Аркадий Шер - ПОПАЛСЯ ВОЛЧОК НА КРЮЧОК Страница 4

— Крута-а-я тачка! — только и смогла вымолвить в изумлении Лиса. Но тут же взяла себя в руки и осторожно поинтересовалась: — А противоугонное средство у твоего «страусипеда» есть?

— Конечно, есть,— сказал Волк и достал из-за пазухи новенькие, блестящие наручники.— Вот! Ещё ни разу не одёванные. Пожалуй, сейчас можно их и опробовать.— Он защёлкнул наручники на страусиных ногах и растянулся рядом на травке.

— Я тоже считаю, что их необходимо сейчас же опробовать,— согласилась Лиса.— Пока ты отдыхаешь, я немного посижу на твоём «страусипеде». Можно?

— Да, сиди сколько хочешь,— закрыв глаза, ответил Волк и задремал.

Лиса только этого и дожидалась. Обняла она печку за трубу и потихонечку спрашивает:

—А как австралийские кенгуру ты умеешь прыгать? Печка утвердительно кивнула.

—Ну, тогда — вперёд, навстречу ветру! — прошептала Лиса.

Печка сильно оттолкнулась обеими ногами и большими, мощными прыжками поскакала по тропинке в лесную чащу.

Волк безмятежно спал. Снился ему сон, будто бы мчится он на своём «волковозе» по полям и лесам, через горы и долины. Легко перепрыгивая реки и преодолевая по волнам моря и океаны, добрался до очень далёкой и жаркой страны Австралии. И бегает там очень много самых настоящих австралийских страусов и кенгуру. А он на своём «волковозе» быстрее всех. И жарко ему невыносимо.

Обливаясь потом, Волк проснулся. Солнце жарило беспощадно. Он протёр глаза, поискал своего «боевого коня». Не видать!!!

—Вот тебе и на-а-а! — протянул он.— Опять эта плутовка меня провела. Ну, ты у меня допрыгаешься! — Волк встал и направился в сторону Волшебного озера.

Когда он оказался на берегу озера, уже вечерело. Слегка волнуясь, позвал Волк Золотую Рыбку и стал ждать. Наконец выглянула она из воды и спрашивает:

— Чего тебе ещё не хватает, любезный?!

— Смилуйся, Золотая моя! Такая вот история сегодня со мной приключилась.— И рассказал он, как провела его Лиса в очередной раз.— Помоги! — говорит.— Верни всё, как было. (И опять Волк неправильно выразил свои мысли.)

— Дурачина ты и простофиля! — Рыбка покрутила плавником у виска.— Ладно, ступай себе...

Потрусил Волк на то место, где оставила его в дураках Лиса. Глядь — на том самом месте, где он недавно нежился на травке, стоит его незабвенный лазарет. На крыльце сидит бабушка Пелагея и спрашивает:

—Ну где тебя носит?! Полдня жду. Уж пирожки все поостыли, а тебя всё нет.

У Волка аж ноги подкосились. Уж чего-чего, а этого он никак не ожидал!

— Опять я что-то не так попросил у Золотой Рыбки! — в сердцах воскликнул Волк.— Ну и поделом мне! Видать, планида у меня такая.

— О чём это ты, касатик? — поинтересовалась Пелагея.

Волк молча вошёл в лазарет и, недовольно сопя, уселся у открытого окошка.

—Никак, расстроен чем? — опять полюбопытствовала старушка, подавая Волку на тарелочке пирожки.— Поешь и успокойся.

«Почему же она ничего не спрашивает о моём «вол-ковозе»? — подумал он, проглатывая один за другим вкусные, но уже совсем остывшие пирожки.— Очень уж мне это подозрительно».

Вдруг видит он, по тропинке Лиса бежит. А на ней,' торжествующе улыбаясь, Заяц восседает и лапкой Волку помахивает.

— Гляжу, «Лисапед» приобрёл?! — крикнул Зайцу Волк.

— На спор выиграл,— отвечает Заяц,- теперь этот «Лисапед» меня на себе целый месяц катать будет. Настоящий полноприводный внедорожник, скоросте-ей, сколько хочешь, ремонтировать не надо! Проходимость — лучше некуда! И главное...

Дальше Волк слов не расслышал, потому что припустилась Лиса бежать без оглядки, подальше от своего позора.

—Главное, что на отечественной базе сделано! — сказал Волк с ухмылкой.

ЛЕКАРСТВО ОТ СТРАХА

Неделю спустя Пелагея вновь появилась в лазарете. Уже с порога объявила она генеральную уборку. Сама взялась за мытьё пола, а Волка попросила протереть от пыли все склянки с лекарственными настоями.

Сидя у окна на своём «боевом посту», он с удовольствием проделывал такую процедуру: брал по очереди бутылочки, протирал их от пыли и при этом из каждой делал глоток настоя.

—Это для профилактики,— причмокивая приговаривал он.

За работой время пролетело очень быстро. Пелагея собралась было домой, как вдруг к лазарету верхом на Лисе примчался Заяц со своим Зайчонком на руках. Малыш, дрожа от страха, как осиновый лист на ветру, таращил на Волка свои глазищи.

—Посмотри, какой хороший, добрый дядя Волк сидит в окошке,— успокаивал сынишку Заяц.

Волк смачно облизнулся и улыбнулся зайчонку.

—На что за-алуетесь? — просюсюкал он.

—Да вот врождённая трусость у нас. Всего боимся,— слегка смущаясь, пробормотал Заяц-папаша.

—Короче говоря, ничего страшного. Не бойтесь, заходите.

Заяц с трудом втащил в лазарет упирающегося сыночка.

Расстелив на столе скатерть, Волк сказал:

— Это чисто наследственное заболевание.— Потом поклацал зубами, как парикмахер ножницами перед стрижкой, и добавил: — Будем удалять.

— Простите, удалять что? — смущённо спросил Заяц-старший.

— Как что? Страх,— ответил Волк.

Пелагея, заметив нотки смущения в голосе Зайца, обратилась к Волку:

—Ты, «хирург», посиди пока в сторонке. Это не твоего ума дело. Здесь нужна психологическая помощь,— успокоила она папашу Зайца.

Потом взяла на руки Зайчонка, уселась с ним на лавку возле печи, дала ему в лапки морковку и начала его лечить:

— Есть у меня внучка Машенька...

— Знаю, знаю! Она браконьеров из леса выгнала,— перебил её Зайчонок.— Дак она у вас смелая. Никого в лесу не боится.

— Но смелой-то она стала, только когда сама себя вылечила.

— А как она себя вылечила? — с опаской, скосив глаза в сторону Волка, спросил Зайчонок.

— Ты уж меня не перебивай, а слушай дальше. Совсем ещё недавно была она трусиха вроде тебя. Очень уж мышей боялась. Однажды я ей и говорю...

— А почему она их боялась? — спросил Зайчонок.

— Ну опять ты перебиваешь меня, это некрасиво.— И Пелагея ласково потрепала Зайчонка за уши.— Так вот, я и говорю ей: «Спустись в подпол, где мышки живут, и побудь там немного». Так она и сделала. (Уж очень надоело ей бояться.) Залезла в подпол, закрыла за собой дверцу и притихла.

Час проходит, второй пошёл, а она не вылезает. Я уже волноваться начала. Может, что случилось? Заглянула в подпол и вижу: сидит моя красавица на мешке с картошкой, а перед ней на бочке из-под квашеной капусты четыре мышонка отплясывают.

Машенька обучила их знаменитому танцу маленьких лебедей, который она наизусть знала. Теперь сидит и потихонечку напевает:

— Пум-па, пум-па, пум, па-парара.

Пум-па, пум-па, пум, па-парара.

Пум! Парарара. Пум! Парарара.

И так далее. А мышата перед ней прыг-скок, прыг да скок. Машенька и вылезать из подпола не хочет. С трудом я её уговорила. Вот так и вылечилась она от страха.

Пелагея замолчала и погладила Зайчонка по спинке. Он доверчиво посмотрел ей в глаза, и она продолжила:

—Ну а ты можешь сделать по-другому. Выбери ночку потемнее и ровно в полночь пойди на поляну, где избушка на курьих ножках. Влезь на пень, что посреди этой поляны, и три раза громко крикни:

Зайчишка-трусишка так и сделал, как Пелагея сказала. Выбрал ночку потемнее, лёг на бочок, закрыл глаза и притворился спящим. Когда родители крепко уснули, он покинул своё укромное местечко и, дрожа от страха, побежал на ту поляну, где в избушке на курьих ножках Баба Яга жила. От страха ему казалось, что бежит он целую вечность. Шарахаясь из стороны в сторону и петляя, Зайчонок чуть не заблудился.

Наконец перед ним распахнулась поляна, посреди которой стоял огромный пень. Зайчонок в ужасе замер. Не зря в народе говорят, что трусливому зайке и пенёк волк. Но деваться некуда. Если хочешь быть смелым — будь им.

И он, преодолевая страх, с огромным трудом стал карабкаться на этот пень. Как только он на него взобрался, из-за тучи выглянула огромная луна. Сразу стало светлее, но зато страшнее. Деревья раскачивались от ветра и казались огромными чудищами, а тени от них буквально ползали по траве. Зайчонок дрожал всем телом. Если бы дрожать не умел, совсем бы замёрз.

Срывающимся от страха голосом заорал он что было силы:

— Я самый смелый в мире трус. Я очень храбрый, но боюсь!

(От страха и волнения он, конечно, перепутал все слова.) Не успело эхо повторить эти слова, как из избушки вылетела верхом на метле Баба Яга:

—Кто здесь шумит в столь поздний час? Всех зажарю! — Но, увидев перед собой дрожащего от страха и холода Зайчонка, сменила гнев на милость и добродушно пробурчала себе под нос: — Тут и жарить-то нечего. Тебя на один зубок не хватит. И вообще... Чего это ты здесь делаешь? Друг сердечный — таракан запечный.