Дик Кинг-Смит - Леди Дейзи Страница 4

Нед чувствовал, что вопреки его желанию у него наворачиваются слёзы. Он представил, как Леди Дейзи запрут на веки вечные в этом буфете со стеклянными дверками, а она, наверное, будет кричать, чтобы её освободили, но никто не услышит!

Нед отвернулся, чтобы бабушка не могла видеть его расстроенного лица, и смотрел в окно. Потом перевёл дыхание и сказал быстро, заметно волнуясь:

— Пожалуйста, можно я возьму её?

— Ты хочешь взять куклу насовсем? Домой?

— Да.

Бабушка подошла к Неду, положила руки ему на плечи и посмотрела туда, где (хотя она этого не знала) когда-то стоял могучий ливанский кедр.

— Нашёл — значит, моё, а? — улыбнулась она.

— Нет, не так! — воскликнул Нед. — Это не значит, что она будет моей собственностью. Я только хотел бы заботиться о ней. Ну, знаешь, как ты сказала о доме, что он… Как это называется?

— Заповедное имущество?

— Да! Леди Дейзи ведь тоже может быть заповедным имуществом. Только я буду сейчас о ней заботиться. Можно?

Бабушка повернула его к себе, увидела, что он чуть не плачет, и улыбнулась. Потом она взяла коробку с её обитательницей в платье, украшенном маргаритками, и отдала внуку.

— Ну, отправляйся, Леди Дейзи. Когда-нибудь ты вернёшься сюда опять.

— Спасибо, спасибо! — обрадовался Нед.

Бабушка нежно погладила длинные чёрные волосы куклы.

— Интересно, — пробормотала она, — что сказала бы Леди Дейзи, если бы могла говорить?

Глава 4

«Было бы замечательно…»

— Эта леди, — сказала кукла Неду, когда они остались вдвоём в его комнате, — кто она?

— Это моя бабушка.

— Твоя бабушка! — воскликнула Леди Дейзи. — Но она же в брюках!

— Да. Она часто надевает брюки, и мама тоже. Почти все женщины сейчас носят брюки.

— Поразительно! Ты ещё скажи, что мужчины носят серьги и ожерелья!

— Довольно многие.

— Ну хватит, Нед, не смеши! Мне трудно ко всему этому привыкнуть. Например, гостиная — как она изменилась! На стенах почти нет картин. И где шезлонг, где Честерфилд, Давенпорт, где Кантербери[3], наконец? Рояль ещё там, но прежде каждая его ножка всегда была покрыта оборочками, а теперь ножки голые.

— Теперь, Леди Дейзи, ты меня смешишь! — улыбнулся Нед.

— Остаётся надеяться, — продолжала кукла, — что когда твоя бабушка всё-таки надевает платье или юбку, то они достаточной длины. Только щиколотки могут быть видны, каждая леди это знает. Позволить джентльмену увидеть больше — неприлично!

— Многое переменилось, — сказал Нед. — Видишь ли, сейчас совсем другая мода.

— Мне кажется, что всё другое. Например, что это за странный предмет в углу гостиной? Какая-то большая квадратная коробка со стеклянным окном!

— Это телевизор.

— Телевизор? Что это?

— Ну, — начал Нед, — сначала было изобретено радио…

— Радио? А это что?

— Такое устройство, которое включаешь и можешь слушать музыку, как разговаривают люди и всё такое. А потом изобрели телевизор, и теперь можно не только слышать людей, но и видеть, да ещё и в цвете. Можно видеть то, что происходит во всём мире, в прямой передаче, сигнал передаётся через спутник. Давай, Леди Дейзи, я включу телик, и ты сама всё увидишь. Только подождём, пока бабушка уйдёт куда-нибудь. Кстати, я тебе так благодарен, что ты не разговаривала с ней, когда она тебя подняла.

— Почему?

— Потому что хочу, чтобы это было нашим секретом. Не хочу, чтобы другие знали об этом.

— Виктория была такая же. Ах, смотри, как я легко сказала «была». Бедная маленькая девочка! Умереть так рано! Правда, она всегда была слабого здоровья.

— Не печалься, — сказал Нед. — Ведь это было так давно. Мне хочется, чтобы ты была счастлива, и я всё сделаю для этого, если позволишь. Бабушка разрешила мне взять тебя домой. Только, конечно, если согласишься.

— Странный ты мальчик, Нед, — удивилась Леди Дейзи. — Хочешь, чтобы у тебя была кукла. Вот Сидни и его товарищи никогда бы не мечтали о кукле. Их интересовали только мальчишечьи игры — они воображали себя солдатами королевы, сражающимися с коварными бурами, или затевали кулачные бои, или играли в крикет и футбол.

— Я тоже люблю футбол, — сказал Нед, — и играю за нашу школьную сборную. Я вратарь.

— И ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Если ты сама этого хочешь.

— Ты удочеришь меня, да?

— Да.

Они смотрели друг на друга. Нед уже привык к тому, что взгляд куклы ему ничего не сообщал. Если глаза открыты, значит, она не спит, но что при этом чувствует — понять было невозможно. Она не умела улыбаться или хмуриться, её гладкое восковое лицо было неподвижным, а широко открытые голубые глаза — пустыми.

Через минуту, которая показалась Неду вечностью, Леди Дейзи заговорила.

— Хорошо, Нед, — сказала она. — Мне кажется, было бы замечательно стать твоей приёмной дочерью, если ты действительно этого хочешь.

— Да, да, конечно! — радостно воскликнул Нед.

Ему хотелось обнять её, но кукла была уж слишком мала для такого проявления чувств, и к тому же, подумал он, это было бы чересчур сентиментальным, так что он только взял её ручку в перчатке и сказал:

— Обменяемся рукопожатием в честь этого?

— Конечно, — ответила Леди Дейзи.

— У тебя было столько волнений сегодня! Ты, должно быть, переутомилась, — заботливо сказал Нед. — Может быть, хочешь прилечь?

— Боже милостивый, нет, — запротестовала Леди Дейзи. — Я совсем не чувствую себя уставшей. Проспать восемьдесят девять лет! Этого вполне достаточно, чтобы чувствовать себя бодро.

— Тогда что бы ты хотела делать?

— Может быть, посмотрим устройство, о котором ты говорил? Кажется, ты называл его «телик».

— Да, конечно.

Нед взглянул на свои часы. Бабушка скоро включит шестичасовые «Новости» — она всегда их смотрит. Он вынес Леди Дейзи (разумеется, держа её вертикально) из комнаты.

— Сидни всегда съезжал вниз по перилам, — сказала она, когда они подошли к лестнице. — Отчаянный мальчишка был Сидни.

«Ну вот, опять этот Сидни!» — подумал Нед. Он, признаться, немного робел, потому что прежде ему это делать не приходилось. Тем не менее сел на широкие, красного дерева полированные перила и оттолкнулся.

Они съехали вниз на такой скорости, что Нед, соскочив с перил, чуть не столкнулся с бабушкой, которая как раз проходила мимо.

— Осторожно, Нед! — вскрикнула она. — Ты чуть не сбил меня. Да ещё с куклой. Кто мне недавно говорил, что хочет заботиться о ней? А вдруг ты бы её уронил? Голова у куклы сделана всего лишь из затвердевшего пчелиного воска и разлетелась бы на кусочки, если бы ударилась об пол.

— Прости, бабушка.

— Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Включи телевизор, милый, сейчас «Новости». А я пойду поставлю кое-что в духовку.

— Прости, Леди Дейзи, — тихо сказал Нед, когда они вошли в гостиную.

— За что?

— Ну, ты слышала, что бабушка сказала.

— Слышала. Но ты бы меня не уронил, Нед. Я в этом уверена.

Тем не менее от бабушкиных слов мурашки поползли по спине, и, хотя он глядел на экран, его воображению рисовалась ужасная картина: Леди Дейзи лежит на полу с расколотой головой, голубые глаза закрыты и никогда больше не откроются. Или ещё страшнее: обезглавленное туловище, а вокруг осколки разбитой головы.

Нед погладил длинные чёрные волосы куклы, которая неотрывно смотрела на экран.

Когда закончился выпуск «Новостей», бабушка выключила телевизор и сказала со вздохом:

— Хоть бы изредка нам показывали что-нибудь приятное. То, что творится сейчас, не может не удручать. Интересно, что подумала бы твоя кукла о мире, в котором мы живём, если бы умела думать?

— Ну, как тебе телевизор? — спросил Нед позже, когда они с куклой вернулись в его комнату.

— Потрясающе! — воскликнула Леди Дейзи. — Сколько всяких открытий и изобретений! У нас, разумеется, были фотографии — как бы мне хотелось показать тебе ту, на которой моя дорогая Виктория, — но движущиеся фотографии, цветные, которые рассказывают о том, что происходит где-то именно в этот момент! Невероятно! И эти громадные самолёты, на которых сотни людей могут долететь, скажем, до Америки за считаные часы! И астронавты, плавающие и кувыркающиеся в воздухе, и машины, которые знают ответы на все вопросы… Кстати, как они называются?

— Компьютеры.

— Да. Столько новых слов надо запомнить!

— Ну конечно, многое стало совсем другим, — кивнул Нед.

— А что-то совсем не изменилось, — произнесла Леди Дейзи с иронией. — Разве только стало ещё хуже. Везде войны, жестокость, голод. Люди научились многому, но не преуспели в том, чтобы любить друг друга.

— Должно быть, люди выглядят совсем по-другому?