Ольга Гурьян - Волшебная игла Страница 3

Девочка испугалась. Она очень хорошо знала, что дедушка не любит, когда она берет его книжки без спросу. Девочка так испугалась, что ей даже жарко стало, хотя она и была в красных тапочках на тонкой подметке.

Вот девочка стала думать, как горю помочь. И прежде всего она решила хотя бы башмачок положить обратно на место, на страницу. Она вскочила с дивана, схватила башмачок… но башмачок в руках у девочки рассыпался на части.

Дело в том, что эта книга была очень старая и башмачок нарисовали, может быть, сто лет тому назад. Его нельзя было так неосторожно хватать, а нужно было с ним вежливо обращаться. А так все нитки от дряхлости порвались, все восемь подметок отскочили и сам башмачок развалился на две половинки.

Девочка все-таки попробовала уложить его на страницу, но башмачок всё время рассыпался. Тогда она поняла, что, хочешь не хочешь, придется его починить, иначе он на свое нарисованное место не ляжет.

Вот девочка собрала все части башмачка. Она сшила обе верхние половинки. Потом сшила обе половинки подкладки. А потом она сложила верх с подкладкой, так что швы пришлись в середку и их ни снаружи, ни изнутри не было видно. По верхнему краю она обшила ленточкой. Эта ленточка тоже отвалилась, когда башмачок рассыпался, а теперь лежала рядом на полу. А нижний край верха и подкладки девочка пока что сметала на живую нитку. А потом она взялась за подметки.

Вот чудные оказались подметки! Они были сделаны не из кожи, и не из войлока, и не из соломы, и не из дерева. Они были сделаны из самой обыкновенной бумаги. Видно, эту бумагу сложили в много-много слоев, а потом поставили на нее ногу и обвели карандашом и вырезали. А по краю обшили кантиком из материи, чтобы все бумажки держались вместе. И так были сделаны все восемь подметок. И каждую еще для крепости несколько раз прошили толстыми нитками.

Девочка сложила все подметки одну на другую, а сверху положила башмачок и проколола его изнутри, так что иголка вышла наружу сквозь восьмую подметку.

— Не ко-ли! — сказала китаянка по-китайски.

Девочка глянула уголком глаза и увидела, что китаянка стоит поодаль, а подойти боится, — верно, не хочет опять в книжку, на свою картинку.

Девочка очень обрадовалась, что китаянка вернулась, но и виду не подала. Сидит и тянет нитку.

— Не коли зря! — закричала китаянка по-китайски. — Ты так всю бумагу разлохматишь. Надо сперва наметить дырочки карандашом на равном расстоянии, а потом пробить их гвоздиком или шильцем, а потом в готовые дырочки нитки тянуть.

— Я и тяну в готовые дырочки, — сказала девочка. — Здесь остались дырочки от старой нитки. — А сама на китаянку даже не смотрит, чтобы не испугать ее. А китаянка всё ближе подходит.

— Ты не такой ниткой шьешь! — кричит она. — Нитку надо потереть об огарочек свечи. Тогда она гладкая будет и крепкая и сама сквозь дырочку скользнет.

А девочка даже не смотрит на китаянку.

— Ты не таким швом шьешь! Твой шов сразу перетрется. Ты выпусти иглу в дырочку и опять в ту же дырочку сунь обратно, только не вытягивай всю нитку, а оставь петельку, чтоб до следующей дырочки хватило. А потом высунь иглу сквозь следующую дырочку и сквозь петлю и опять обратно в дырочку сунь и петлю оставить не забудь. Этот шов прочный и красивый и называется тамбурный.

Пока китаянка так говорила, она совсем близко подошла, и девочка могла бы ее схватить и сунуть обратно в книжку. Но она побоялась, что китаянка рассыплется от древности, как башмачок, и решила обращаться с ней вежливо. Она дошила башмачок и поставила его рядом с книжкой.

— Пожалуйста, примерьте, — сказала она.

— Нет-ни-за-что! — сказала китаянка. — Когда я сяду на страницу и надену башмачок, ты захлопнешь книгу, и я опять стану картинкой.

Тут девочка тоже рассердилась, что китаянка все ее хитрости поняла. И она попробовала по-новому схитрить.

— Ладно! — сказала она. — Не хотите надевать башмачок — не надо. Я его себе возьму. А вы так и будете ходить необутой.

— За-ви-стли-вые гла-за! — прошипела китаянка. — Тебе один башмачок ни к чему. Сшей себе пару, тогда и носи.

Она обула башмачок, а на страницу не села, рядом вертится. А девочка говорит:

— Подумаешь, трудно! Я теперь таких башмачков сколько хочешь могу сшить!

Достала она пеструю тряпочку для верха, гладкую для подкладки. Принесла стопку старых газет, поставила на них ногу, карандашом обводит, мерку снимает, а сама говорит нарочно погромче:

— Башмаки-то я сделаю. А там на картинке еще много хороших вещей осталось. Там чашечка с горячим чаем, от него пар идет. Надо выпить, пока не остыл. Там мисочка фарфоровая с рисовой кашей, и в нее палочки воткнуты. Вот я сейчас этими палочками соберу рис по зернышку и съем. Там подушки лежат вышитые, наверно мягкие. Вот я сейчас…

Да как повернется! А китаянка испугалась. Шмыгнула скорей на страницу, села на подушки. Одной рукой взяла чашечку, другой — мисочку, как раньше было нарисовано.

Тут девочка сказала:

— Да вы не бойтесь, — не стану я ваш чай пить! Ему, наверное, сто лет. Я себе сейчас свой свежий заварю.

И захлопнула книжку.

Эту книжку она поскорее положила на место и подумала: «Больше никогда не буду брать без спросу книги». А потом она поставила на плиту чайник и села шить башмачки.

Морозишна

Одна девочка пошла зимой в лес гулять. Шла, шла и заблудилась. Стала она аукать — никто не откликается. Стала она дорогу искать — никак не найдет. Все деревья инеем сверкают, все кусты снегом запорошены. Все будто разные, повыше, пониже, а под снежным убором так похожи, что не поймет девочка, где впервые проходит, а где который раз плутает. Вот она из сил выбилась, замерзать стала, прислонилась к сосенке, к шершавой коре, кричит: «Помогите!» Вдруг вдалеке кто-то откликнулся. Она и пошла на голос.

Вышла она на полянку. Полянка чистенькая, будто горница прибранная, снегом словно ковром застлана, по краям стеной кусты растут. Кустики невысокие, ветки, сучки красноватые, гладкие, пышно снегом укутаны. А на кочке под кустом сидит девушка, такая белая да круглая, нос морковкой, шапка заячья, белый тулуп серебряным поясом туго подпоясан.

— Это ты мне откликалась? — спрашивает девочка.

— Я, — говорит девушка.

Так они и познакомились. Эта девушка оказалась деда Мороза дочка — Морозишна. Вот они сели рядком, Морозишна девочку обняла. Пригрелась девочка, стали они беседовать. Девочка про своего отца говорит, как он в дальних лесах злых врагов подстерегает и бьет. А Морозишна про деда Мороза рассказывает, как он тех злых врагов морозит и губит. Морозишна рассказывает, а сама всё ветками играет, перебирает их. Выберет ветку попушистей, всю в снегу, обломает и начнет снежную нитку тянуть, будто кудель прясть. Девочка, на это глядя, засмеялась.

— Что ты, — говорит, — снег прясть хочешь? Этого не бывает.

— Это не снег, — отвечает Морозишна, — это Морозовы овечки мимо шли, за колючки зацепились, ихняя шерсть на веточках и осталась.

Напряла Морозишна целый клубок шерсти, а девочка говорит:

— Ой, какие снежки, круглые да крепкие! — и давай в Морозишну снежками кидаться.

А Морозишна не рассердилась.

— Несмышленая ты, — говорит, — нашла чем играть! Это не снежки, это деда Мороза овечек шерстка, в нитку спряденная, в клубки скатанная.

Выбрала Морозишна пушистый клубок и на конце нитки петельку завязала. Потом отломила с куста суковатую веточку и сучки пообломала. Сучки хрустнули, в снег попадали, один сучок коротенький на конце ветки остался, а у Морозишны в руках ветка с крючком, будто те крючки, которыми вяжут, вязальные. Завязала она кончик нитки петлей, потом зацепила крючком нитку и протянула сквозь петлю, у нее вторая петелька образовалась. Она опять нитку подцепила, сквозь вторую петлю протянула, — получилась третья петля. И так, петля за петлей, длинную косичку связала.

Связала она косичку, какой длины ей надо было, и за второй ряд принялась. Накинула нитку на крючок, просунула крючок в последнюю петлю, зацепила нитку и новую петлю вытащила. Теперь у нее на крючке три нитки рядом лежат: от последней петли — раз, да нитка, которую накинула, — два, и от новой петли — три. Она снова нитку подхватила, протащила сквозь две петли. Теперь у нее на крючке всего одна петля. Подхватила она снова нитку, во вторую от конца косички петлю пропустила. Опять у нее на крючке рядком три нитки лежат.

Так она всё подхватывала да протаскивала, пока до конца всю косичку не обвязала. И тут она вязанье повернула и опять обратно пошла третьим рядом.

Вот она вяжет да вяжет, крючок — ветка красноватая — мелькает, нитка белая пушистая вьется, петля в петлю вплетается. Заморгала девочка глазами, прижалась к Морозишне.

— Ой, хорошо мне, тепло! Спать хочется. Прикрой меня твоим шарфом длинным да широким, теплым да мягким. Прикрой меня, укутай, я устала, спать хочу.