Михаэль Энде - Приключения Джима Пуговицы Страница 26

— Великий император, корабль для детей готов и ждет в порту. Сегодня на закате он может отправиться в плавание.

— Очень хорошо, — ответил император и кивнул Пинг-Понгу. — Ты действительно очень дельный главбонза.

Лукас встал.

— Я думаю, все главное мы уже обсудили, ваше величество. Если вы не возражаете, я пойду посплю. Я смертельно устал.

Император пожелал ему приятного отдыха, Лукас вернулся в комнату с двухъярусной койкой, лег и, уже засыпая, подумал: «Интересно, что скажет Джим, когда узнает, что мы остаемся здесь и больше не вернемся в Ласканию? Впрочем, он ведь может вернуться домой и один, без меня и Эммы. Я бы не обиделся на него».

Двадцать пятая глава, в которой госпожа Зубояд прощается и из Ласкании приходит письмо

Было около полудня, когда Лукаса и Джима разбудил стук в дверь.

— Откройте! Это очень важно! — слышался взволнованный голосок.

— Да это же Пинг-Понг! — Джим вскочил и открыл дверь. Крохотный главбонза вбежал в комнату, задыхаясь, и пролепетал:

— Извините, высокочтимые друзья, что я вас потревожил, но я должен немедленно передать вам от драконицы большой привет и просьбу, чтоб вы срочно пришли к ней, дело неотложное!

— Уж нельзя и подождать? — недовольно проворчал Лукас.

— Она говорит, — шмыгал носом Пинг-Понг, — что должна с вами немедленно проститься, а перед тем сообщить вам нечто важное.

— Проститься? — недоумевал Лукас. — Что с ней?

— Боюсь, что она… умирает, — озабоченно сказал Пинг-Понг.

— Умирает? — воскликнул Лукас и переглянулся с Джимом. Вот уж этого они вовсе не хотели. — Ну история!

Они быстренько обулись и побежали вслед за Пинг-Понгом в императорский зверинец. Драконица лежала за толстыми прутьями, положив голову на лапы и закрыв глаза, будто спала.

— Ну, в чем дело? — спросил Лукас, и голос его против воли прозвучал участливо и сострадательно.

Драконица не пошевелилась, но вместо этого произошло нечто удивительное. По всему ее телу, от кончика носа до кончика хвоста, вдруг пробежало золотое свечение.

— Видел? — шепнул Лукас, и Джим так же тихо отозвался:

— Что бы это могло быть?

Теперь драконица медленно открыла усталые глаза.

— Спасибо, что вы пришли, — слабым голосом проговорила она. — Извините, что я не могу говорить громче. Я так устала…

— А ведь она больше не шипит и не хрипит, — шепнул Джим.

Лукас кивнул. Потом он громко спросил:

— Скажите, госпожа Зубояд, вы не умираете?

— Нет, — ответила драконица, и даже на миг почудилось, что по ее отвратительной морде пробежала улыбка. — Мне хорошо, не беспокойтесь обо мне. Я просила позвать вас, чтобы поблагодарить.

— За что же? — спросил Лукас, сбитый с толку, как и Джим.

— За то, что вы победили меня и оставили в живых. Кто победит дракона и не убьет его после этого, тот поможет ему превратиться в нечто другое. Никто из злых существ не бывает счастлив, чтоб вы знали. Мы, драконы, только для того и злые, чтобы кто-нибудь из-за этого пришел и победил нас. К несчастью, в большинстве случаев нас при этом убивают. Но поскольку со мной этого не случилось, то произошло другое, чудодейственное…

Драконица прикрыла глаза и помолчала, отдыхая, и снова по ее шкуре пробежало странное золотое сияние. Лукас и Джим молча ждали.

— Мы, драконы, очень много знаем. Но пока мы не побеждены, мы употребляем свои знания только во зло. Мы ищем, кого бы помучить нашим знанием — например, как я мучила детей. Когда же мы преображаемся, мы становимся «золотыми драконами мудрости». И нас можно расспрашивать о чем угодно, мы знаем все сокровенные тайны и можем разгадать любые загадки. Но это случается раз в тысячу лет, потому что в большинстве случаев нас убивают, не дав нам преобразиться.

Драконица снова замолкла, и золотой ореол в третий раз пробежал над ее телом. На сей раз часть золота осталась на ней легким налетом, какой остается на пальцах, когда дотронешься до крыльев бабочки.

— Когда золотое сияние еще раз пройдет надо мной, я усну, и будет казаться, что я умерла. Я пролежу так целый год. Пожалуйста, позаботьтесь, чтоб меня в это время не трогали. Через год в этот же час я очнусь «золотым драконом мудрости». Тогда приходите ко мне, и я отвечу на ваши вопросы. Ибо вы оба теперь мои повелители и господа. Но частицей моей будущей мудрости я обладаю уже теперь, как вы можете видеть по золотому ореолу, который остался на мне. Итак, спрашивайте, но спешите, у нас мало времени.

Лукас поскреб в затылке. Джим дернул его за рукав и шепнул:

— Ласкания!

Лукас мгновенно понял и спросил:

— Мы покинули Ласканию, потому что одному из нас там не хватало места. Что нам сделать, чтобы снова вернуться туда, никого не стеснив при этом?

Какое-то время драконица молчала, и Джим уже сказал шепотом, что она заснула. Но тут послышался еле различимый голос:

— Плывите завтра на рассвете в сторону Ласкании. На второй день плавания вы встретите в 12 часов дня в точке 321°23′3″ западной долготы и 123°21′1″ северной широты некий плавучий остров. Не прозевайте его, а то он пройдет мимо, и больше вы его не найдете. Это очень редкостный вид островов. Возьмите его с собой, поставьте на прикол у Ласкании, а в воду под ним бросьте несколько отростков кораллового дерева. Из отростков вырастут кораллы, они закрепят остров снизу, и к тому времени, когда Джим Пуговица станет целым подданным, у него будет свой островок…

— Пожалуйста! — вскричал Джим, увидев, что глаза драконицы закрываются, — где похитила меня «Чертова дюжина» перед тем, как запечатать в посылку?

— Я… не могу… — прошептала драконица. — Извините… это… долгая история… не теперь…

Она смолкла, и в последний раз золотое сияние пробежало над ее безжизненным телом.

— Прощайте… прощайте… — едва расслышали друзья.

— Ничего не поделаешь, — глухо сказал Лукас. — Придется годик подождать. Но совет, который она нам дала, не так уж плох. Если, конечно, ее предсказание насчет острова сбудется.

— Все это весьма загадочно и таинственно, — сказал Пинг-Понг, подходя ближе. — Если вам будет угодно, идемте к великому императору и сообщим ему обо всем.

Он подобрал полы золотого халата и понесся бегом. Джим и Лукас едва поспевали за ним.

— Поистине, — сказал император, — я много видел и слышал за свою долгую жизнь, но то, о чем вы мне поведали, друзья мои, удивительнее всего. Разумеется, я распоряжусь, чтобы превращению дракона ничто не помешало.

— Тогда мы спокойно можем завтра утром плыть в сторону Ласкании и поглядим, встретится ли нам плавучий остров, — сказал Лукас и закурил трубку, полный новых надежд.

— Ты думаешь, — спросил Джим, — что король Альфонс Без-Четверти-Двенадцатый разрешит нам посадить рядом с Ласканией новый остров?

— А почему нет? — удивился император. — Он даже рад будет!

— К сожалению, все не так просто, ваше величество, — сказал Лукас. — Ведь мы вам еще не рассказали, что мы с Эммой и Джимом тогда просто сбежали не простившись. Король и госпожа Каак, возможно, сердятся на нас. Они скажут, я сорвал мальчишку с места, и будут не так уж неправы. Может, они не пустят нас назад.

— Я поеду с вами, — решительно заявил император, — и все объясню королю Альфонсу.

Но в этот момент маленький Пинг-Понг вдруг хлопнул себя по лбу и горестно вскричал:

— Ах, я недотепа! Ах, я разгильдяй! Тысячу раз прошу вас простить меня, высокочтимые машинисты!

— Да что случилось? — спросил Джим.

— Ужасное! Ужаснейшее! — пищал безутешный Пинг-Понг.

— За всеми хлопотами встречи, снаряжения корабля, а тут еще эта история с драконицей — и я совершенно забыл самое главное! Ах, я ничтожество! Ах, мои мушиные мозги!

— Успокойся, Пинг-Понг, — поднял руку император. — И скажи нам, в чем дело!

— Уже три дня, как обоим высокочтимым машинистам пришло письмо из Ласкании, — слезно произнес главбонза.

— Что? Где оно? — в один голос вскричали Лукас и Джим.

Пинг-Понг кинулся бежать так быстро, как он бегал лишь однажды в жизни — когда нужно было спасать друзей от дворцовой стражи.

— Должно быть, это пришел ответ на наше письмо, — сказал Лукас. — Сейчас все решиться. Ну, где же этот Пинг-Понг?

Но крошечный главбонза был уже здесь и протянул Лукасу толстый конверт, запечатанный сургучом с печатью короля Альфонса Без-Четверти-Двенадцатого. Толстые пальцы Лукаса дрожали, когда он вынимал сложенные листки. Писем оказалось три. Он прочитал вслух первое:

«Дорогой Лукас-машинист! Дорогой Джим Пуговица!

Из вашего письма мы, слава Богу, наконец узнали, где вы. Поверьте, когда обнаружилось, что вас больше нет, был опечален весь народ Ласкании, вернее, весь остаток народа. И сам я очень горевал. Все флаги в моем дворце с тех пор висят, окаймленные траурной лентой. Совсем тихо и одиноко стало на нашем маленьком острове. Никто больше не свистит на два голоса в тоннелях, как это делали Лукас и Эмма; никто больше не лазит по двум вершинам горы, как Джим Пуговица. Теперь по праздникам и воскресеньям, когда я без четверти двенадцать подхожу к окну, мой народ больше не ликует. Мои подданные так печальны, что сердце мое разрывается. Славное мороженое госпожи Каак больше никого не радует.