Ольга Быкова - Сны драконов Страница 25

Она с аппетитом вцепилась зубами в фазанью ногу. Лиска последовала ее примеру и только уминая уже третий кусок, вдруг изумилась:

– Слушай, а как это вообще случилось, что они ушли?

– Ушли? Да они удрали со всех ног. Странно, конечно, но, по-моему, они испугались.

– Чего?

– А разве нечего было испугаться?

– Ты что, хочешь сказать, что они меня испугались?

– А почему бы и нет? Ты их так охаживала подносом, а он, между прочим, тяжеленный, и с такой яростью… кто угодно бы испугался.

– Наир, да ты что, что бы им сделалось, этим тушам бронированным? Хотя у меня действительно было такое чувство, что я их сейчас на куски разорву, но ведь на самом-то деле…

– Если честно, Лисса, я не знаю, что произошло. Но сейчас, во всяком случае, если верить талисману, – она дотронулась до висящей на шее Орвинты, – нам ничего не угрожает. – А поскольку мы сегодня уже точно никуда не уйдем, можно со спокойной душой отдыхать.

И они растянулись прямо у входа в пещеру, подстелив под себя Наирин плащ. Рядом рос небольшой осокорь, дающий легкую кружевную тень. По безоблачному небу чиркали стрижи. Кроме их пронзительного крика и стрекота кузнечиков не слышалось ничего. Из пещеры выпал обожравшийся Рушка, заполз на плащ рядом с девушками и растянулся в изнеможении.

К вечеру начал просыпаться Левко. Сначала он сел, потом стал открывать глаза. Удалось это в два приема с передышкой. Наконец глаза открылись, и он медленно, стараясь не трясти головой, принялся оглядываться по сторонам.

– Добрый вечер, – в один голос приветствовали его девушки.

Он застонал, схватившись за голову:

– Тише, тише, м-м-м. Силы небесные, плохо-то как…

– Может, водички налить?

– Ага.

Выпив почти полбаклажки, он плеснул немного на носовой платок и приложил его ко лбу, гудящему как большой вежинский колокол в ярмарочный день. Через некоторое время ему немного полегчало, и он начал интересоваться своим самым ближним прошлым:

– Я что-то не все помню. Помню драконов, пещеру, опять драконы. Они предлагали выпить… м-м-м… Мы выпили и, кажется, много. А больше ничего не помню. А где драконы?

– Ушли.

– Да? – он удивленно приподнял брови. – Слушайте, а кто это так жутко орал? И такими словами…

– Какими словами? – забеспокоилась Лиска. – Я что, тоже не все помню что ли?

– О, слова были что надо. Деталей, к сожалению, не помню, но общее впечатление…

– Какие слова? Хватит интриговать. Что я там такое могла наговорить?

– Да не волнуйся, все было правильно, и говорила ты что надо, – решила успокоить ее Наира. – Ты пообещала им оторвать лапы, головы, хвосты… а потом и вытряхнуть их обоих из пещеры, а заодно из собственной шкуры, ну и всякое разное…

– Всякое разное? – эхом повторила Лиска и покраснела до корней волос. Уж не выдала ли она что-нибудь из репертуара деда Хиляя, заходившего иногда к отцу в кузницу. Когда он о чем-нибудь рассказывал, он обычно это делал так темпераментно и замысловато, что собирал немало слушателей. А уж если ему доводилось кого-нибудь обругать, слушатели просто замирали, стараясь не пропустить особо изысканные обороты. Обруганный потом целую неделю ходил именинником, а свидетели неделю обменивались впечатлениями.

Заметив Лискино смущение, Наира взялась ее утешить:

– Лисса, ты была великолепна. Мы без тебя пропали бы. И я, и наш «жених».

«Жених» вскинулся:

– А что мне было им говорить? Что вы просто так, девушки замечательные, а я просто рядом шел, а в общем тут не при чем, ничего серьезного?

Наира смутилась.

– Извини, я не хотела тебя обидеть.

– Да, ничего, я не обиделся, – великодушно отозвался Левко и чему-то улыбнулся.

Друзья решили сегодня больше не искать себе приключений, а заночевать в пещере, и пошли ее осматривать. Пещера оказалась довольно объемистой, в длину почти втрое больше, чем в ширину. Пресловутый «стол» находился почти в середине. На нем каким-то чудом остались стоять бутыли. Собственно, кроме бутылей, в пещере больше ничего и не было, если не считать обглоданных фазаньих костей, которые все до одной подобрал Рушка. Он перетаскал их все в уютный закуток, небольшую нишу в стене напротив входа, и сложил их в кучку шалашиком, а судя по тому, как он старательно ее сторожил, в глубине кучки было закопано что-то получше, чем голые кости.

Спать решили лечь поближе ко входу – на всякий случай. А пока до темноты еще далеко, можно было осмотреться и сообразить дорогу на завтра.

– Может быть, стоит залезть на утес, сверху посмотреть окрестности, – предложил Левко, хотя, судя по утомленно-бледному виду, его самого эта мысль в восторг не приводила.

– Дельная мысль, пошли, – согласилась Лиска.

Только они направились к выходу, как за стеной послышался раскатистый не то рык, не то грохот, и прямо из стены появилась голова Зеленого. Голова хмуро глянула вправо, влево, громоподобно кашлянула (это был, оказывается, кашель) и молвила:

– Мы тут это… мириться пришли, – и, убравшись, уже за стеной распорядилась: – Сиф, отодвинь-ка здесь.

Скрежетнуло, прогрохотало, стенка ниши, где Вихляйка сложил свое добро, разъехалась в стороны, и эта самая ниша оказалась выходом из пещеры, за порогом которого стояли два ящера и таращились на груду обглоданных костей. Зверь заметался вокруг своего сокровища, выхватил из глубины кучи недоеденный фазаний бок и утащил перепрятывать. Зеленый, которого, помнится, звали Азалем, поморщился, глядя на беспорядок, и коротко плюнул на порог. Вспыхнуло, пахнуло горелой костью, и через секунду от Рушкиных богатств остался только круг сажи на полу.

Первым в пещеру вошел Азаль, за ним влез хмурый Сиф с пластырем на носу, волоча за собой объемистый узел из блестящей дорогой ткани, не иначе, парчи. Азаль, как более речистый, заговорил первым:

– Вы тут сегодня шумели…

Это было сказано недовольным тоном хозяина гостеприимного дома, только что узнавшего, что гости сперли все серебряные ложки.

– Мы шумели?! – Наира не находила слов от возмущения. – Мы шумели?! Да вы нас тут битый час мариновали, грозились навсегда оставить, а потом чуть на тот свет не отправили! Да если бы не Лисса, Левко бы насмерть отравился, а я в лучшем случае калекой осталась бы. Все ребра мне переломал, – она в негодовании повернулась к синей морде.

Сиф слегка попятился и скривился:

– Подумаешь, помял маленько.

Девушка набрала было воздуха для гневной речи, но только махнула рукой.

Азаль, терпеливо взирающий на бурную мизансцену, продолжил как ни в чем не бывало:

– Гости обычно остаются весьма довольными нашим приемом, и в продолжение сих славных традиций мы предлагаем вам взять что-нибудь в память о нашем гостеприимстве.

Он ловко поддел когтем узел, потянул, и на парчовом покрывале явила себя миру (остановись, мгновение!) некая часть пресловутых драконьих сокровищ.

Друзья посмотрели друг на друга. Ситуация была какая-то фантастическая. То есть подарки – это, конечно здорово, но почему, зачем? В чем смысл таких подношений? И нет ли здесь какой-нибудь ловушки?

Наира накрыла ладонью то место на груди, где под рубашкой была спрятана Орвинта, и прислушалась к своим ощущениям. По-прежнему безопасно. Она чуть заметно кивнула друзьям – можно.

Первым сокровища обошел Левко. В основном это было оружие. Было и несколько серебряных кубков, браслетов, еще какие-то безделушки, но в основном – оружие. Много оружия. Ножи, кинжалы, мечи. Каких только не было. Прямые и изогнутые, вороненые и зеркально блестящие, простые и изукрашенные до бессмысленности, они были из разной стали и явно разной работы.

Лиска, дочь кузнеца, бывшая у него в подмастерьях, поневоле залюбовалась на клинки. Левко брал в руки и разглядывал то один, то другой, и каждый был по-своему хорош. Процесс грозил затянуться надолго. Сиф, поняв, что это быстро не кончится, вылез из пещеры, сел около ручья, который протекал почти сразу за порогом, достал откуда-то большую тряпку и все время, пока друзья выбирали себе подарки, мочил ее в ручье и прикладывал к голове. Судя по его стенаниям и кислой физиономии, похмельем умели мучиться не только люди.

Азаль же, любивший, видимо, покрасоваться на публике, охотно комментировал каждый клинок, который Левко брал в руки.

– Здесь все клинки астианские, только от разных мастеров и из разных мест. Этот вот из Хинера. Там мастера любят по вороненому клинку золоченый рисунок пустить. У каждого мастера рисунок свой и расположение рисунка тоже особенное. Кто только у самой рукояти несколько завитков расположит, а кто вдоль всего клинка виноградную лозу растянет. А эти два клинка – из Ирсина, видишь, рукоять и ножны усыпаны мелкими гранатами, и гранаты не граненые, а гладкие.

И впрямь, рукоять клинка была будто в каплях крови.

– Вон тот длинный кинжал, с крупным ограненным гранатом в рукояти, – из Кайры. Там всего двое мастеров-оружейников. У них какая-то там трехслойная сталь и клинки долго заточку держат. А этот меч – из э… не то Дирхон, не то Турсин…