 Отдал царь эти приказы и в опочивальню ушел. Устал с непривычки-то о народе думать. Снял с головы шапку и вдруг спохватился: «Что это я там наговорил? С ума схожу, что ли?»

 Бросился обратно. Кричит министрам:

 — Отменяю свои указы!

 — Нет, нет, делайте так, как сказано было, да поживее!

 Нахлобучил впопыхах шапку и руками замахал!

 От волнения царь снова шапку снял. И опять у него мозги перевернулись. Стал свои приказы отменять и новые налоги придумывать.

 Тут все и догадались, что дело-то не в царе, а в шапке.

 Оно и на самом деле было так. Мелентьюшка неспроста велел людям весь припас для шапки самим найти и сделать. Пока они его добывали, о своем горьком житье-бытье думали, припас-то все их думы в себя и вобрал. Меха — охотничьи думы, самоцветы— горе горняцкое, полотно — беды крестьянские. А Мелентьюшка шапку так сшил, что кто ее ни наденет, так эти горе да беды и начинает чувствовать. А царь, как наденет шапку, так и берется о народе думать.

 Решили это дело проверить. Привели главного министра, надели на него шапку. Как начал он говорить, как стал за народ заступаться, так царь немедля приказал его палачу на руки сдать.

 Но виноваты-то во всем были шапка и тот, кто ее шил. Ведь от них крамола-то и пошла. И решили тогда сжечь на костре портного и шапку.

 Побежали за Мелентьюшкой, а его и след простыл. Не стал он палача дожидаться. Как шапку царю отдал, так и ушел в Синегорье. А туда царские приспешники и нос сунуть боялись.

 Пришлось одну шапку казнить. Согнали на площадь народ, запалили большой костер и с проклятиями в него царскую шапку бросили. Поднялось пламя выше колокольни. Да не простое, а в виде громадного огненного человека. Желтые волосы и борода по ветру развеваются, рваная рубаха рубином горит. На царя и министров жаром пахнуло.

 Загрохотал человек-огонь, словно громом ударило, взмахнул руками пылающими, метнул в царя и его приспешников горсть самоцветов из шапки. Замертво упали два самых злых министра, а царю один глаз осколком вышибло...

 Огонь тот в сердца многих людей попал. С топорами да пищалями ушли они в Синегорские леса на царя большую силу готовить.

КАК ПОП ОБМАНУЛ ТАРАСА ОДНАЖДЫ, А ТАРАС ЕГО ДВАЖДЫ

Жил мужик бедный, была у него жена, а детей не было. Прижился до того, что хлеба купить не на что. Но была у них корова.

 — Ну,— говорит мужик,— жена, поведем продавать корову, хлеба накупим.

 Повел мужик корову продавать. Едет поп с причетом из города, встретился с ним:

 — Здорово, Тарас!

 — Здорово, батюшка!

 — Куда ты это козу ведешь?

 — Батюшка, это ж корова!

 — Нет, свет, это коза! Вон и дьякон скажет, что коза!

 Дьякон говорит:

 — Право, коза!

 Мужичок смеется. А поп и говорит:

 — Это коза! Ты, брат, Тарас, продай мне козу — вот тебе три рубля за нее.

 Нечего делать мужику, он взял и продал корову вместо козы за три рубля и пошел домой. Приходит к жене и говорит:

 — Экая ты глупая: вместо коровы козу забратала!

 Жена напустилась на него:

 — Что ты, с ума сошел? Козы все дома, а коровы нет.

 — Ну, баба, что делать? Я продал ее попу, как-нибудь после разберемся.

 Приходит другое воскресенье. Тарас едет в город, зная, что поп со своими причетами зайдет в трактир обедать. Подговорил трактирщика:

 — Я выпью и закушу на гривенник, а ты говори на сто рублей.

 Так и сделали. А причты сидят и дивятся:

 — Во мужик Тарас: за один обед сто рублей проел, а мы вчетвером и то рублей десять не проели!

 Смотрят они в дырку из другого номера: чем это Тарас платить будет? Тарас притащил со двора колпак аршина в полтора, ударил по нему и говорит:

 — Что, трактирщик, заплачено?

 А тот ему:

 — Заплачено!

 Поп дивился. А Тарас в другой раз, третий раз по колпаку ударяет и говорит:

 — Что, заплачено?

 А трактирщик:

 — Заплачено.

 — Ну, молодец, Тарас,— похвалил трактирщик,— платить умеешь.

 Поп и говорит причтам:

 — Купим у Тараса колпак. Он нам очень нужен. Каждую поездку у нас будет дармовой обед в трактире. Ты, дьякон, клади двадцать пять рублей, дьячок положит двадцать пять, а я один — пятьдесят. За сто рублей он продаст нам колпак.

 Тарас едет домой, его догоняет поп.

 — Что, Тарас? Продай свой колпак нам, он нас будет выручать. Что ты за него возьмешь? Мы тебе, Тарас, дадим пятьдесят рублей серебром.

 — Нет, батюшка, нельзя никак отцовское благословение покидать: хоть раз случится в городе быть, так попью-погуляю!

 — Ну, послушай, Тарас, вот тебе сто рублей серебром.

 — Нет, батюшка, если хотите купить, то давайте сто пятьдесят рублей.

 — Ну, причты,— обратился поп к своим сослуживцам,— купим сейчас колпак, а то кто-нибудь даст дороже.

 Приезжает Тарас домой и говорит жене:

 — Ну, хозяйка, бранила ты меня, что я вместо козы корову продал, а я сейчас продал свой колпак за сто пятьдесят рублей.

 Тарас немного поправил свое хозяйство. А поп, дьяк и причты дождалися воскресенья и всей семьей— с женами, с детьми, с няньками — поехали в город. Заказали причты трактирщику обед на двести рублей.

 — Давай-ка нам на двести рублей попить-погулять.

 Поели.

 — Ну, господин священник, пожалуйте и расчет,— говорит трактирщик.

 Поп вылез из-за стола:

 — Сейчас!

 Принес со двора колпак да как ударит по нему кулаком:

 — Ну, трактирщик, в расчете?!

 — Нет, поп, подай деньги!

 Поп дал дьякону колпак. Дьякон бил-бил, все расчет спрашивают. Все стали бить колпак по очереди, а все расчет спрашивают. Пришлось складываться, немного заняли денег и заплатили трактирщику.

 Тарас свои деньги, вырученные за колпак, прожил и говорит хозяйке:

 — Что, баба? Умирай-ка ты, а я пойду за попом. Я ему скажу: — Батюшка, пожалуйте с покаянием. Моя хозяйка нездорова.

 Приезжает Тарас к попу. Поп спрашивает его:

 — Ну, что ты приехал?

 — Пожалуйте, батюшка, с покаянием: хозяйка умирает.

 Собрался поп и поехал к Тарасу. Приезжают. Хозяйка уже умерла и прибранная лежит.

 — Вот, батюшка, благословите-ка вы меня,— говорит Тарас.— У меня есть старинная дубинка. Я свою женку три раза ударю, и она оживится.

 — Ну,— говорит поп,— если это еще от старых отцов, то благословляю.

 Батюшка вышел в сенцы, а Тарас ударил по лавке возле жены три раза, жена и ожила. Поп обрадовался, входит в хату, а баба сидит на лавке. Дали ей водицы холодненькой напиться, она совсем отошла.

 Батюшка поблагодарил мужика и поехал домой. Дома он рассказал про этот случай своим причтам.

 — Как бы нам эту дубину купить? Мы б этой дубинкой оживляли мертвецов на похоронах. Сложимся и купим эту дубинку.

 — А вы, батюшка, съездите, поторгуйтесь!

 — Нет, поедем все туда.

 Приезжают они к Тарасу:

 — Что, Тарас, продашь нам эту дубину, что людей оживляет?

 — Продам!

 — Что ты за нее просишь?

 — Ах, батюшка, дадите пятьсот рублей?

 — Я,— говорит поп,— один положу двести пятьдесят рублей, а вы, причты, втроем двести пятьдесят рублей.

 Отдали деньги и дубину с собой взяли. Только они приехали домой, а к ним купец богатый.