Владислава Груэ - Горькие сказки Страница 3

Скелеты заметно обрадовались. Все же они были воспитанными, интеллигентными скелетами и грызть детей не любили, хотя и приходилось.

— Даем тебе время! — торжественно сообщили они. — Исправляйся! Становись мужчиной! Учись жить достойно! К людям иди! А мы каждую ночь приходить станем! Не исправишься — пропадешь!

И скелеты пропали сами, как и не было их. А Фока остался на берегу реки, испуганный, жалкий и несчастный. А еще ему надо было решить задачу, как спрятать от других мокрое пятно на брюках. По опыту он знал, что пятно до утра само не высохнет, и как просушить без огня, не представлял. И я не представляю, кстати. Но Фока был умным мальчиком. Он решил намочить брюки еще сильнее. Как будто бежал в темноте и упал в реку. Задом и одной штаниной, да. Так и сделал. Потом забился в куст, съежился и кое-как задремал — впрочем, до самого утра без просыпу.

О чем он не подумал, так это о запахе. Он-то к запахам давно привык и не замечал. Так что утром, когда они собрались, испуганные и растерянные, миазмы поплыли во влажном воздухе, и чуткие ноздри братьев сразу все определили. И получилось еще хуже. Получилось, что от страха Фока уделался не чуть-чуть, как было на самом деле, а от подмышек до пяток.

И стал Фока Мокрым, отныне и навсегда.

Ну, зато остальные повеселились от души. А Фока обиду затаил, спрятал за бессмысленной улыбкой, только при случае решил напакостить всем, чтоб не смеялись. Как будто от его пакости смеяться перестанут.

А остальные о том, как провели ночь и что им говорили скелеты, и что с ними делали, и что они отвечали скелетам, и в чем клялись — скромно умолчали. Но что-то там было, потому что следующей ночи страшились все, и что скелеты ночью вернутся, тоже все знали.

Когда мир был юным, трава зеленей, а солнце ярче, все дети мечтали попасть в какой-нибудь сказочный необитаемый мир. Но те золотые времена, когда дети верили книгам и слушались взрослых, давно миновали, и наши герои уже ни о чем таком не помышляли. Они, если честно, вообще ни о чем не помышляли. Так, по мелочам разве что. Они не представляли, как на самом деле весело, интересно можно зажить в новом мире. Сколько увлекательных дел! Можно вырыть пещеру, и никто не заругается, что испачканы руки до самых пяток. Можно поставить шалаш, развести костер и сидеть, смотреть на пламя, и неважно, что прожжены брюки — никто не укажет, никто не осудит. Можно наловить крупной рыбы, форели, например — в любой сказке водится форель! — и запечь ее на костре. И съесть! И пальцы облизать, и кому какая разница! Можно построить плот и поплыть вниз по реке в поисках чего-нибудь. Можно вскопать землю, посадить огород… можно коз приручить и развести целое стадо — и кататься на них, и никто не заругается! Можно бегать по лесу, орать и швыряться шишками в белок и друг дружку… но наши дети, к сожалению, ни о чем подобном не мечтали. С другой стороны, мечтать — это, конечно, здорово… но только не когда к ночи обещаются прийти скелеты и загрызть.

Когда кто-то обещается загрызть, лучше держаться ближе к родителям, это понимали все. Так раньше и поступали: сломают дверь или нахамят кому из взрослых, и сразу бегом домой — спасите, ребенка обижают!

Но то раньше, а сейчас — где он, дом, за какими сказочными далями?

— Встряли, — подытожил Ярик, и остальные согласно покивали.

Да, встряли, влипли, влетели, попали.

— Может, пугали? — заикнулся кто-то. — Детей все пугать любят. Бить нас запрещено, вот и пугают. Попугают и отступятся…

— Ага, пугали! — содрогнулся Ярик. — Как навешали чирков! Говорят, чтоб знал, как пинаться! Они еще раз придут и по кругу пустят, я вообще не сяду…

Фока затаил злорадную улыбку. Братья ходили в футбольную секцию, пинаться умели и любили, и Фоке от них иногда прилетало. Вот пусть сами прочувствуют! Потом Фока вспомнил, что скелеты обещали ему самому, и улыбочка угасла.

Улыбочки угасли и у остальных членов банды Железнозадых. Походило на то, что скелеты каждому пообещали веселую и недолгую жизнь.

— За что они к нам прицепились? — спросил Сережа. — Мы им ничего не делали!

Явление скелетов заставило его отбросить обычную дурковатость и заговорить разумно, что выглядело очень непривычно, как будто пришел незнакомый мальчик.

— А за что вы Фоку «тренируете»? — так же неожиданно разумно отозвался Лелик. — Он вам тоже ничего не делал.

— Ну… нравится нам.

— Вот и скелетам — нравится.

— Вот уроды!

Из всех мальчиков один Леша тонко улыбнулся на такое признание, но ничего не сказал, потому что был очень сдержанным, а остальные промолчали, потому что ничего такого-растакого не заметили.

Фока неловко отвел глаза. Он-то как раз кое-что делал и Сереже, и Вите, и даже Лелику, только никто пока не догадался, что это он.

После бурного обсуждения, чего бы такого сделать скелетам, они дружно пришли к выводу, что мир плохой, не любят их здесь, и надо идти домой. Вывод, кстати, закономерный, большинство убегающих из дому за романтикой именно к нему и приходят, свидетельствую на основе собственного опыта. Потому что дома — лучше. Ну, по сравнению с ночевкой под кустом на голодный желудок или вот со скелетами. Только где он, дом? Раньше, когда неизвестно было, куда идти, они спрашивали у прохожих. А здесь у кого спросить? Разве что у скелетов — но это нет уж, нет уж.

В конце концов они решили залезть на высокое дерево и посмотреть. А что? Решение не такое идиотское, каким кажется на первый взгляд. С высокого дерева видно дальше и больше. Вдруг что и обнаружится. Осталось решить, кому лезть.

— Страхово, — признался Витя, оценив высоту деревьев в ближнем лесу.

— Страховато, — согласился Сережа.

— Не смогу, — заявил Фока с бессмысленной улыбкой.

Леша ничего не сказал, просто с сомнением посмотрел на свои чистые ладони, потом на смолистые стволы, и стало понятно, что и он не полезет. Братья переглянулись.

— Мы залезем, — сказали они бодро, хотя видно было, что им тоже и страхово, и насчет сил большое сомнение, но положение лидеров обязывало. Да, оказывается, и у лидеров имеются обязанности, например, первыми идти на страшное дело. Взрослые об этом давно забыли, а вот среди детей память, как ни странно, сохранилась, и даже такие лидеры, как Ярик и Лелик, понимали, что если они главные, то им и лезть. Наверно, это потому, что дети чаще, чем взрослые, попадают в сказку.

— Давайте все полезем, — неожиданно для самого себя вдруг сказал Фока. — По-честному, кто как сможет.

— Давайте по-честному, — так же неожиданно для себя согласились остальные.

Видимо, явление скелетов расшатало им психику, и она, психика, запаниковала и в поисках спасения стала выдавать непривычные, очень достойные для ребят решения.

Они зашли в лес, примерились каждый к своему дереву и поползли вверх. Только Фока не пополз, потому что не допрыгнул до ветвей. Но ждать остальных он не стал, а по-честному пошел вглубь искать дерево по силам.

Он шел и шел, деревья становились выше и стройнее, и вдруг он увидел Его. Ее. Наверно, ее, потому что дерево походило на ель. Таких гигантских деревьев ему никогда не доводилось видеть, даже по телевизору, где можно увидеть что угодно, даже инопланетян. Оно росло на холме и вершиной, казалось, упиралось в небо. И от самой земли торчали прочные удобные сучья, как раз чтоб мог залезть такой слабенький мальчик, как Фока.

Он лез и лез, и ему совсем не было страшно. Внизу сплошным покровом качались ветви, закрывали высоту подъема, рядом и вокруг густо торчали сучья, и захочешь, так не сразу упадешь, так что Фока не падал, а лез и лез потихоньку вверх. И так же потихоньку открывались перед ним неоглядные дали. Синели далекие леса, река извилистой лентой блестела от горизонта до горизонта — и там, на горизонте, поднимались невысокой цепью горы.

Фока залез еще выше, туда, где редкие ветви не закрывали обзора, и огляделся. Леса, поля и горы, и река причудливыми петлями со всеми ее притоками, снова леса и поля… и никаких признаков дома. Они действительно угодили в дикий, нехоженый мир, в сказку.

Долго сидел Фока на вершине дерева. Он плакал. А что делали остальные, осталось неизвестным, хотя глаза у всех были красными. Но это, само собой, от ветра.

— Я домой хочу, — сказал Витя.

— Все хотят! — буркнул Ярик. — Увидишь дом, свистни.

— Я домой хочу! — повторил Витя настойчиво, голос у него задрожал, и стало понятно, что он вот-вот заплачет.

Когда мир был юным, трава зеленей, а солнце ярче, тогда люди плакали чаще. Не потому, что плохо жили, а просто переживали искренне и не стеснялись свои переживания проявлять. Тогда и смеялись гораздо чаще, и даже пели, и в одиночку, и хором, что ныне представляется совсем невероятным. А сейчас невозможно вообразить, чтоб взрослый взял и заплакал, от обиды, жалости, тоски или просто так. Сейчас это так же невероятно, как и пение хором на улице.