Алена Бессонова - Удивительные путешествия по реке времени Страница 24

– Молодец! – быстро закивал головёнкой Кешка. – Я же говорил – мы с Васюшкой самые умные. Алька, тащи глобус…

Как только Алька притащил глобус, попугай тут же прыгнул на него и побежал, отчего глобус начал вращаться.

– Ну и где, где, где здесь две Дарьи?! – нервничал Кешка, перебирая лапами.

– Стоп! – остановил Кешку и глобус Рибаджо.

– Вот, смотрите! – мама повела указательным пальцем по синей извилистой линии на глобусе. – Кешка убери лапку, ты как раз стоишь на реке под названием Аму-Дарья, – мама внимательно вглядывалась в голубой шар. – А вот и вторая Дарья-река: Сыр-Дарья. Между этих двух рек есть изумительный по красоте город Самарканд. Я там была. В записке написано: «Славился …од не только богатством, но и мудростью». Перевожу: «Славился город не только богатством, но и мудростью». Именно в Самарканде была построена первая школа астрономов134 и математиков. Дальше в записке вот что:

«Правил городом … …ил звезды большевсего на свете, даже больше власти. А……не меньше чем звёзд на небе, но всю еёотдал за любовь к ним».

– Вот сейчас я почти догадалась о ком идёт речь, – загадочно сказала мама. – Эту строку надо прочесть так:

«Правил городом султан, который любилзвезды больше всего на свете, дажебольше власти. А власти у него былоне меньше, чем звёзд на небе, но всю еёон отдал за любовь к ним».

– А ещё там сказано, что «Имя его помнят потомки уже более полутысячи лет». Значит, год смерти этого человека где-то 1440–1455. И это – султан Улугбек – великий астроном и математик, внук Тамерлана135, одного из самых жестоких правителей Востока, завоевавшего полмира.

– Ура! – хором закричали Васюшка, Алька и Рибаджо. – Мы определили век и человека, у которого наша следующая подсказка…

– Тише, ребята, – остановила веселящуюся ватагу бабушка. – Там что-то написано про зверя?

– «… смотрел султан на звёзды и просмотрел рядом с собой зверя», – прочитал Рибаджо и растерянно посмотрел на мгновенно умолкнувших друзей.

Они даже не подозревали, что в это время, много-много столетий назад в саду Баги-Нау рядом с дворцом султана Улугбека в Самарканде разворачивались следующие события…

***

В сад Баги-Нау136 тихонько входила осень. Она слегка тронула золотом кроны деревьев, ещё не намусорила листьями на аллеях, но уже сильно запьянила воздух перезревшим запахом персиков и хурмы. Звуки струн кабуза137 и флейты были слышны даже в самых затаённых уголках сада. Фазаны тихонько поклёвывали оставленное для них в кормушках зерно и тут же запивали его свежей водой из фонтанов. Их в саду Баги-Нау было шесть. Лоси тоже забредали сюда на водопой. Они без страха выходили на мощёную разноцветной плиткой площадку и долго пили вкусную воду, иногда полизывали лежавший в специальных ящиках соляной камень138. Его клали сюда для них. Вот и сейчас огромный с тяжёлыми рогами лось спокойно пил воду, пока вдруг не вздрогнул от резкого, пронзительного звука. Это взвизгнул маленький сын Улугбека Абдал-Азиз, вырываясь из рук старшего брата Абдал-Латифа:

– Пусти меня, пусти!

– Немедленно отпусти его! – следом закричала на брата сестра Робия. – Я пожалуюсь отцу, он накажет тебя!

– Нашему отцу интересны только звёзды, – иронически ухмыльнулся Абдал-Латиф. – Ему не до нас. Кого он может наказать? Он султан, которому наш дед Шахрук139 запретил лично командовать войсками. Он слабак! Я буду таким, как наш великий прадед султан Тамерлан. Я займу его место на троне империи…

– Ох, ты расхвастался, – тяжело вздохнула Робия. – Наш отец, султан Улугбек, был любимым внуком Тамерлана. Даже он чтил отца. Он великий учёный. Не всем же воевать…

– Если ты правитель империи, ты обязан воевать! – зло бросил Абдал-Латиф. – Не можешь воевать, отдай трон!

Латиф больно пнул младшего брата белым расшитым золотом и алыми нитями кожаным сапогом.

– Беги, слабак, жалуйся…

Абдал-Латиф не успел договорить, как увидел подходящего к ним отца, правителя Самарканда султана Улугбека. Он был невысокого роста, суховатый лицом и телом, с уставшим напряжённым взглядом. Белки глаз Улугбека были красными и блестели от затянувших их слез.

– Ты опять всю ночь пробыл в обсерватории140? – нежно прислонившись щекой к отцовской руке, спросила Робея. – Посмотри, какие больные у тебя глаза, отец. Нельзя так много работать. Звезды, они никуда не денутся. Они могут подождать…

– Звёзды, конечно, могут подождать, – погладил по голове Робию султан, – только жизнь человека не велика. Нужно многое успеть. Почему ты не пришёл сегодня ночью в обсерваторию, сынок? – спросил Улугбек, обращаясь к старшему сыну.

– Мне это вовсе не интересно отец, – поморщившись, будто от зубной боли, ответил Абдал-Латиф. – Моя бабушка Гаухар-Шад141 говорит, что наблюдать за звёздами может только ленивый, который днём спит, а ночью мечтает…

Улугбек устало присел на садовую скамейку, жестом пригласил детей сесть рядом с ним:

– Это случилось много-много лет тому назад. – неспешно заговорил султан. – Не было на свете ни меня, ни моего отца Шахрука, ни даже вашего деда Тамерлана, которому ты, Абдал-Латиф, так хочешь подражать, – Улукбек откинулся на спинку садовой лавки и прикрыл глаза. – Жил на земле великий астроном, звали его Насир ад-Дина ат-Туси, однажды во время военного похода войска остановились на ночёвку высоко в горах. Астроном, которого правитель всегда держал рядом с собой, решил попросить у него денег на строительство обсерватории. Правитель отказал. Еему показалось, что расходы будут чрезмерно большими. Тогда астроном спустил с горы медный таз. Ох и шуму наделал этот таз! Спящие воины встрепенулись, ничего не поняв, заметались по лагерю. Возмущённый правитель накинулся на астронома, осыпая его бранью. Тогда Насир ад-Дина ат-Туси спокойно сказал: «Мы знаем причину этого шума, а войска не знают; мы спокойны, а они волнуются; так же если мы будем знать причины небесных явлений, мы будем спокойны на земле».

– Ну и что, – робко спросила Робия, – правитель дал ему денег на обсерваторию?

– Да, – кивнул Улугбек. – Астроном построил замечательную обсерваторию, но у меня обсерватория лучше…

***

– Так, так, так, – взволнованно затараторил Кешка, перебирая лапками, – значит завтра, держим путь на Восток. А вы знаете, что Восток, как говорил мне мой знакомый попугай: «дело тонкое, Кешуня». Что мы собственно знаем об этих смутных временах? Может, там на попугаев охотятся? Может, там из попугаев похлёбки варят, а?

– Кешка прав, – улыбнулся попугаю Алька, – надо сегодня вечером посмотреть книжки, почитать о тех временах, побольше узнать о султане Улугбеке…

– Я всегда прав! – радостно вскричал Кешка. – Может, как раз детки султана и любят попугаичьи супы трескать!

– Не заводись, Кешка! – остановил возмущённую птицу Рибаджо. – У султана есть что поесть и без супов из щуплых попугаев. Давайте так, сейчас разбежимся, кое-что почитаем, а завтра поутру отправимся.

Весь день и вечер в доме Васюшки было тихо. Обитатели готовились к перемещению, собирали кое-какие нужные вещички, но, в основном, читали.

Утром, собравшись на крылечке дома, первой заговорила бабушка:

– То, что я прочла об Улугбеке, меня вполне успокоило. Улугбек, это тебе не Тамерлан. Он детей не обижал. Поэтому я решила не перемещаться. Лучше приготовлю обед, а то мы последнее время, всухомятку питаемся. По дворцу особенно не бегайте, он большой – можете потеряться и к закату не найтись. Фрукты немытые не ешьте…

– Пока, бабунь! – Рибаджо что-то тихо прошептал, и в следующий миг перед бабушкой стояла совершенно пустая садовая скамеечка.

«Не успела спросить, – огорчённо подумала бабушка, – взяли они с собой тёплые курточки или нет. К вечеру в Самарканде резко холодает, как бы не простудились…»

***

Пока ребята с мамой и Кешкой в кармане рюкзачка пробирались через столетия, в одной из комнат дворца султана, окнами выходящей в тенистый сад, было совсем тихо, только изредка слышалось удовлетворённое покряхтывание. Это покряхтывание исходило от молодого человека, возлегавшего на толстом, связанном из козьей шерсти персидском ковре. Абдал-Латиф, а это был именно он, старший сын Улугбека любил уединённые трапезы142. Вкусно поесть и помечтать там, где не надо делать приветливым выражение лица и изображать любовь к родственникам, было любимым занятием Абдал-Латифа. Его щёки горели ярким румянцем, он только что вернулся из бодрящей, настоянной на эвкалипте143 бани и с удовольствием вкушал терпкий, только что отжатый виноградный сок. Ярко-жёлтые куски самаркандской дыни лежали на блюде рядом с такими же яркими крупно нарезанными кусками спелого арбуза. Абдал-Латиф отставил недопитый бокал с соком и взял в одну руку кусок арбуза в другую кусок дыни. Он любил так есть, попеременно откусывая то дыню, то арбуз. Это для всех остальных обитателей дворца юноша лакомился осенними дарам Самаркандских бахчей144, в своих же мыслях он представлял совсем иное. Дыней в мечтах старшего сына султана Улугбека была земля в окрестностях Самарканда, и он с удовольствием откусывал её большие куски. Абдал-Латиф уже давно, он и сам не помнит когда, начал грезить о власти в этом богатом и удивительно красивом крае. По правилам, заведённым ещё прадедом Абдал-Латифа жестоким правителем Тимуром Тамерланом, дети обычно воспитывались отдельно от родителей и жили у дедов и бабушек. Это правило коснулось и Абдал-Латифа, но обошло стороной младшего сына Абдал-Азиза и сестру Робию. Султан Улугбек оставил их в своём дворце, тем самым ещё больше восстановив против себя старшего сына. Живя в Герате145, Абдал-Латиф учился у своей бабки Гаухар-Шад и деда Шакрука лицемерию146 и хитрому искусству придворных интриг147. Приезжая в гости к отцу, Абдал-Латиф всё чаще задумывался о том, скоро ли он освободит ему желанное место правителя. Вот и сейчас, откусывая большой кусок дыни, Абдал-Латиф чувствовал себя властелином Самарканда, а высасывая сок из ароматного арбуза, мнил себя завоевателем, как прадед Тимур Тамерлан, подражать которому Абдал-Латиф стремился всё с большим усердием: