Сельма Лагерлеф - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями Страница 3

«И откуда у него такая прыть?» — удивлялся Нильс.

Но к вечеру Мартин все-таки стал сдавать. Теперь-то всякий бы увидел, что летает он без году один день: то вдруг отстанет, то вырвется вперед, то будто провалится в яму, то словно подскочит вверх.

И дикие гуси увидели это.

— Акка Кебнекайсе! Акка Кебнекайсе! — закричали они.

— Что вам от меня нужно? — спросила гусыня, летевшая впереди всех.

— Белый отстает!

— Он должен знать, что летать быстро легче, чем летать медленно! — крикнула гусыня, даже не обернувшись.

Мартин пытался сильнее и чаще взмахивать крыльями, но усталые крылья отяжелели и тянули его вниз.

— Акка! Акка Кебнекайсе! — опять закричали гуси.

— Что вам нужно? — отозвалась старая гусыня.

— Белый не может лететь так высоко!

— Он должен знать, что летать высоко легче, чем летать низко! — ответила Акка.

Бедный Мартин напряг последние силы. Но крылья у него совсем ослабели и едва держали его.

— Акка Кебнекайсе! Акка! Белый падает!

— Кто не может летать, как мы, пусть сидит дома! Скажите это белому! — крикнула Акка, не замедляя полета.

— И верно, лучше бы нам сидеть дома, — прошептал Нильс и покрепче уцепился за шею Мартина.

Мартин падал, как подстреленный.

Счастье еще, что по пути им подвернулась какая-то тощая ветла. Мартин зацепился за верхушку дерева и повис среди веток. Так они и висели. Крылья у Мартина обмякли, шея болталась, как тряпка. Он громко дышал, широко разевая клюв, точно хотел захватить побольше воздуха.

Нильсу стало жалко Мартина. Он даже попробовал его утешить.

— Милый Мартин, — сказал Нильс ласково, — не печалься, что они тебя бросили. Ну посуди сам, куда тебе с ними тягаться! Давай лучше вернемся домой!

Мартин и сам понимал: надо бы вернуться. Но ему так хотелось доказать всему свету, что и домашние гуси кое-что стоят!

А тут еще этот противный мальчишка со своими утешениями! Если бы он не сидел у него на шее, Мартин, может, и долетел бы до Лапландии.

Со злости у Мартина сразу прибавилось силы. Он замахал крыльями с такой яростью, что сразу поднялся чуть не до самых облаков и скоро догнал стаю.

На его счастье, начало смеркаться.

На землю легли черные тени. С озера, над которым летели дикие гуси, пополз туман.

Стая Акки Кебнекайсе спустилась на ночевку,

Чуть только гуси коснулись прибрежной полоски земли, они сразу полезли в воду. На берегу остались гусь Мартин и Нильс.

Как с ледяной горки, Нильс съехал со скользкой спины Мартина. Наконец-то он на земле! Нильс расправил затекшие руки и ноги и поглядел по сторонам.

Зима здесь отступала медленно. Все озеро было еще подо льдом, и только у берегов выступила вода — темная и блестящая.

К самому озеру черной стеной подходили высокие ели. Всюду снег уже растаял, но здесь, у корявых, разросшихся корней, снег все еще лежал плотным толстым слоем, как будто эти могучие ели силой удерживали возле себя зиму.

Солнце уже совсем спряталось.

Из темной глубины леса слышалось какое-то потрескивание и шуршание.

Нильсу стало не по себе.

Как далеко они залетели! Теперь, если Мартин даже захочет вернуться, им все равно не найти дороги домой… А все-таки Мартин молодец!.. Да что же это с ним?

— Мартин! Мартин! — позвал Нильс.

Мартин не отвечал. Он лежал, как мертвый, распластав по земле крылья и вытянув шею. Глаза его были подернуты мутной пленкой. Нильс испугался.

— Милый Мартин, — сказал он, наклонившись над гусем, — выпей глоток воды! Увидишь, тебе сразу станет легче.

Но гусь даже не шевельнулся. Нильс похолодел от страха…

Неужели Мартин умрет? Ведь у Нильса не было теперь ни одной близкой души, кроме этого гуся.

— Мартин! Ну же, Мартин! — тормошил его Нильс. Гусь словно не слышал его.

Тогда Нильс схватил Мартина обеими руками за шею и потащил к воде.

Это было нелегкое дело. Гусь был самый лучший в их хозяйстве, и мать раскормила его на славу. А Нильса сейчас едва от земли видно. И все-таки он дотащил Мартина до самого озера и сунул его голову прямо в студеную воду.

Сначала Мартин лежал неподвижно. Но вот он открыл глаза, глотнул разок-другой и с трудом встал на лапы. С минуту он постоял, шатаясь из стороны в сторону, потом по самую шею залез в озеро и медленно поплыл между льдинами. То и дело он погружал клюв в воду, а потом, запрокинув голову, жадно глотал водоросли.

«Ему-то хорошо, — с завистью подумал Нильс, — а ведь я тоже с утра ничего не ел».

В это время Мартин подплыл к берегу. В клюве у него был зажат маленький красноглазый карасик.

Гусь положил рыбу перед Нильсом и сказал:

— Дома мы не были с тобой друзьями. Но ты помог мне в беде, и я хочу отблагодарить тебя.

Нильс чуть не бросился обнимать Мартина. Правда, он никогда еще не пробовал сырой рыбы. Да что поделаешь, надо привыкать! Другого ужина не получишь.

Он порылся в карманах, разыскивая свой складной ножичек. Ножичек, как всегда, лежал с правой стороны, только стал не больше булавки, — впрочем, как раз по карману.

Нильс раскрыл ножичек и принялся потрошить рыбу.

Вдруг послышался какой-то шум и плеск. На берег, отряхиваясь, вышли дикие гуси.

— Смотри, не проболтайся, что ты человек, — шепнул Нильсу Мартин и выступил вперед, почтительно приветствуя стаю.

Теперь можно было хорошенько рассмотреть всю компанию. Надо признаться, что красотой они не блистали, эти дикие гуси. И ростом не вышли, и нарядом не могли похвастать. Все как на подбор серые, точно пылью покрытые, — хоть бы у кого-нибудь одно белое перышко!

А ходят-то как! Вприпрыжку, вприскочку, ступают куда попало, не глядя под ноги.

Мартин от удивления даже развел крыльями. Разве так ходят порядочные гуси? Ходить надо медленно, ступать на всю лапу, голову держать высоко. А эти ковыляют, точно хромые.

Впереди всех выступала старая-престарая гусыня. Ну, уж это была и красавица! Шея тощая, из-под перьев кости торчат, а крылья точно кто-то обгрыз. Зато ее желтые глаза сверкали, как два горящих уголька. Все гуси почтительно смотрели на нее, не смея заговорить, пока гусыня первая не скажет свое слово.

Это была сама Акка Кебнекайсе, предводительница стаи. Сто раз уже водила она гусей с юга на север и сто раз возвращалась с ними с севера на юг. Каждый кустик, каждый островок на озере, каждую полянку в лесу знала Акка Кебнекайсе. Никто не умел выбрать место для ночевки лучше, чем Акка Кебнекайсе; никто не умел лучше, чем она, укрыться от хитрых врагов, подстерегавших гусей в пути.

Акка долго разглядывала Мартина от кончика клюва до кончика хвоста и наконец сказала:

— Наша стая не может принимать к себе первых встречных. Все, кого ты видишь перед собой, принадлежат к лучшим гусиным семействам. А ты даже летать как следует не умеешь. Что ты за гусь, какого роду и племени?

— Моя история не длинная, — грустно сказал Мартин. — Я родился в прошлом году в местечке Сванегольм, а осенью меня продали Хольгеру Нильсону

— в соседнюю деревню Вестменхег. Там я и жил до сегодняшнего дня.

— Как же ты набрался храбрости лететь с нами? — спросила Акка Кебнекайсе.

— Вы назвали нас жалкими курицами, и я решил доказать вам, диким гусям, что и мы, домашние гуси, кое на что способны, — ответил Мартин.

— На что же вы, домашние гуси, способны? — снова спросила Акка Кебнекайсе. — Как ты летаешь, мы уже видели, но, может быть, ты отличный пловец?

— И этим я не могу похвастать, — печально сказал Мартин. — Мне доводилось плавать только в пруду за деревней, но, по правде говоря, этот пруд разве что немного побольше самой большой лужи.

— Ну, тогда ты, верно, мастер прыгать?

— Прыгать? Ни один уважающий себя домашний гусь не позволит себе прыгать, — сказал Мартин.

И вдруг спохватился. Он вспомнил, как смешно подпрыгивают дикие гуси, и понял, что сказал лишнее.

Теперь Мартин был уверен, что Акка Кебнекайсе сейчас же прогонит его из своей стаи.

Но Акка Кебнекайсе сказала:

— Мне нравится, что ты говоришь так смело. Кто смел, тот будет верным товарищем. Ну, а научиться тому, чего не умеешь, никогда не поздно. Если хочешь, оставайся с нами.

— Очень хочу! — ответил Мартин. Вдруг Акка Кебнекайсе заметила Нильса.

— А это кто еще с тобой? Таких, как он, я никогда не видала.

Мартин замялся на минуту.

— Это мой товарищ… — неуверенно сказал он. Тут Нильс выступил вперед и решительно заявил:

— Меня зовут Нильс Хольгерсон. Мой отец — Хольгер Нильсон — крестьянин, и до сегодняшнего дня я был человеком, но сегодня утром…

Кончить ему не удалось. Едва он произнес слово «человек», гуси попятились и, вытянув шеи, злобно зашипели, загоготали, захлопали крыльями.

— Человеку не место среди диких гусей, — сказала старая гусыня. — Люди были, есть и будут нашими врагами. Ты должен немедленно покинуть стаю.

Теперь уже Мартин не выдержал и вмешался: