Ирина Краева - Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки» Страница 24

— Да-а, — растеряно произнесла Лиана, но тут же взяла себя в руки. — Наверное, бабушке трудно было узнать в этом… зрелом мужчине своего внука, но сердце бабушки обмануть трудно!

У Лиходеича в ухе жарко прошуршал шёпот Агрипины Евгарафовны:

— За то, что сценарий изменили прямо в эфире, будем требовать увеличение гонорара в три раза! Договорились?

Только теперь Лиходеич увидел, что под толстым слоем пудры, подсинённым париком и платьем с блёстками скрывался свежевыбритый мужчина студенческого возраста.

А передача тем временем шла своим ходом.

— Какие причины могли состарить шестилетнего мальчика сразу на несколько десятков лет, нам объяснит наш бессменный консультант стоматолог-психоокулист Павел Иванович Наливайко, — Лиана бросилась к толстому усатому человеку авторитетной наружности, он сидел с умным видом в первом ряду и что-то тихонько наговаривал в стетоскоп.

— Э-э, — важно сказал Павел Иванович. — Науке известны случаи необычайно быстрого старения детей. Но науке неизвестны достоверные причины необычайно быстрого старения детей. Осмелюсь высказать свою гипотезу: во всём виноват компьютер — это чума нашего века.

Лиходеич чувствовал, как зал стал совершать перед его глазами вращательные движения. «Бежать! — подумал леший. — И причём очень быстро!» — и ринулся вон.

— Васечка! Васечка! — Трагически кричала ему вдогонку Агрипина Евграфовна.

— А-ААААААААААААААААААА! — Ревел лохматый режиссёр.

Но сейчас ничто не могло остановить Лиходеича. Расталкивая людей, вырывая из розеток какие-то шнуры, распинывая урны, он бежал прочь от того кошмара, в который попал. Через час неистового бега он обнаружил себя на скамейке в укромном уголке заросшего парка. И первым делом сунул руку за пазуху — не обронил ли второпях заветный фиолетовый флакончик. Уф, слава Богу, тот был на месте. Лиходеич с облегчением вздохнул и вытянул гудящие ноги, а голова всё ещё шла кругом. «Эх, беда-беда, — подумал леший. — Ну что мне сейчас делать? Где материнский адрес добывать?»

Тут-то Лиходеич и услышал деликатное покашливание. Он вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял огромный попугай — ростом не меньше десятилетнего ребёнка. Розовый клюв птицы был подвязан цветным платком, как будто попугаю только что сделали стоматологическую операцию, и он боялся застудить свежую рану. Несмотря на летнюю жару на птице было длинное пальто цвета гречневой каши, а на концах крыльев — лайковые перчатки. Голову украшала белая соломенная шляпа с широкими полями — сомбреро, на ногах сияли лакированные штиблеты.

— Уважаемый, — вкрадчиво проговорил попугай густым басом, — я попал в некоторое затруднительное положение, впрочем, как и вы, — уж простите мне мою наблюдательность. Не найдется ли у вас немного крошек, уважаемый? Перенесённые неприятности сильно возбудили во мне аппетит, а так случилось, что средства к существованию пошли на некоторые э-э медицинские процедуры. Воровать как-то не привык, а вот кушать хочется так, как будто с момента рождения в клюв ничего не брал. Лиходеич озадаченно смотрел на попугая. «Эк его распернатило», — с сочувствием подумал леший, развязывая рюкзачок, в котором лежал хлеб. Не говоря ни слова, Лиходеич расстелил на скамейке чистый носовой платок и выложил на него припасы, причём к себе он пододвинул кусок значительно меньше. Попугай присел и тут же утопил клюв в ароматном мякише. Ел с собачьим урчанием, от души. Глядя на него, Лиходеич решил соблюдать хладнокровие и глотал по крошке, хотя тоже чувствовал сильный голод. Когда попугай наелся и великодушно стряхнул с пальто крошки воробьиному детсаду, вылетевшему на прогулку, он обратил к Лиходеичу весьма серьёзную физиономию.

— Милейший, возьмите меня к хозяйке дома в качестве подарка. Надоела мне бездомная жизнь, хочу покоя. Новую жизнь намереваюсь начать в приличном доме без вредных привычек.

В какой уж раз за сегодняшний день леший опешил. Пятнистые тени клёна заполошенно бегали по его лицу.

— А вы, товарищ, откуда знаете, что я иду к некой хозяйке дома?

— Такой видный мужчина всегда идёт к хозяйке дома, — вкрадчиво сказал попугай, подмигивая из тени широкополой сомбреро. — Возьмите, не пожалеете. Мы, попугаи, птицы учёные, когда надо, философскую беседу поддержать в состоянии, когда нас не спрашивают, сделаем вид, что дрёма стихийно напала.

— Голубчик вы мой, я хоть в лесу не один век провёл, но принципы имею, — покачал головой Лиходеич. — Подарки должны радовать. А вот из вас, простите старика, какой подарок? Вы вон какой прожорливый. Вас если куда и дарить, так в живой уголок хлебокомбината.

— Напрасно вы так говорите, — без обиды сказал попугай. — Не нам грешным судить, когда расход, а когда доход. Вы меня подарите, а уж если я не понравлюсь, я сам улечу. Попугай — птица воспитанная, из милости жить мне врождённая вежливость не позволит. Я ж не к вам в подарок набиваюсь, а к хозяйке, а она женщина сердобольная.

— Да откуда вы знаете про хозяйку? — Проворчал Лиходеич, подальше засовывая фиолетовый флакончик. — Да уж знаю, — как-то неопределённо промямлил попугай, отворачиваясь в сторону. Лиходеич задумчиво поглаживал бороду и пристально всматривался в говорливую птицу. Кого-то этот толстый попугай ему напоминал, но вот — кого? Лиходеич уже начинал мучиться, строя разные предположения.

— Идём, нам мешкать нельзя! Опасно! С этим-то вы, надеюсь, спорить не будете?

Подхватив под локоть Лиходеича, крепко задумавшегося над тем, кого напоминает ему этот вежливо-нагловатый субъект, попугай быстро повёл его из парка. Через пять минут они подходили к большому семнадцатиэтажному дому. Ловко набрав код на металлических кнопочках, попугай распахнул входную дверь подъезда и втащил Лиходеича на второй этаж.

— Вот здесь искомая женщина и проживает, — деловито сообщил он. И уже нажав на звонок, спросил быстро-быстро, сгорая от нетерпения: — Слушай, не могу не поинтересоваться: так в том зелёном флакончике чья душа? Кого ты, служба, не пожалел ради мальчика?

— Подожди-подожди-подожди! — Закричал Лиходеич, догадываясь, что за птица стоит перед ним. Он хотел уже вцепиться в длинный загнутый клюв, но тут замок лязгнул, и дверь квартиры стала открываться. «Боже мой! Дурак я дурак! Куда меня Ворон завёл? Здесь Данька с матерью живут? Или это ловушка?»

Глава шестая, в которой братья встречаются, но лучше бы этого не произошло

В утреннем ознобе дрожали резные кленовые листья, уже пожелтевшие, в красной бородавчатой сыпи. У Тима рябило в глазах. Привалившись к стволу дерева, он сидел и, не мигая, смотрел на траву с первыми кружевами предосеннего инея. На плече мальчика горело проклятое клеймо. Цветок чертополоха словно ожил и хищно тянул косматый корень в грудь Тима. Колючки на стебле вцепились, казалось, в самую душу мальчика, солёный яд из лепестков разъедал раны. Обессиленный Тим медленно, но упрямо жевал горький корень, подаренный средним Древесняком. Перечная острота обжигала язык, почти как борщ Лиходеича — со свежей крапивой и красным стручковым перцем, и тем самым хоть немного отвлекало от боли в плече, не давая потерять сознание. «Через два-три дня птицы полетят на юг, моя рука скрючится от боли, а через пять дней я и Данька превратимся в злоденцев, если не найдём Знич», — думал Тим.

— Ииииииииимммммммммммммм! Гоооооооо! Оооодддд! — Откуда-то сверху донёсся крик Обби. Она шмякнулась Тиму на голову и, вытянув шею, с беспокойством заглянула в его глаза: — Кхе-кхе, Тим, я видела Город. Нам с тобой стоит только пересечь его, и, я уверена, мы дойдём до Вечной Рощи, найдём Вечный дуб, зажжём Неугасимую свечу и с помощью этого пламени освободим от яда Даню и тебя! Кхе, Тимочка, миленький, ну найди в себе силы, вставай, пойдём! Мы должны идти!

Тим не слышал её. Огрызок корня от неловкого приземления Обби вывалился изо рта, глаза мальчика тут же закрылись, и голова упала прямиком на правое плечо, на самое больное место, где выступили росинки крови на игольчатых лепестках. Тим и не почувствовал, как Обби, жалобно причитая, уложила его в кем-то брошенную на обочине вихлястую тележку, а потом покатила её по рыхлой песочной дороге. Одно колёсо у телеги не крутилось, а три наоборот — прокручивались, к тому же управление транспортным средством для птицы было внове, да и сил на это не оставалось совсем. Только в сумерках наши путешественники въехали в Город.

Колёса запрыгала по щербатой мостовой, и Тим пришёл в себя. Увидев, что Обби совершенно выбилась из сил, он нехотя слез с тележки. Мальчик совсем не удивился тому, что маленькая лебедь, действуя при помощи не очень-то ловких крыльев, умудрилась доставить его в Город. Тим едва не буркнул ей: «Остались бы лучше в лесу, по крайней мере, выспались по-человечески. Кто нас ждёт в этом Городе?», но в его затуманенной голове чудом родилась трезвая мысль: сейчас ему лучше говорить противоположное тому, что вертится на языке. Тим шёл мрачный, не глядя на встревоженную Обби, которая старалась навеять прохладу своими большими крыльями на его разгорячённое лицо, двигая ими словно лопастями большого вентилятора.