Амалдан Кукуллу - Легенды народного сказителя Страница 23

Девушка некоторое время молчала, как бы осмысливая, что и как, а затем, улыбнувшись, сказала:

– Благодарю тебя, мой спаситель, за то чудо, что ты совершил, спас меня от чар колдуньи.

Затем она попросила юношу сесть, села сама и продолжила:

– Зовут меня Сурхесер... Вижу, добрый юноша, тебе хочется знать, кто я и как попала в этот огромный лес... Это лучше всего расскажут тебе мои друзья. Я их сейчас позову.

Девушка вырвала со своей головы волосок, дунула на него. Волосок поднялся к потолку и тут же исчез. Вскоре в хижину прибежали лесные звери, прилетели птицы, приползли змеи, даже жуки и муравьи пожаловали, и очень были удивлены, увидя девушку живой.

– Друзья мои, все ли собрались? – Сурхесер окинула всех взглядом и добавила: – Опять кита Сердара нет. Видимо, он с морем расстаться не может... Мои друзья, – продолжала она, – позвала я вас сюда, чтобы познакомить с моим спасителем. Это он, добрый юноша, поцеловал меня, бездыханную, и вернул мне жизнь... Но ему очень хочется знать, кто я и как попала в этот лес... И я вас, друзья мои, попрошу рассказать моему спасителю все, что знаете обо мне... Лохматый пес Кеск, начни ты... Ведь ты жил когда-то во дворце падишаха солнечной страны.

Лохматый пес Кеск пролаял трижды, призывая всех собравшихся ко вниманию, и начал свой рассказ:

– О, юноша, спаситель нашей прекрасной лесной царицы, то, о чем мы расскажем тебе, – это удивительная история. Итак, слушай!..

Первый рассказ лохматого пса Кеска

Жил я, лохматый пес Кеск, когда-то при дворце Бинесуб-падишаха. А падишахство его находилось в далеком солнечном краю. На весь мир славились чайные сады этого падишаха. Не было такой страны, откуда бы не приезжали в страну Бинесуб-падишаха, чтобы купить чай или обменять на него дорогие шелка, хрусталь, фарфор или множество других товаров.

Кто бы ни посещал падишахский дворец, каждый считал за честь погладить меня, угостить каким-нибудь лакомством. А сам падишах никогда не расставался со мной. Какие бы события ни происходили во дворце, обо всем я, лохматый пес Кеск, знал. Бывало, приедут купцы за товаром, а Бинесуб-падишах сядет на свой золотой трон, посадит меня к себе на колени, гладит и деловые разговоры ведет с заезжими купцами или какими другими гостями... Что и говорить, он очень любил меня. Детей ведь у него не было, и он забавлялся со мной.

Была у Бинесуб-падишаха жена, которую он безмерно любил. Звали ее Аер. Она нисколько не любила своего мужа, а только делала вид. Хитрая плутовка обманывала доброго падишаха. У нее чувство не в сердце покоилось, а на кончике языка. А язык – всем известно – в теплом месте находится. Иногда она подсыпала мужу в чай или в вино снотворный порошок и усыпляла его. А когда он, уставший от государственных дел, засыпал, она, путаясь ногами в подоле своего черного халата, прибегала в дом европейца по имени Мавр, что служил у Бинесуб-падишаха старшим охранником, и, сбросив с себя халат, оставалась у него до самого рассвета. А утром возвращалась в свои покои, давала мужу понюхать какую-то жидкость, он просыпался и со словами: «Моя любовь, моя умница!» – обнимал ее, гладил волосы.

Знали о бесстыжих делах Аер во дворце, но сказать, опечалить своего доброго правителя никто не решался.

Часто в часы отдыха мудрые советники рассказывали Бинесуб-падишаху сказки о коварстве женщин. Но, сильно любивший жену свою, он не мог понять намеков. А хитрая жена в таких случаях приносила в покои мужа на золотом подносе чай или вино и говорила:

– О, мой любимый, ты так устал от важных дел, на тебе лица нет... Выпей, утоли жажду и ложись отдыхать.

– Благодарю, моя любовь! – говорил падишах, целуя ее руки. А спустя какое-то мгновение он и вправду чувствовал, что устал и что ему хочется спать.

– Слуги! – кричал он в такие минуты, хлопая в ладоши. – Спать!.. Спать!.. – Слуги укладывали его на тахту, раздевали, и он тут же погружался в сон.

Шли годы... В падишахстве произошло большое событие: Бинесуб-падишах ждал от своей жены ребенка. Он был так счастлив, что все вокруг было озарено его радостью; вот только Аер стала раздражительной и без причины кричала на слуг, но искусно скрывала свое настроение в присутствии мужа.

Однажды я, лохматый пес Кеск, увидел такую картину. Аер вдруг почувствовала слабость и слегла в постель, а через некоторое время приказала слугам позвать к ней момой. Когда же та пришла, она сказала:

– Сделай так, чтобы все было хорошо, а не то велю отрубить тебе руку.

Поняла момой, в чем тут дело, и, налив в глиняную чашку воды, стала гасить в ней горящие лучинки и, воздев руки к небу, приговаривать:

– Во имя души огня и чистой воды, да будет исход благополучным!.. Аминь!.. Во имя души огня и чистой воды, да будет исход благополучным!.. Аминь!.. Единый Боже! Дай ей радость разрешиться...

И через несколько минут в комнате раздался детский крик. В семье Бинесуб-падишаха родилась дочь. Задумалась Аер – ведь заботы о дочери не входили в ее коварные планы, и приказала она слугам позвать к ней европейца Мавра. Когда он пришел, она спросила:

– Что будем делать с ребенком? Если оставим, то Бинесуб-падишах все свое богатство и любовь дочери передаст, а нам с тобой ничего не достанется.

Европеец с ухмылкой ответил:

– Нужно подкупить момой, чтобы она падишаху горестную весть принесла – будто ребенок мертвый родился, а девчонку в лес отнести и бросить. Тогда падишах тебя еще сильнее любить и жалеть будет, пока ты ему еще ребенка не родишь!

Недолго думая, бездушная Аер спрятала голого младенца под свой халат и пошла в лес. Побежал и я, лохматый пес Кеск, за ней. Бросила она девочку, а сама бегом, без оглядки заспешила во дворец.

Лежит младенец в кустах, плачет на весь лес, кулачками и пятками в небо стучит, словно у Бога защиты просит. А острые колючки до крови царапают нежное, беззащитное тельце. Вижу я, лохматый пес Кеск, как дитя мается и плачет, и тоже плачу.

«Нет, нельзя крошку оставлять в этом огромном лесу, – подумал я, лохматый пес Кеск, – нужно вытащить ее и во дворец отнести». Кое-как влез я, лохматый пес Кеск, в середину колючего кустарника и попробовал как-нибудь схватить младенца и вытащить. Схвачу зубами за руку – больно ей, она еще сильнее кричит. Схвачу за ногу – опять кричит. Тогда я, лохматый пес Кеск, схватил ее за горло, думаю – не станет тогда кричать. И вправду перестала она кричать, но изо рта пена пошла. Испугался я, как бы не задушить, и отпустил. Тогда я, лохматый пес Кеск, от отчаяния завыл, да так громко, что, наверное, Всевышний мою мольбу о помощи услышал и подсказал, что делать нужно: кое-как протиснулся я, лохматый пес Кеск, через кустарник, да спину под девочку подставил. Сжала она свои маленькие кулачки и за шерсть мою уцепилась; так, на спине, я ее и понес, боясь оступиться. Бегу, из ее ссадин кровь капает, а с меня пот ручьем течет. Долгой была дорога. Я, лохматый пес Кеск, в густом лесу даже заблудился, но как бы то ни было, добрел до родного дворца. Иду и думаю: «Прямо к своему хозяину в покои понесу и у ног брошу... Пусть знает, какую жену он любит».

Но когда я, лохматый пес Кеск, пролез через щель в дворцовых воротах и стал осторожно бежать с младенцем по дворцу, увидела меня жестокая Аер, отняла младенца и отнесла крошку в дом любовника. В это время я, лохматый пес Кеск, тайком подкрался к двери и слышу, как Аер говорит европейцу:

– Вот гадкий Кеск!.. Так он нас мог и разоблачить.

А любовник отвечает:

– Нужно девочку опять отнести и бросить в лесу. А с Кеском я сам разделаюсь...

И в тот же день жестокая Аер спрятала младенца под халат и опять отнесла в лес. А меня, бедного пса, схватили и бросили в холодный и темный колодец в саду.

Семь дней и ночей от холода дрожал я и голодом томился в этом колодце. На восьмой день случилось так, что садовнику понадобилась вода. Опустил он бадью в колодец, и едва бадья достигла уровня воды, я, лохматый пес Кеск, напряг весь остаток своих сил и тут же прыгнул в бадью. А когда садовник вытащил бадью наверх, я выпрыгнул на землю, стряхнул с себя воду, семь раз перевернулся через спину и во весь дух пустился бежать к лесу, вынюхивая след, который и привел меня в логово одной волчицы. Почуяла она, что я не просто здесь появился, а затем, чтобы младенца забрать. Выбралась из логова и со всей волчьей яростью бросилась на меня. Крепко, ой, как крепко мы тогда сцепились с ней, так крепко, что шерсть клочьями и с кровью от нас отлетала. Да-а, до тех пор дрались мы, пока, наконец, оба уставшие, не свалились на землю и не начали вести мирные переговоры. Я поведал волчице – а это была всеми уважаемая волчица Рухс, как бедная крошка попала в этот лес. Мы поняли друг друга, и я, лохматый пес Кеск, попросил волчицу Рухс разрешить мне жить у нее.

«Не хочу во дворец возвращаться. Злой и жестокий европеец все равно убьет меня», – помню, сказал я ей тогда. И она не возразила... Так вот я, лохматый пес Кеск, и расстался с богатым падишахским дворцом и любящим меня хозяином... А что было после того, как жестокая Аер вторично принесла младенца в лес и бросила здесь девочку совсем одну, пусть расскажет спасителю нашей лесной царицы волчица Рухс, – закончил свой рассказ лохматый пес Кеск.