Юрий Афанасьев - Сказки дедушки Валякси Страница 4

— Рыжая моя с белой грудкой, какое место проезжаем? — ёрзает от нетерпения Старуха.

— Рыбий остров, — облизнулась Лиса.

— В моей памяти такого острова не было! — удивилась Старуха.

— Видно, к старости память ослабла.

— А далеко ли до чума-то?

Увидела Лиса глинистый берег и говорит весело:

— Приехали! Поворачивай, бабушка, к берегу. Да скорее же!

Засуетилась Старуха, быстро веслом стала подгребать… Только лодка коснулась берега, Лиса прыг — и в лес.

Посмотрела Старуха, а вместо узелков — одни пустые платки! Кинулась она Лису догонять — да куда там! Только в глине завязла.

Заголосила, руками замахала Старуха, дыханье перехватило от злости и обиды…

Мимо Сорока пролетала, увидела Старуху, всё поняла и сказала:

— Одно пожалеешь — другое потеряешь. Спроси-ка, Старуха, у людей: где ум прячется — в хвосте или в голове?.. А чум твой совсем на другом берегу. — Махнула Сорока хвостом и улетела.

Только на другой день добралась Старуха до своего чума. Спасибо, добрые люди помогли, а то бы совсем в глине завязла…

… — Где жадность, там и глупость, — так закончил дедушка Валякси сказку.

Хыр-лык, хыр-лык, — гребёт неторопливо дедушка Валякси. Вёсла задорно пощёлкивают, от них по водной глади убегают следы с завитушками. На тихом плёсе слышны всплески — рыба. Лодка-колданка шустро виляет заострённой кормой. Ундре лежит на малице, голова покачивается в такт вёслам. Закроет глаза, и кажется ему, что едут они не вперёд, а назад, Стоит открыть — всё правильно, и солнце вместе с дальними кустами ползёт за ними.

— Оп-оп, — ухватился Валякси за палку, торчащую из воды. — Кол не сломается, сетка удержится, сетка удержится — рыба поймается, — запричитал он.

Ундре превратился в слух, он по плеску мог определить, какая попадётся рыбина. А дедушке очень хочется сегодня поймать налима. Сделает он из прутьев обручи: большой, средний и маленький, обтянет их мережей, получится ловушка — фитиль. Поставит этот фитиль в реку у самого берега, а вечером налим попадётся.

— Ундре, — спрашивает Валякси, — слушай: под водой сто глаз ждут старика усатого. Что это?

— Сетка и налим, — отвечает внук. Ох и любит же налим, прежде чем попасть в сеть, чтобы про него всякие загадки напридумывали.

— Ундре, — заговорщически обращается снова дедушка. — За ус не ухватишь и за хвост не удержишь. А?

— Налим, — торжественно говорит Ундре, зажмуривая глаза. Он прикидывает расстояние до буровой вышки, которая темнеет у самого горизонта. Завтра должны приехать в их чум в гости Фёдор с геологами. Дедушка пообещал много рыбы поймать за ночь.

— Под водой за камнем лежит живая колотушка, — не унимается Валякси и сам поднимает в лодку фитиль.

— Налим! — открывая глаза, громче прежнего кричит Ундре. Что-то тяжёлое шлёпнулось на дно лодки, зачавкало, заползало.

— Налим! Налим! — ликует Ундре.

От кустов ползёт седая холодная дымка тумана. На поржавевших кочках расселись длинноногие птицы — кроншнепы.

…Дымится в котелке налимья уха, сверху плавают аппетитные кусочки максы — печени. Ундре подаёт дедушке в деревянной чашке налимью голову.

— Кому налимья голова, — говорит он, — от того семь сказок!

— Не забыл обычая. Это хорошо, — принимает чашку Валякси. — Сегодня ты услышишь рассказ про самого Налима. Чтобы сказка началась, пусть уха вкусной будет! — принялся он за еду.

Весело потрескивает сухой хворост. Налетевшая было на костёр сова бесшумно метнулась в тень. Что-то стучит и поскрипывает вдали на буровой вышке. А у ног раздаётся плеск по воде — рыба.

ЛЕТУЧИЙ ЗВЕРЬ-НАЛИМ

…Когда-то в Долине Семи Холмов жил Человек. Он молча сидел на вершине самого большого Холма. Человек не мёрз и не потел, потому что через его дырявую малицу одинаково проходили насквозь и холод, и тепло. Он сидел молча, потому что был один, и печально смотрел вокруг. Там, где ещё недавно рос кудрявый ягель, теперь были плешины, где была тайга — зубьями торчали пни. Живое не бегало, не летало, не кричало. Большое зло в тундру принёс страшный летучий Зверь — Налим. Огромной птицей летал он по небу, мамонтом ходил по земле, кораблём плавал по морю.

И не знал Зверь-Налим сытости. На обед уходило семь оленьих стад. Если пил, то сухими оставлял семь озёр.

Увидел всё это зло Главный Свет, собрал своих братьев и сестёр, позвал Человека с Седьмого Холма. Когда все собрались, Главный Свет велел привести к нему летучего Зверя-Налима.

И у Зверя-Налима задрожала от страха косматая шкура, но не мог он не слушаться — пришёл. Тогда сказал Главный Свет:

— Когда я выхожу посмотреть, как живут в тайге, всё живое начинает двигаться. Деревья тянут ко мне свои ветви с дрожащими от холодной сырости листьями, травы становятся выше ростом, цветы купаются в моём тепле, птицы песни складывают. Посмотрит на меня Человек, не выдержит — улыбнётся. Разве мог я породить летучего Зверя-Налима? — Нахмурился Главный Свет, красные щёки его потемнели, как чугунный котёл. Неуютно стало, пасмурно.

— Нет, Главный Свет, — ответил Человек. — От тебя худо нам никогда не бывало.

Встал Месяц, серебряным поясом зазвенел, руку на кривой нож положил.

— Не дано мне людям тепло дарить, — заговорил он, — но мой свет помогает Человеку в дороге. Зайцы выбегают на поляны и до утра водят весёлые хороводы. Девушки заглядываются на меня ночами. Мог ли я породить страшного Зверя-Налима?

— Нет, братец Месяц, — отвечал Человек. — Ты и правда иной раз глазеешь всю ночь попусту, не спится тебе что-то, но бываешь и полезным. Не даёшь кровожадному волку к стаду подкрасться, заблудившемуся дорогу покажешь.

Осторожно кашлянула Зима — у Человека ресницы инеем покрылись. Под песцовую шапку спрятала Зима седые волосы.

— Когда я в гости прихожу к Человеку, вьюги прочёсывают свои космы ветвями деревьев, от морозов тайга лопается. Однако у хорошей хозяйки дрова припасены, в чуме тепло. У ленивой хозяйки зима виновата — для них я страшна. А ребятишки любят меня, бегают по сугробам с румяными, брусничными щеками. Да и тундра каждый год надевает сшитую мною из белых снегов малицу. В ней прячутся от холодов глухари и куропатки, из-под неё достают олени ягель. Могла ли я породить страшного Зверя-Налима?

— Нет, сестра Зима, — отвечает Человек. — Хоть и правда, люди от холодов шею внутрь утягивают, плечи выше головы держат, но твоему приходу мы рады.

— Молодой и голубой я, — звонко сказал Ветер. — Бывает, я дую не с той стороны, откуда меня ждут. Но кто летом отгонит от стада и от людей комаров? Все поворачивают ко мне свои лица. Я приношу на своих крыльях первое тёплое дыхание весны. Мог ли я породить летучего Зверя-Налима?

— Да, мой братец, — покачал головой Человек. — Не всегда ты бежишь ровной рысью, диким лосем трубишь, сметаешь с дороги всё, что попадётся. Но и ты бываешь полезным, ласковым.

С мокрым лицом поднялся Дождь — у всех отсырела одежда. Но вот надел на голову радугу — и свежестью пахнуло, и теплом.

— Не нравлюсь я оленеводам в тундре, рыбакам в море. Но когда наполню озёра свежей водой, «спасибо» — кивают мне рыбы. Не были бы так сладки и вкусны ягоды без моей влаги. Не росли бы грибы. Мог ли я породить летучего Зверя-Налима?

— Правду говоришь, братец Дождь, — отвечал Человек. — Бывает, стучишь ты по голове, будто это не голова с умом, а рыбий пузырь. От осеннего холода я и так дрожу, а ты ещё одежду мочишь — зубами вперегонки играю. Но чаще ты добрые дела творишь. От дождя земля наливается соком, и все сыты.

Обратился тогда Главный Свет к Ночи:

— Что ты, слепая, скажешь?

В чёрный платок закуталась Ночь, глаза опустила. Долго молчала.

— В моём тёмном царстве, — заскрипела она, — не трясутся от страха перед охотником волки. В тёмной ночи путает дороги Человек. В моей темноте может укрыться злое, погибнуть доброе. Я породила летучего Зверя-Налима.

— Да, безглазая сестра, — вздохнул Главный Свет, — большое зло от тебя пошло! Как вину искупать будешь?

Ночь молчала. Не было у неё светлых мыслей. И тогда Главный Свет так решил:

— Пусть же теперь ночью не ты спишь, как было раньше, а всё живое на земле. А ты будешь охранять сон.

— От летучего Зверя-Налима самые большие беды терпел Человек, — ещё сказал Главный Свет. — У него нет чума и костра, он давно не ел горячей пищи, ему и решать, какую казнь придумать летучему Зверю-Налиму.

Закивали все головами, и тогда сказал Человек:

— Для злого дела много ума не надо, для доброго нужно труд приложить и хорошо подумать. Каждый живущий на земле по-своему приносит пользу. Пусть же из страшного Зверя-Налима будет полезная Рыба-Налим.

И тут же Главный Свет опалил волосатое тело Зверю-Налиму. Месяц своим острым ножом отрубил ему крылья. Ветер вырвал из хвоста семь перьев. Полил Дождь, отмыл Налима до блеска, поднял его на волнах потока и унёс в реку. Пришла Зима с морозами — закрыла реку ледяной крышей.