Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка - Линдгрен Астрид Страница 23

Расмус поддал эту поганую черную штуковину с такой силой, что она отлетела в угол. Потом он взял ее дрожащими руками. Эта штука была такая противная, что он держал ее в руке с отвращением. Расмус продолжал смотреть и смотреть, как они катались по полу, стонали и колошматили друг друга.

Сжимая револьвер, Расмус помчался к мосткам на берегу. Его тошнило, но думать сейчас об этом было некогда. Он стоял, всхлипывая, и смотрел на качающиеся под ветром ветви берез. Солнце только что поднялось над островками в море, гребни волн сверкали и переливались. Чайки проснулись. Они летали над старой деревней и кричали, как будто им тоже было страшно. Нет, им нечего было бояться. Страшно было лишь одному ему. Он так устал, что ему хотелось лечь и умереть. Но еще ему хотелось избавиться от револьвера. С плачем он побежал по камням, ветер чуть не валил его с ног. Но все же он добрался до пляжа уехавших в Миннесоту. Он посмотрел на револьвер с гримасой отвращения и швырнул его в сине-зеленую воду.

Едва он успел это сделать, как тут же пожалел. Ведь револьвер мог понадобиться Оскару для защиты. Но было уже поздно. Револьвер лежал на дне в рыбьем царстве, на десятиметровой глубине, и будет лежать там всегда.

Расмус потащился назад по прибрежным камням. А навстречу ему шел Оскар. Волосы у него были взлохмачены, одежда растрепана, рюкзак на спине, выражение лица ожесточенное и в то же время довольное. При виде Оскара Расмусу еще сильнее захотелось плакать, но он с силой глотнул, загнав глубже ком в горле.

— Уходим отсюда, быстро!

— А где Лиандер?

— Лиандер прилег вздремнуть у очага, а куда подевался Лиф?

— Я запер его в картофельном погребе, — устало ответил Расмус.

Оскар поглядел на него, широко улыбаясь.

— Да ты у меня герой! В самом деле, я вижу, ты не из трусливых.

— Ну да, я ужас как боялся, — сказал Расмус и заплакал. — Лиф скоро выберется оттуда, дверь погреба прогнила.

— А куда ты дел револьвер?

— Бросил его в море, — ответил Расмус и заплакал еще сильнее.

Ведь теперь Оскар разозлится на него. Лиф выберется из погреба, и Оскару очень пригодился бы этот револьвер.

Но Оскар не разозлился. Он только кивнул и пошутил:

— «И так сойдет», — сказал мужик, у которого горели волосы. Какие из нас с тобой стрелки! Однако надо поскорее убираться отсюда.

Расмус вздохнул. Поторапливаться он был не в силах. Он ничего не в силах был делать и умоляюще посмотрел на Оскара.

— Сейчас я ничего не могу делать. Могу только спать.

Глава одиннадцатая

И вот он снова в Вестерхаге. Сейчас придет фрёкен Хёк и велит ему рвать крапиву. Ведь его разбудило кудахтанье кур, знакомое надоедливое кудахтанье этих глупых кур, которых он терпеть не мог.

Расмус осторожно открыл глаза. Да, в самом деле, рядом с ним вышагивали какие-то куры. Но это были новее не белые леггорны, каких держали в Вестерхаге, а совсем незнакомые маленькие пестрые. А он сам лежал на полу в комнате, которую раньше никогда не видел. Здесь был открытый очаг, а перед очагом сидел Оскар и пил кофе с маленькой седой старушкой в клетчатом переднике. Они наливали кофе в блюдечки, дули на него, пили и беседовали.

— Да уж, ясное дело, жаль бродяг. Ведь им приходится всю жизнь мотаться по дорогам, — сочувственно сказала она. — И на небо-то они не попадут.

— Ну, уж это, Крошка Сара, ты загнула! — возмутился Оскар. — Ты думаешь, что попадешь на небо только за то, что всю жизнь просидела у плиты? Смотри, как бы не просчитаться!

Старушка сунула в беззубый рот кусочек сахара и многозначительно покачала головой.

— Поживем — увидим, — ответила она. — Поживем — увидим!

Расмус пошевелился, ему хотелось, чтобы Оскар заметил, что он проснулся. Но маленькая старушка первая это заметила.

— Тебе, верно, тоже охота выпить кофейку? — спросила она, глядя на него добрыми, наивными глазами. — Кофе да хлебушка. Тебе еще надо съесть много караваев, прежде чем вырастешь.

Оскар засмеялся.

— Знаешь ли ты, что этот паренек настоящий герой? — сказал он, кивнув в сторону Расмуса. — Всем героям герой, вот что я тебе скажу. Но хлебца ему уж точно надо поесть.

Тут Расмус вспомнил. Он вспомнил эту ночь, когда ему пришлось, хочешь не хочешь, стать героем. У него до сих пор болело все тело.

Но как он попал к Крошке Саре, Расмус не помнил. Он только смутно помнил, как Оскар нес его на руках, а над ними с криками махали крыльями чайки.

Расмус оглядел комнату, где куры расхаживали с таким видом, точно это был их курятник. Комната была бедная, убогая, грязная. Но до чего же славно было здесь очутиться. На огне уютно кипел трехногий кофейник, рядом сидел Оскар и спокойно посмеивался.

Крошка Сара налила Расмусу кофе в синюю чашку с отбитой ручкой. Потом она взяла хлебный нож и отрезала ему здоровенный ломоть ржаного хлеба.

— Масло получишь в другой раз, — сказала она, — сегодня у меня его нет.

Расмус взял хлеб. Он был липкий, с темной непропеченной полоской. Но Расмусу нравился непропеченный хлеб, он обмакнул его в кофе и стал есть. Было ужасно вкусно.

— Крошка Сара добра к бродягам, — продолжал Оскар. — Она уж точно попадет на небо.

Крошка Сара кивнула.

— Но сначала пусть сходит к ленсману. Уж ты не откажи, снеси ему письмо поскорее.

Крошка Сара озадаченно почесала затылок. Ее голова походила на клубок белой шерсти.

— Однако говорить я с ним не буду, — испуганно сказала она. — Ни словечка ему не скажу. Только подам письмо и уйду. А не то он велит мне переселяться в богадельню.

Оскар успокаивающе похлопал ее по плечу:

— И не надо ничего говорить. Отдай письмо, и этого довольно. Будем надеяться, что все тогда уладится.

Крошка Сара никак не могла успокоиться. Она, как ребенок, боялась неизвестной опасности.

— Ох, как мне неохота идти. Но пастор говорит: «Будьте добры к бедным». А Оскар беден.

Оскар засмеялся, видно, ему нравилось быть бедным.

— Ах-ах-ах, Крошка Сара, будь ко мне добра. Я беден как вошь.

Крошка Сара горестно потрясла головой:

— Только сперва я должна покормить кур.

— Ах-ах-ах, будь добра и к курам!

Крошка Сара поманила пестрых кур и исчезла за дверью.

Оскар поглядел на Расмуса, который сидел на грязной постели, расстеленной на полу, и допивал из кружки последние капли.

— Кофе в постели, не худо! — воскликнул Оскар. — Но сейчас я хочу рассказать тебе, что я сделал, покуда ты тут храпел. Я написал ленсману целый роман.

Он достал из кармана пиджака сплошь исписанную бумажку и протянул ее Расмусу.

— Ты хочешь, чтобы я это прочитал? — спросил Расмус.

— Да, сделай милость.

Расмус взял бумажку и стал читать. Писать красиво Оскар, прямо скажем, не умел. Пожалуй, у него получалось еще хуже, чем у Расмуса.

«Я ничево не зделал. Я невинен как невеста. Нет вовсе ничево: Пусть ленсман знает что в Сандё деньги украли два типа. Звать их Лиф и Лиандер. А живут они на постоялом дворе если ищо не съехали оттуда. Тетушку Хедберг ограбили то же они хотя служанка врет на меня а я тут непричем. Я невинен как невеста. Я только стаял и пел возле ее дома. В каждом лесу свой ручей. Спросите тетушку Хедберг если она не померла. Прогоните Анустину а нето тетушке Хедберг не жить. Вить у этих людей стыда нету. А ожерелье я спрятал и деньги тоже такую кучу денег я отродясь не видывал. Прочитайте вторую бумашку чтоб знать где я их спрятал нето они пропадут. Письмо принесет вам Крошка Сара. Сам я не смею. Никто не верит брадяги а сам я пайду дальше. Хачу быть свободным раз я невинен как невеста и ничего не зделал.

Остаюсь ваш Счастливчик Оскар.

Не оставляйте Анустину адну с тетушкой с тетушкой Хедберг».

Расмус свернул бумажку и отдал ее Оскару.

— А где ты спрятал деньги? — спросил он.

— В потайном месте. Не спрашивай где. Пусть ты и всем героям герой, но я не хочу впутывать тебя по уши в это дело. Узнаешь в другой раз. Я написал об этом ленсману на другой бумажке, которую вложу в это письмо.