Таня Гроттер и колодец Посейдона - Емец Дмитрий Александрович Страница 3

– Ну поклянись! – продолжал ныть Жорик.

– Хорошо! Будут тебе санки, будет и свисток… Разрази громус! Клянусь, что тест ты сдашь! – четко и ясно произнес Шурасик.

Жикин поднялся с колен и деловито отряхнул брюки. Он слегка удивился, что Шурасик дал такую серьезную клятву, однако долго удивляться было не в его правилах. Он уже получил согласие, а больше ему от Шурасика ничего и не нужно было. И теперь Жикин хамел на глазах.

– Договорились! Свистни мне, когда надо будет проходить обряд! Пока, Шурочка! Спокойной тебе ночи в твоей грустной комнатке, заваленной книжечками! Будь хорошим мальчиком! Меняй подгузники!

Когда за Жорой закрылась дверь, Шурасик вновь вернулся к зеркалу. Вернув обиженное отражение, он посмотрел на свое бледное некрасивое лицо, на маленький подбородок, на оттопыренные уши и неожиданно расхохотался.

– Все-таки ты дурак, Жикин… Круглый дурак! – сказал он.

Около полуночи Шурасик тщательно оделся, почистил зубы и обувь и, поразмыслив немного, вылил на себя полфлакона мужской туалетной воды «Маленький мачо». Флакон был выписан полгода назад по каталогу с Лысой Горы, но до сих пор так и не опробован. Случая как-то не было. Хотя, если верить прилагаемому сертификату, одной капли туалетной воды (до, после, в процессе или вместо бритья) было достаточно, чтобы растопить самое холодное сердце. На этикетке мелким шрифтом значилось: «Осторожно! При превышении дозировки девушки мрут от любви, как мухи! « Однако, наученный горьким опытом, Шурасик не доверял рекламе и потому превысил дозировку раз в восемь.

Закончив все приготовления, он выскользнул в коридор и осторожно, стараясь не производить шума, стал пробираться через Жилой Этаж к лестнице. По обе стороны слева тянулись двери комнат. Тибидохс жил ночной, особенной жизнью.

Из комнаты Гуни Гломова доносились вопли, звон мечей и глухие страстные удары кулака в стену. Судя по мощи ударов, они были усилены Гломусом вломусом . Потом страшный бас произнес:

– Моя жизнь – длинный шрам, моя судьба – боль! Я давно готов умереть, а вот готов ли ты? Положи вилку, хмырь, и отойди от могилы!

Шурасик вздохнул. Он догадался, что Гуня настроил зудильник на лопухоидное телевидение, насмотрелся фильмов про вампиров и теперь обогащает свой тактический арсенал наездов и запугиваний.

– Не, так как-то фигово… Слишком длинно! – продолжал вслух рассуждать Гуня. – А если то же самое, но чуток в доброжелательном духе: «Не дразни меня, чувак! Я очень зол с того дня, как меня убили!» М-м-м… А че? Нормуль! А если так: «Чьи это хорошенькие глазки плавают у меня в чае? Чтааа-аа?!»

Хотя эти слова явно были обращены не к нему, Шурасику стало неуютно, и, покрутив пальцем у виска, он поспешно прошмыгнул дальше.

От двери Демьяна Горьянова пахло прокисшим молоком. Рядом с Демьяном вообще прокисало все подряд, а его доброжелательного взгляда опасался даже циклоп Пельменник. Тревожась, что его одеколон утратит волшебные свойства, Шурасик поспешно пробежал мимо горьяновской двери мелкой трусцой.

Семь-Пень-Дыр, живший по соседству, комкал во сне черную простыню и метался в банковском кошмаре, пытаясь извлечь годовой процент из нуля бубличных дырок, которые во сне называл «дурками». Процент упорно отказывался извлекаться, изводя жадного Дыра. Затем в кошмаре Пня явно что-то поменялось. Он спокойно повернулся на другой бок и спросил трезво и четко: «Теперь главное понять, какая из этих двух выдр настоящая?» После чего заснул уже без всяких сновидений.

Из комнаты Генки Бульонова доносилось непрерывное бормотание. Прислушавшись, Шурасик убедился, что Бульонов разучивает базовые заклинания элементарной магии, причем разучивает не без некоторых успехов. Изредка бормотание сопровождалось сухим потрескиванием кольца – это означало, что перстень искрой откликается на магию.

«Ударения не всегда правильно ставит! А вообще молодец, быстро наверстывает!» – сниходительно подумал Шурасик и тотчас раскаялся в своей снисходительности.

В комнате Бульонова что-то загрохотало. Немного левее головы Шурасика в двери возникло отверстие размером в кулак. Шурасик трусливо присел и ретировался.

– Нет, вы видели? Темный маг разучивает светлое заклинание Искрис фронтис , паля по казенной мебели, и где? В закрытом помещении! – пробормотал он.

На пересечении коридоров Шурасик едва не столкнулся с Лизой Зализиной, которая, помахивая зонтиком, назойливо прогуливалась у комнаты Ваньки Валялкина. Не заметив Шурасика, Зализина повернулась к двери и громко, явно не в первый уже раз, произнесла:

– Ты не мужчина, Валялкин! Ты мизер, размазня, пустое место! И не смей заговаривать дверь! Я хочу с тобой объясниться!

– Лизон, я спать хочу! Я уже двести раз тебе говорил: отстань! – жалобно откликнулся Ванька.

– Ты говоришь так потому, что не уверен в себе! Гроттерша задушит тебя своей серостью! У нее не жизнь, а сплошные неприятности! Открой мне дверь, я требую! Я не дам тебе погибнуть, я спасу тебя даже помимо твоей воли!

– Это ты так думаешь.

– Ты боишься меня, и я знаю почему! Ты духовный банкрот, опустошенная личность! Ты не хочешь слушать меня, потому что я голос твоей совести! Открой, скотина! – завывала Зализина.

– Лизон, сделай одолжение: выпей валерьянки и иди спать! – хладнокровно отвечал Валялкин.

Но Зализина не желала пить валерьянку. Она желала буянить, стучать в дверь ручкой зонтика и спасать Ваньку от пошлого быта. Шурасик, которому она мешала пройти, вынужден был кашлянуть. Зализина оглянулась, замахнулась зонтиком и зашипела как кошка:

– Подслушиваешь? У тебя что, своей жизни нет?

– Есть, Зализина. Все у меня есть. Именно поэтому я и хочу пройти, – сказал Шурасик, по привычке к научному наблюдению констатируя, что туалетная вода «Маленький мачо» оставила Зализину совершенно равнодушной.

Темными путаными лестницами, следуя причудливым всплескам факелов, Шурасик выбрался из Тибидохса. Пельменник сидел у подъемного моста на деревянной чурке, ковыряя пальцем в зубах.

Заметив, что кто-то идет, циклоп потянулся было к секире, прислоненной к перилам, но поленился ее брать и ограничился тем, что, как шлагбаумом, загородил проход ногой.

– Ночью не положено! Личный приказ Сарданапала! – сказал он голосом, в котором так и звенело служебное рвение.

Шурасик молча сунул ему копченый окорок, которым заблаговременно запасся сразу после ужина.

– Ага! Дача взятки должностному лицу! Ссылка в копи к гномам до трех лет! Сейчас вызову дежурный караул! – воодушевился циклоп.

– Смотри, окорок заберу! – раздраженно сказал Шурасик.

Пельменник перестал буравить его единственным глазом и взял окорок.

– Совсем народ шутки перестал понимать!.. Слышь, ты там скажи ребятам, чтоб в другой раз пива приносили. А то на сушняк ничего не лезет, – зевнул он и убрал ногу.

Шурасик вышел в парк, примыкавший к пруду. Пруд стабильно пованивал тиной. Шумел камыш. Деревья гнулись. Ночка темная была. Короче, пейзаж. А пейзажи в приличных книжках принято или пропускать, или списывать у Тургенева, зная, что их все равно пропустят. В тине что-то странно булькало – то ли водяной гонял лягушек, то ли резвились русалки, которым днепровские омуты с их черными дырами-телепортами принесли утопшего водолаза. «Папа, папа, наши сети притащили мертвеца!» В лицо Шурасику подул ветер и коварно шепнул: «Май, ветер, любовь!»

– Я проинформирован, – буркнул Шурасик.

Вдоль темной, шевелящейся от ветра травы неторопливо текли куда-то поручик Ржевский и Недолеченная Дама.

– Нет, нет, нет и нет! Отстань! – отбрыкивался поручик.

– Ну не хочешь новый мундир – не надо! Носи хотя бы эполеты! – настаивала Дама.

– Нет!

– Ну, пупсик! Не упрямься!

– Сказано тебе: от-вянь!

– Хорошо. Не хочешь выглядеть достойно – будь всеобщим посмешищем. Тогда хотя бы не носи в спине эти пошлые ножики! Что за нелепый способ самоутверждаться? Ты уже взрослый мужчина! Образумься, Вольдемар! Не заставляй меня краснеть!