Редьярд Киплинг - Вторая книга джунглей Страница 38

— А что же будет теперь? — спросил Серый Брат.

Маугли хотел ответить, но в эту минуту девушка в белой одежде сошла с тропинки, которая бежала от окраины деревни. Серый Брат мгновенно скрылся, а Маугли бесшумно отступил в поле высокого хлеба. Он почти мог дотронуться до неё рукой, но тёплые зеленые стебли сомкнулись перед ним, и он исчез, как призрак. Девушка вскрикнула, думая, что видела духа, потом глубоко вздохнула. Маугли раздвинул стебли руками и следил за ней взглядом, пока она не скрылась из виду.

— А теперь не знаю, — в свою очередь, вздыхая, сказал он, — зачем вы не пришли, когда я вас звал?

— Мы бежим за тобой, мы бежим за тобой, — пробормотал Серый Брат и лизнул ноги Маугли, — мы бегаем за тобой всегда, исключая время новых песен.

— А вы пошли бы за мной в людскую стаю? — прошептал Маугли.

— Разве я бросил тебя в ту ночь, когда ты был изгнан из нашей прежней стаи? Кто разбудил тебя, когда ты лежал среди полей?

— Да, но потом?

— Разве я не пришёл за тобой сегодня?

— Да, но придёшь ли ты снова, ещё снова и, может быть, ещё раз, Серый Брат?

Серый Брат молчал; наконец проворчал про себя:

— Чёрная была права.

— А что она сказала?

— В конце концов, человек возвращается к человеку. И наша мать, Ракша, говорила…

— То же сказал и Акела в ночь рыжих собак, — пробормотал Маугли.

— То же говорит и Каа, который умнее всех нас.

— А что скажешь ты, Серый Брат?

— Люди выгнали тебя грубыми словами. Их камни изрезали твои губы. Они поручили Бульдео убить тебя. Они хотели бросить тебя в Красный Цветок. Ведь ты сам, а не я говорил, что они злы и бессмысленны. Ты, а не я двинул джунгли на них. Ты, а не я сочинил про них песню, которая была злее нашей песни про рыжих собак.

— Я спрашиваю, что ты скажешь?

Разговаривая, они бежали. Серый Брат не отвечал, потом между двумя прыжками произнёс:

— Человеческий детёныш, господин джунглей, сын Ракши, мой брат по логовищу! Правда, на некоторое время, весной, я забыл о тебе, но твой след — мой след, твоё логовище — моё логовище, твоя добыча — моя добыча и твой бой на смерть будет моим смертельным боем. Я говорю за всех Четверых. Но что скажешь ты джунглям?

— Хорошо, что ты подумал об этом. Между взглядом и нападением не следует ждать. Беги и созови всех к Скале Совета; я приду позже и скажу им, что у меня в мыслях. Но может быть, они не придут? Может быть, они забудут обо мне; ведь теперь время новых песен.

— А ты-то сам никогда ничего не забывал? — резко бросил ему через плечо Серый Брат, пускаясь волчьим галопом. Маугли задумчиво бежал позади него.

Во всякое другое время года странные вести собрали бы все джунгли; звери сбежались бы к Скале Совета, подняв щетины, но теперь они были очень заняты; одни охотились, другие дрались, третьи пели. Серый Брат бегал повсюду и кричал:

— Господин джунглей возвращается к людям! Идите к Скале Совета!

Но счастливое, оживлённое население отвечало только:

— Он вернётся к нам во время летнего зноя. Дожди загонят его в логовище! Беги сюда, пой с нами, Серый Брат.

— Но господин джунглей возвращается к людям, — повторял Серый Брат.

— Иии — йоауа! Разве из-за этого время новых песен сделается менее сладким? — слышался ответ.

Поэтому, когда Маугли с тяжёлым сердцем поднялся между памятными скалами в то место, куда его некогда привели для осмотра, он встретил там только Четверых, полуслепого от старости Балу и тяжёлого, холодного Каа, который обвивал кольцами пустое место Акелы.

— Итак, человечек, твой путь оканчивается здесь? — сказал Каа, когда Маугли, закрыв лицо руками, бросился на землю. — Скажи, что с тобой! Мы с тобой одной крови, человек и змея.

— Зачем я не умер посреди рыжих собак? — простонал юноша — Я потерял свою силу, и это не от яда. День и ночь я слышу двойные шаги. Поверну ли я голову, мне кажется, кто-то только что спрятался от меня. Я иду смотреть за деревьями — никого. Я зову, никто не отвечает, а между тем мне кажется, что кто-то меня слушал, но не закричал мне. Я ложусь и не отдыхаю. Я бегаю и не могу остановиться. Я купаюсь, но не ощущаю прохлады. Охота мне противна. Мне противно убивать, но не хочется драться без того, чтобы убить. В моем теле Красный Цветок; мои кости превратились в воду и… я не знаю, что я знаю.

— Зачем говорить, — медленно сказал Балу, поворачивая голову в сторону Маугли. — Подле реки Акела сказал, что Маугли прогонит Маугли обратно к людской стае. Я тоже говорил это. Но кто теперь слушает Балу? Багира… где теперь Багира? Она знает. Таков Закон.

— Когда мы встретились в Холодных Логовищах, человечек, я уже знал это, — произнёс Каа, слегка поворачивая свои могучие кольца. — В конце концов, человек идёт к человеку, хотя бы джунгли не выгоняли его.

Четыре Брата переглянулись, потом посмотрели на Маугли; происходящее удивляло их, но они были готовы повиноваться.

— Значит, джунгли меня не изгоняют? — с трудом пробормотал Маугли.

Серый Брат и остальные трое яростно заворчали и начали:

— Пока мы живы, никто не посмеет…

Но Балу остановил их.

— Я учил тебя Закону Джунглей. Мне и следует говорить, — сказал он, — и хотя я не различаю перед собою скал, я вижу далёкое будущее. Лягушечка, иди по собственной тропе; устрой себе логовище со стаей твоей собственной крови, с твоим племенем; но когда тебе понадобится зуб, глаз, лапа или быстрое слово, переносящееся ночью из места в место, вспомни, господин джунглей, что джунгли твои; только позови нас!

— Средние джунгли тоже твои, — заметил Каа, — конечно, я не могу ручаться за Маленький Народ.

— О мои братья, — произнёс Маугли и, зарыдав, всплеснул руками. — Я сам не знаю, что я знаю! Мне не хочется уходить, но ноги увлекают меня. Могу ли я жить без таких ночей?

— Полно, поднимись, Маленький Брат, — продолжал Балу. — Нечего стыдиться. Когда мёд съеден, мы бросаем опустошённый улей.

— Скинув кожу, — сказал Каа, — мы не можем снова заползти в неё. Таков Закон.

— Слушай же, самое дорогое для меня существо, — произнёс Балу. — Тебя нельзя удержать ни словом, ни силой. Подними голову. Кто посмеет задавать вопросы господину джунглей? Я видел, как ты играл белыми камешками вон там, когда ты был крошечной лягушкой; Багира, которая заплатила за тебя только что убитым молодым быком, тоже видела тебя. Из тех, кто был при этом осмотре, остались только мы двое; потому что Ракша, твоя мать по логовищу, умерла, как умер и твой названый отец; все волки старой стаи давно умерли; ты знаешь, куда ушёл Шер Хан; Акела пал среди долов, и, если бы не твоя сила и мудрость, там погибла бы и вторая сионийская стая. Остались только старые кости. Теперь уже не человеческий детёныш просит позволения у своей стаи, а господин джунглей становится на новый путь. Кто может допрашивать человека?

— Но Багира и бык, которым я был куплен, — сказал Маугли, — мне не хотелось бы…

Он не договорил; внизу послышалось раскатистое ворчание, треск ветвей, и через мгновение Багира, лёгкая, сильная и ужасная, как всегда, остановилась перед юношей.

— Потому-то, — сказала пантера, вытягивая свою влажную правую лапу, — я не пришла раньше. Я долго охотилась, но теперь в кустарниках он лежит мёртвый, — лежит бык по второму году, бык, который даёт тебе свободу, Маленький Брат. Теперь все долги уплачены. Что же касается остального, моя речь — речь Балу. — Пантера полизала ногу Маугли. — Помни же, Багира тебя любила! — вскрикнула она и сделала прыжок со скалы. От подножия холма снова донёсся её громкий длительный крик: — Хорошей охоты на новом пути, господин джунглей! Помни же, Багира тебя любила.

— Ты слышал, — сказал Балу, — теперь все кончено; ступай, но прежде подойди ко мне. О мудрая лягушечка, подойди ко мне.

— Трудно сбрасывать с себя кожу, — заметил Каа, когда Маугли, прижимаясь головой к слепому медведю, долго рыдал, обнимая его шею, а Балу слабо старался лизнуть его ноги.

— Звезды побледнели, — сказал Серый Брат, нюхая предрассветный ветер. — Где мы сегодня устроим логовище? Ведь теперь мы побежим по новому следу.

И это последний из рассказов о Маугли.