Мария Грипе - Дети стеклодува Страница 3

А ещё она думала так: «Не было бы счастья, да несчастье помогло. Хорошо, что он не утратил свой добрый глаз. Тогда бы вся жизнь рисовалась ему в черном цвете». Но с другой стороны, было неясно: оправдывает ли теперь Разумник своё прозвище.

Прекрасно видеть светлые стороны жизни, но по-настоящему видит только тот, кому доступны и теневые её стороны.

Вот почему ей казалось, что Разумник стал чуточку легкомысленным.

3

Нынче в Блекерюде была ярмарка и на дорогах толпился разный люд. Многие приезжали издалека на повозках, а некоторые приходили пешком, таща тележки.

Приезжали цыгане, красивые с виду: кудри у них развевались, а глаза блестели. Чужая речь эхом отзывалась вдоль дорог, когда они наезжали с музыкой и зрелищами, их наряды блестели и переливались, а браслеты звенели.

Все смотрели им вслед, охваченные томительным ожиданием.

София с Класом на коленях сидела на облучке с Альбертом, а Клара — между ними. Ехали они медленно, наслаждаясь поездкой.

Утро стояло ясное и прохладное. Меж верхушками сосен плыло солнце, но оно уже не грело. Шла осень. От пуха репейника, оседавшего на дороге, воздух казался волшебно-серебристым.

Альберт и София улыбались друг другу, а дети хохотали.

На ярмарочной площади Альберт снял лавку с кровлей из гонта. Как обычно, он делил ее с другим стеклодувом. И вот он расставил свой товар. Товару его соседа было далеко до изделий Альберта, но это не очень-то помогало. Сосед куда лучше торговал, умел зазывать народ, и торговля у него шла уже вовсю.

На этот раз все было как всегда. Ярмарочный люд подолгу любовался изделиями Альберта, но покупал у соседа. Словно кто-то заколдовал все, что вышло из его рук, и Альберт уже почти утратил мужество. София, которая все утро была преисполнена лучших предчувствий, становилась всё бледнее и бледнее. Что толку лезть из кожи вон, выдувать прекраснейшие чаши, если никто их не покупает?!

И почему Альберт не выдувает стекло, которое хотят покупать? Что будет с ними со всеми?

Повозку им пришлось одолжить, лавку они сняли за большие деньги! И ни единого стеклышка не продали!!! Никто и меняться-то ни на что не хочет. А время шло.

Уже перевалило за полдень. А денег, чтобы остаться здесь ночевать, не было. Придется им скоро возвращаться домой несолоно хлебавши. Дети начали капризничать. Клара сначала бегала по ярмарочной улице и играла с другими детьми, но сейчас она вместе с Класом сидела в лавке. Их прикрыли меховой полостью и нужды у них ни в чем не было, но беспокойство родителей передалось и им. Широко раскрытыми испуганными глазами следили они за всем происходящим.

Но тут вдруг всё разом переменилось.

По ярмарочной улице шел человек. Знатная особа, по всему видно — по платью, походке, движениям. А с ним — старик-кучер, прокладывавший ему дорогу сквозь толпу.

Шли они медленно, ни с кем не заговаривая. И ничего не покупая.

Но вот они подошли к лавке Альберта-стеклодува, и кучер уже было прошел мимо.

Знатный же господин остановился и окликнул кучера. И тростью, которую держал в руке, начал указывать на одно изделие Альберта за другим. Потом он покивал, делая знаки — краткие приказания кучеру, который тут же вошел в лавку и спросил, можно ли купить то, что приглянулось его господину.

Меж тем знатный гость, также войдя в лавку, не спускал глаз с Класа и Клары. Человек этот был совсем молод, но высокомерен. Лицо его, казалось, не знало радости. Он задумчиво смотрел на детей, однако так и не улыбнулся.

Кучер расплатился большими блестящими монетами, целой пригоршней монет, но когда Альберт захотел дать сдачу, хозяин отмахнулся. Вот так, сам того не зная, богач совершил благодеяние. Но с Альбертом он и словом не перемолвился.

Альберта это ничуть не задело! Теперь они спасены! За несколько минут они продали стекла больше, чем когда-либо мечтали.

Они глянули друг на друга, и Альберта охватила вдруг жажда действия. Теперь они будут развлекаться! На сегодня хватит, они закроют лавку и отправятся на постоялый двор. Там снимут комнату, уложат детей спать, а позднее сами пойдут на ярмарку и тоже немного повеселятся. Уж раз в жизни могут они позволить себе такую роскошь! Не слишком часто это бывало…

Альберт так считает?! София чуточку поколебалась, но розы быстро вернулись на её щеки.

— Думаешь, мы получим место на постоялом дворе? — спросила она.

— Иди туда сейчас же и забери с собой детей, — сказал Альберт, — а я приведу здесь всё в порядок и приду следом за вами.

Уже смеркалось. В лавках зажигались фонари, а ярмарочные факелы запылали на месте празднества.

Они стояли среди людской толчеи на ярмарочной улице. Альберт и София. Теперь они были вольные птицы, и Альберт сказал:

— Ты получишь от меня подарок на память о ярмарке, София.

— О нет! — воскликнула, покраснев, София.

— Да, — сказал Альберт.

Но сначала надо было купить гостинцы детям, спавшим на постоялом дворе. И они накупили на ярмарке разных карамелек и деревянных башмачков, Класу и Кларе, и деревянную лошадку Класу, и маленькую тряпичную куколку Кларе. На куколке была блуза и юбка, сверху же — передник, а на головке — косыночка.

Но что купить Софии? Чего она желает? Она и сама толком не знала… Может, косынку с розами?

Нет, старая ещё годится. Что-нибудь такое, чего у неё раньше не было.

«Может, небольшой флакончик туалетной воды? Это, пожалуй, стоящее дело», — подумал Альберт.

— Ну вот ещё, такие глупости! — засмеялась София.

— Ну, тогда я и сам не знаю…

В какой-то лавчонке сидел маленький старичок и торговал украшениями. Торговать ему было особо нечем, да и лавчонка его стояла на отшибе. Альберт и София проходили мимо неё много раз не останавливаясь. Фонаря у старичка не было, а было уже так темно, что они о нём и думать не думали.

Но вот взошла луна и окутала старичка и его лавочку ярчайшим облаком лунного света, когда Альберт и София снова проходили мимо. Тут они и увидели, что старичок стоит, протягивая им кольцо.

— Хочешь кольцо? — спросил Альберт, делая шаг к лавочке.

София схватила его за руку.

— Знаешь, Альберт, это больно дорого.

Старичок не двигался с места. Он был ужасно маленький, почти карлик, настоящий колдун с виду. Глаза словно два уголька горели на его лице, волосы сливались с бородой и в лунном свете, казалось, отливали голубизной. Не произнося ни слова, он только протягивал им кольцо.

Взгляд Софии упал наконец на кольцо. И вдруг ей почудилось, будто она всю жизнь, сама того не понимая, мечтала именно об этом кольце. Ее охватило страстное, жгучее желание получить его в подарок. И Альберт увидел это.

— Мы можем хотя бы спросить, сколько оно стоит, — сказал он.

Дрожь охватила Софию. Она чуточку побаивалась старичка, но всё же последовала за Альбертом.

Старичок не ответил на вопрос Альберта о цене. Взяв руку Софии, он надел кольцо на ее дрожащий палец. Оно пришлось ей впору.

Это было тяжелое серебряное кольцо с тёмно-зелёным переливчатым камнем, чей блеск покорял. София стояла, сжав руки. Альберт спросил её о чем-то, но она не могла вымолвить ни слова. Она стояла не двигаясь, залитая лунным светом, и взор её был погружен в сверкающую глубину камня, она словно всматривалась в чей-то таинственный глаз. Ей казалось, будто кто-то смотрит на неё. Время остановилось.

— Хочешь это кольцо? — снова спросил Альберт.

Голос его звучал весело. Он уже сговорился со старичком о цене.

Кольцо было им по карману.

— Спасибо, Альберт! — выдохнула в ответ София.

И кольцо так и осталось у неё на пальце. Альберт заплатил, и они ушли. Дел у них было немного, но они всё равно бродили по ярмарке да радовались. Когда они снова проходили мимо того места, где стоял старичок, его уже не было, и он, и лавочка — исчезли. Да и луна, скользнув, скрылась за лесом. А на том месте, где был старичок, образовалась вроде бы чёрная дыра.

София содрогнулась и потянула за собой Альберта на праздничную площадь.

4

Крылатая явилась на ярмарку, как обычно, и разбила палатку, в которой гадала. Она захватила с собой несколько ковров в темных красивых тонах, и они висели снаружи на подставке.

Ворон Разумник, в виде исключения, сидел на этот раз в клетке. Клетка была старинная, позолоченная, висевшая на крюке в дверном проеме палатки. И, входя в палатку, люди, случалось, толкали клетку, так что она начинала раскачиваться. Разумнику это нравилось, и он обычно тут же представлялся:

— Я — Разумник, чёрный ворон. Я отвечаю на вопросы. Спросите, попробуйте, я даю мудрые ответы на самые дурацкие вопросы.

Некоторые раздражались, полагая, что ворон хвастается, кое-кто находил это забавным, но большинство, пожалуй, проникалось почтением к говорящей птице.

Крылатой это было не очень по душе. Обычно ворон так себя не вёл, но всему виной было его одноглазие.