Китайские Сказки - Китайские народные сказки Страница 4

В последний раздел книги вошли сказы мастеровых и искателей жэньшэня, а также старинные легенды. Сказы мастеровых — малоизвестная часть китайского фольклора. Многие из них связаны с именами обожествленных героев, научивших своему удивительному искусству других людей или пожертвовавших собой ради того, чтобы помочь мастеровым людям выполнить какую-либо трудную задачу. Жертвуя собой, спасает отца-кузнеца и его товарищей, девушка Чжэнь-чжу в сказе «Богиня печи». Подобное же предание рассказывают в Пекине про дочь мастера Дэна, которая бросилась в горн, чтобы помочь отцу и его подручным отлить по приказу императора огромный колокол. Подобно Чжэнь-чжу эта девушка была обожествлена как покровительница литейщиков колоколов, и в ее честь воздвигли храм. В основу этих повествований легли древние представления о необходимости принести в жертву человека, дабы умилостивить духов.

Сказ «Чжаочжоуский мост» повествует о Лу Бане, обожествленном покровителе строителей и плотников. Он жил в период между VIII и V веком до нашей эры и прославился как искусный мастер. Впоследствии вокруг его имени стали циклизоваться многочисленные рассказы о чудесном умении изготовлять вещи из дерева и строить затейливые здания. В сочинении VIII века рассказывалось, например, о том, как Лу Бань смастерил деревянную птицу, сел на нее и улетел на небо. В сказах Лу Бань выступает как герой, научивший людей применять пилу, навешивать в домах двери и многому другому. Его образ напоминает древних мифических героев-первопредков, которым приписывалось добывание различных «культурных» благ и изобретение таких жизненно необходимых вещей, как очаг или письменные знаки. Лу Бань — герой уже более позднего, не мифологического времени, приписанные ему открытия не носят такого первостепенного характера, часто это просто сказочное объяснение происхождения какого-либо архитектурного памятника.

После сказов мастеровых в книге помещены легенды искателей жэньшэня. Жэньшэнь был известен китайцам давно. Самым ценным считался дикий корень, который изредка находят в Маньчжурии, в окрестностях гор Чанбайшань. Спасаясь от голода, в частые неурожайные годы крестьяне-шаньдунцы уходили в глухие тогда северо-восточные земли, мечтая найти драгоценное растение и выгодно продать его. Ходили целыми артелями, иногда месяцами блуждали в горах, не находя подчас ничего. По вечерам или в ненастную погоду, сидя в шалаше, искатели предавались мечтам о чудесных тысячелетних корнях. Тогда же, видимо, и складывались поэтические легенды. В основе их лежали многочисленные поверья, связанные с этим удивительным растением, корень которого напоминает фигуру человека. Китайцы, например, считали, что большие старые корни стерегут тигры, змеи или красные волки. Они приписывали птичке банчуйняо чудесное свойство — указывать людям, где растет «человек-корень». Старые корни наделялись способностью исчезать, как только их находили и хотели выкопать люди. Они, как считали искатели, не просто исчезали, а превращались то в торговца, то в женщину, то в корову, и уходили, чтобы потом опять возвратиться в землю на старое место. В одной легенде даже рассказывается, будто корешки жэньшэня превратились в артистов и давали представление в уездном городке в Маньчжурии. Эта вера в способность растений к перевоплощению восходит к древним анимистическим представлениям и вере в оборотней.

В поверьях искателей целебного корня было много архаических черт, в частности, табу на название самого растения. Считалось, что нельзя называть корень его настоящим именем, иначе-де искателю не будет удачи и найденное растение уйдет от него. Вместо слова «жэньшэнь» полагалось говорить «банчуй», что значит «палка», «батог». Также нельзя было произносить названия диких зверей. Тигра звали «шаньшэнье» — «господин горный дух», а волка почему-то Чжан Сань — Чжан Третий. С этими же архаическими чертами мы сталкиваемся и в легендах («Жэньшэнь-оборотень» и «Царь-удав»).

В сказке-легенде о царе-удаве отразились очень древние в своей основе представления об очищении земли от страшных чудовищ. Такие рассказы у китайцев некогда связывались с образом мифического стрелка И, который избавил людей от злого людоеда-быка яоюя, страшного кабана фэнсы, удава дафэна и клыка-бурава цзочи. Подобно ему, герой легенды «Царь-удав» убивает страшных змеев, стерегущих жэньшэнь. Использованы в легенде и многие мотивы волшебной сказки — юноша совершает подвиг лишь благодаря чудесным помощникам: вороне, птичке банчуйняо, мальчику-жэньшэню, духу березы.

Архаичность сказов о жэньшэне объясняется, видимо, тем, что сказы эти бытуют в основном среди самих искателей, а возможно и тем, что искатели целебного корня часто встречались в горах и лесах с представителями других, уже тунгусо-маньчжурских народов (нанайцев, удэгейцев, маньчжур), устное творчество у которых гораздо архаичнее, чем у китайцев.

Завершают сборник три чрезвычайно распространенные в Китае легенды. Самая древняя из них — повествование о Волопасе и Ткачихе. Впервые мы находим этот сюжет в китайской поэзии начала нашей эры. В варианте, вошедшем в данный сборник, соединились многие сказочные мотивы: и история о разделе имущества между братьями, и эпизод с кражей одежды у спустившейся с неба девицы-голубки, и испытания молодого зятя у злого тестя. Древнему преданию о звездах Пастуха из созвездия Орла и Ткачихи из созвездия Лиры, разделенных Млечным Путем, здесь придан облик привычной волшебной сказки.

Аналогичные изменения заметны и в «Сказании о Мэн Цзян-нюй». Старинное предание о женщине, разрушившей своими слезами Великую Китайскую стену, известное нам уже по обработкам VIII–IX веков, получает в поздних прозаических вариантах чисто сказочное оформление (прибавляется начало, описывающее чудесное рождение героини из тыквы, предание о волшебном кнуте императора Ши-хуана).

Третье из этих сказаний («О Лян Шань-бо и Чжу Ин-тай») сложилось, видимо, к VIII–X векам. Оно явно более позднее и, за исключением концовки, совсем бытовое. В нем рассказывается о любви девушки, переодетой юношей, к своему школьному товарищу. Тема эта тысячекратно перелагалась в драмах разных веков и местностей. Пьесу о разрушенной, вопреки воле молодых людей, трогательной любви показывал в нашей стране в 1955 году театр шаосинской музыкальной драмы. В этой легенде с особой художественной силой выражен протест против жестокости родителей, насильно выдававших дочерей замуж. Трагически разрушенная любовь — постоянная тема многих очень поэтичных китайских легенд.

Все эти легенды давно вошли в народное сознание. У Шаньхай-гуаня, небольшого городка, где начинается Великая стена, вам покажут в море огромные камни. По преданию, именно здесь и утопилась верная памяти мужа Мэн Цзян-нюй. В провинции Шэньси есть развалины храма, где сохранились статуи Мэн Цзян-нюй и ее мужа. На протяжении веков в народе отмечали седьмое число седьмой луны как день встречи Волопаса и Ткачихи. В окрестностях Шанхая народ давно уже зовет желтых бабочек Лян Шань-бо, а черных — Чжу Ин-тай. Храмы в честь этих героев можно увидеть в разных концах страны. И, конечно же, эти сюжеты были излюбленными на красочных новогодних лубках.

Легенды, так же как и сказки различных жанров, являют нам своеобразие устного народного творчества китайцев и вместе с тем свидетельствуют, что китайский сказочный эпос не есть явление уникальное. Напротив, китайские сказки — национальный вариант общемирового сказочного творчества, развившегося на базе весьма сходных для большинства народов первобытных представлений и верований. Едва ли случайно, что наиболее популярны во всех провинциях Китая те сюжеты, которые с детства хорошо знакомы и нашему читателю. Такова история про лису и трех девочек, удивительно похожая на сказку «Волк и семеро козлят», сказки об испытаниях зятя в царстве тестя, напоминающие историю про царевну-лебедь; «Жених-змей» — вариант «Аленького цветочка», и многие другие.

Китайские сказки на протяжении, по крайней мере, полутора тысяч лет питали своими образами и сюжетами литературную новеллу. Уже в сборниках коротких рассказов о чудесах, созданных в III–VI веках, мы найдем немало сказочных мотивов. Именно там впервые встречается рассказ о чудесной жене-улитке, которая готовит бедному крестьянину вкусную еду. Сказку использовали и некоторые романисты. Так, сюжет о благодарном карпе вошел в ткань фантастического романа У Чэн-эня (XVI в.) «Путешествие на Запад». Сюжет о мыши, упавшей в чан («Горная мышь и городская мышь»), изложенный в виде анекдота, включил в свое собрание забавных историй известный литератор XVII века Фэн Мэн-лун. Сказки о чудесных женах в самых причудливых вариантах переработал знаменитый писатель XVII века Пу Сун-лин, автор «Удивительных историй Ляо-чжая», известных у нас под названием «Лисьи чары». Письменная литература оказывала, в свою очередь, влияние и на неграмотных сказочников. Из пересказов романов они заимствовали описания героев и некоторые сравнения, под влиянием старых повестей отдельные сказки (например, «Лис-оборотень») завершаются рифмованными четверостишиями. В народе эту сказку и подобные ей повествования об оборотнях, близкие к новелле, называют «Ляо-чжай чацзы» — «Ветви Ляо-чжая», подчеркивая тем самым влияние удивительных историй Пу Сун-лина. Название это встретилось собирателям, правда, только в Шаньдуне, на родине писателя.