Тоон Теллеген - Не все умеют падать Страница 4

«Пропал день рождения», - подумала она. И по ее щеке покатилась чернильная слеза.

Она с отвращением доела остатки торта. Потом ей ужасно захотелось крикнуть: «Эй, ну где же вы все?!»- но она одумалась и промолчала. «Вот всегда я так, - пришло ей в голову, - вечно мне надо одуматься». И она представила себе, каково было бы однажды не одуматься и крикнуть взаправду, и тогда бы все ответили ей: «Здесь! Мы здесь!» - и все спустились бы к ней на дно... «Может быть, мы бы даже танцевали, - подумала каракатица, - в глубине и в темноте...»

Она почернела, погрустнела и в конце концов заснула в ложбинке на дне океана.

ОДНАЖДЫ УТРОМ ЛЕВ ТАК СИЛЬНО ИСПУГАЛСЯ САМ СЕБЯ, Что умчался прочь и спрятался в кустах под дубом. Он сидел там, дрожал и твердо решил никогда больше не рычать и не смотреть страшным взглядом. Но все-таки он понимал, что какие-то звуки ему нужны. Ведь никто не молчит. «Что же мне делать? - подумал он. - Пищать? Или жужжать?» Он не мог решить вот так сразу, весь сжался, не поднимал глаз, и его всякий раз бросало в дрожь, когда он вспоминал, как громко он рычал. «Теперь всё,- подумал он, - с этим покончено». В этот день мимо дуба проходила белка и увидела сидящего льва.

- Привет, лев, - сказала она.

- Привет, белка, - ответил лев. Он покраснел и попытался спрятаться в собственной гриве.

Потом он осторожно вытянул шею и поинтересовался:

- Можно у тебя кое-что спросить?

- Можно, - ответила белка.

- Как ты думаешь, что мне больше подходит? Пищать или жужжать? Или какой-нибудь другой тихий звук?

- А ты не будешь больше рычать? - спросила белка удивленно.

- Нет, - смутился лев.

- Понятно, - сказала белка. - Жужжать, жужжать... нет, наверное, лучше будет пищать.

- Спасибо тебе, - поблагодарил лев. - Тогда я буду пищать.

Он принялся тихонько попискивать и поглядывал при этом так смущенно, что белка не выдержала и ушла. В этот же вечер лев появился на дне рождения жука.

Он остался стоять у двери, в тени, тихонько попискивал про себя и отказывался от всего, сьев только крошку торта. А когда муравей что-то спросил у него, лев зажмурился и ответил, что ничего не знает и никогда об этом не слышал. Он повесил голову и поплелся домой.

Так он теперь и жил, незаметный и трусливый. И только во сне он иногда громко и страшно рычал. Тогда кусты дрожали, деревья тряслись, а сам лев в ужасе просыпался.

- Помогите, - говорил он тогда сам себе и закрывал голову лапами.

Некоторые звери даже с тоской вспоминали тот ужас, который он когда-то на них нагонял. «Ох, как же мы тряслись от страха..!» - говорили они и качали головами. А мыши не понравилось, что лев тоже стал пищать. Да и к тому же ей казалось, что этот писк никуда не годится. Но когда она однажды сказала об этом льву, он вдруг захныкал. Мышь быстренько извинилась и сказала, что лев очень неплохо пищит.

- Да? - спросил лев. - Ты правда так думаешь?

- Правда, - подтвердила мышь.

- Спасибо тебе, мышь, - сказал лев и вдруг так расчувствовался, что мышь испугалась, как бы он не растаял.

«У ТЕБЯ НИКОГДА НЕ БОЛИТ ЖАЛО, ОСА?»-спросила однажды у осы пчела.

- Нет, - ответила оса, - А вот талия, к сожалению, иногда побаливает. А у тебя?

- Нет, - сказала пчела. - Талия никогда не болит.

- Вот как, - удивилась оса.

Звери сидели рядышком на опушке леса, у реки, под ивой.

- А у меня иногда болят усы, - сказал морж.- Такая бывает тупая боль. Как будто усы гудят. Вот такая боль.

- А у меня, бывает, болит панцирь, - сказала черепаха. - Особенно, если надо куда-нибудь идти с утра пораньше. - Она замолчала. - Тогда лучше всего отсидеться дома, - добавила она потом.

Олень рассказал, как у него болят рога: «Как будто они горят огнем, так это бывает». Улитка сообщила, что у нее иногда сводит рожки, а верблюд рассказал, как у него неприятно покалывает в горбах. Бегемот сказал:

- У меня болит вот тут. Он широко разинул рот и показал вовнутрь. Все заглянули туда, чтобы увидеть боль, но внутри было так темно, да и боль, видно, была так далеко, что разглядеть ничего не удалось.

- Обидно, - расстроился бегемот. - Это ведь очень интересная боль.

- А у меня никогда ничего не болит, - вдруг заявил муравей.

Наступила тишина. Все уставились на муравья.

- Боль - это чепуха, - сказал муравей.

Белка вспомнила, как у нее иногда болело что-то внутри - она никогда не могла понять, что именно. Ей казалось, что это очень грустная боль. «Разве эта боль тоже чепуха?» - думала она. День был теплый. Речка серебрилась, и каждый думал о своей боли - не была ли она и на самом деле чепухой. Солнце зашло и поднялся ветер. Река заволновалась.

- Колики, - тихонько сказал вдруг муравей, - они у меня иногда случаются. Если

вы это называете болью, тогда я с вами согласен.

КОГДА БЕЛКА ПРОСНУЛАСЬ ОДНАЖДЫ УТРОМ, ОНА УСЛЫШАЛА тихий стук в стену.

- Кто там? - спросила она.

- Это я, слон, - ответил голос.

И вдруг в стене образовалась огромная дыра, и в комнату вошел слон.

- Почему это ты заходишь через стену, а не через дверь? - возмутилась белка.

- Ой, извини, - сказал слон. - Какой же я неловкий. Мне выйти?

- Не надо, - ответила белка.

В стене теперь зияла дыра, и по ногам дул холодный ветер.

- Хочешь чаю? - предложила белка.

- С удовольствием, - согласился слон.

Белка поставила перед ним чашку, но когда он хотел размешать хоботом сахар, то смахнул чашку со стола.

- Ой-ой! - воскликнул он и попытался поймать чашку, но по ошибке подхватил стол.

- Успел! - воскликнул он, но тут заметил свою ошибку и отпустил стол, который рухнул прямо на чашку и развалился.

- Ах, прости меня, пожалуйста, - сказал слон и смущенно опрокинул шкаф и стул.

- Мне, пожалуй, пора, - сказал он и, потупившись, боком протиснулся в дверь.

- О, извини меня, - крикнул он. - Прости! Белка ничего не ответила. «Наверное, - подумала она, - тут уже ничего не поделаешь». Так она и сидела на полу, посреди черепков и осколков, в комнате с дырой в стене. «А ведь это хороший повод переехать», - подумала она и довольно потерла лапками.

ПО СТЕПИ БРЕЛ ЖУК. Стоял жаркий полдень, и даже воздух был синим. Когда жук вставал на цыпочки, то все равно не видел вокруг ничего, кроме степи. И даль была такая далекая, что ее невозможно было увидеть. «Так вот что называют огромным и бесконечным?»- подумал он. Но он был совсем один, и спросить было некого. Было жарко, и жуку захотелось пить. «Что это у меня за жажда? - спросил он сам себя. - И какие вообще бывают жажды?» Этого он не знал. Но когда язык у него перестал шевелиться оттого, что приклеился к нёбу, жук решил, что наверняка это - сильная жажда. Он посмотрел на землю и подумал: «Может быть, это даже бесконечная жажда?» Он вздохнул и с трудом поплелся дальше.

Солнце стояло как раз над ним. Ему пришлось бы лечь на спину, чтобы его увидеть. Но жук слишком устал для этого и присел. «Моя усталость, - подумал жук, - она тоже огромная и бесконечная». Он попытался думать только о мелочах, которые мог хорошо рассмотреть. «Потому что иначе, - подумал он, - мои мысли тоже станут огромными и бесконечными». И эта мысль ужасно его испугала. Сначала он вспомнил домик под кустом, такой маленький, что никто не мог протиснуться в дверь. В этом домике он сидел на стуле у окошка. И сам он был тоже маленьким. Потом он подумал о маленькой записке, которую однажды подсунули ему под дверь, и в ней было написано только: «Привет, жук!» - и больше ничего, даже - от кого она. Вот такой маленький синий листочек. А потом он подумал о маленьком торте, который стоял перед ним на столе, и о маленьком стакане с капелькой холодной воды. «Полкапельки, - подумал жук, - вот было бы замечательно». Он сидел посреди степи в высохшей траве и думал о самых маленьких вещах, которые только мог себе представить.

Солнце закатилось, и вокруг него по огромной пустой степи разлилось красное зарево.

ОДНАЖДЫ УТРОМ ВСЕ ЗВЕРИ ВДРУГ ВЗЛЕТЕЛИ В ВОЗДУХ. Они взлетели не слишком высоко, но все-таки высоковато. Слон взлетел до половины липы, щука - до камышовых метелок, черепаха - до нижней ветки дуба, а совсем далеко, в океане, кит взлетел до толстого серого облака. Крот и дождевой червяк пролетели сквозь землю, поднялись до розового куста и дрожали от жгучего солнечного света. Все повисли кто где и теперь удивленно смотрели вниз. Белка оказалась над верхушкой бука, рядом с муравьем, который вовремя успел прихватить с собой горшочек меда.

- Как удачно мы здесь повисли, - сказала белка. Муравей крепко прижимал к себе горшочек. Он очень боялся, что мед вылетит наружу и улетит прочь.

- Да, - сказал муравей, - пока удачно.

На опушке леса посреди сосновых веток висел носорог. Маленькие иголки больно кололи его нос и уши.

- И кто все это затеял? - громко крикнул он.

Никто не знал. Только жук-доктор догадывался. Ведь он частенько взлетал, правда, всегда один.