Алексей Олейников - Печать Магуса Страница 4

Запах смерти сбивал с ног и сдавливал грудь. Здесь умерло много людей, собак и созданий Той Стороны. Но Ее гибель он бы почувствовал на любом расстоянии.

Он покружил по пепелищу, ища любой след, когда ноздрей его коснулся едкий запах, еще более омерзительный, чем запах смерти. Так пахла мертвая-но-живая, которая унесла Хозяйку. Он сел и в возбуждении заколотил хвостом.

Следов остальных членов семьи он не отыскал. Старый, Большой, Близнецы, Волк, Наездник – все они бесследно исчезли. Но он точно знал, что никто из них не уходил по Дороге Снов, все были живы. А значит, сами справятся.

Ему же надо найти Хозяйку.

Два дня он кружил вокруг развалин, искал запах Хозяйки. Запах, составленный из сотен незаметных малостей: запаха лимонного шампуня, которым она мыла светлые волосы, мятной зубной пасты (противного зеленого цвета), мела, которым она покрывала узкие ладони, чтобы не скользили во время трюков, густого запаха выпечки и кофе с коричными и медовыми оттенками.

Искал, но ничего не находил. На исходе второго дня, когда солнце придавило к земле темную полосу далекого леса и согрело красными пальцами верхушки гранитных валунов, он вышел к небольшому озерцу.

Ржавые копья осоки неподвижно торчали из черной воды, и ветер не колебал ее поверхности. Водная чаша лежала перед ним в распадке меж двух покатых холмов, как слепое, ничего не отражавшее, антрацитовое зеркало.

Движимый чутьем, он подступил к берегу, окунул усы в воду – будто бы собираясь пить, но на деле отмечая, как в глухой торфяной глубине зашевелились смоляные черви-тени. Они потянулись к нему нитями-щупальцами – ласково приглашая погрузиться в воду, ниже, глубже, заснуть и почувствовать, как холод сковывает тело и жизнь вытекает из него томительной струей.

Молниеносный удар взорвал воду – он прыжком рванулся вперед, взметнул обеими лапами липкий торф, вцепился зубами и вышвырнул на берег склизкое нечто. Древнее, как камни, скользкое, как корни мха, оно скорчилось под когтистой рыжей лапой, пригвоздившей его к берегу, и неслышно завопило:

– Отпусти!

Даже слабый, закатный свет солнца обжигал его, вечного пленника озера, верного сторожа ушедших повелителей болот, но гораздо сильнее его жгло пламя, пылавшее в этом звере.

– Я знаю, кого ты ищешь, я укажу путь. Только отпусти…

Голос твари слабел, и сама она исходила черным паром.

– Говори! – прорычал Лас. – Говори, где она. Где Дженни?

Болотный житель хотел жить и потому указал верный путь. Дорогой ценой он выкупил свою свободу – теперь Лас знал, где Хозяйка, и больше никогда ее не потеряет.

Он омыл лапы в ручье, чтобы избавиться от всех следов липкого обитателя дна. С наслаждением, отфыркиваясь и чихая, напился чистой ледяной воды.

И побежал быстрым размеренным шагом на восток, откуда доносилось Ее присутствие.

Мадагаскарский лев Лас-Пламя возвращался к своей Хозяйке.

– Ах ты сволочь! – Старый фермер потряс вилами и с досадой плюнул, глядя, как большой рыжий кот уносится прочь длинными прыжками. В зубах у подлой зверюги обвис молоденький петушок, которого старик рассчитывал пригласить на свой рождественский ужин. – Прибью!

Продолжая ругаться, он пошел к соседу за капканом.

Но Лас уже пировал в корнях старой ивы и не слышал его. А если бы и услышал – только бы фыркнул да отряхнул перья с усов. Что он – глупее лисы, чтобы попасться в простой капкан?

Вторую неделю он шел на северо-восток. Позади остался туманный болотистый Дартмур с торфяниками и черными еловыми лесами. Лас пересек графство Сомерсет, обогнул по широкой дуге шумный и загазованный Бристоль (там был огромный порт, но лев чуял, что ему надо держать курс на северо-восток). Вокруг потянулись поля Глочестершира.

Ему здесь не нравилось. Мало лесов, много изгородей, много овец и овчарок. Вредные собаки.

Глубокие царапины затянулись, тело окрепло, а аппетит на свежем воздухе усиливался с каждым днем. Полевая жизнь закалила его, Лас вытянулся еще больше и из симпатичного голенастого и широколапого котенка превратился в безжалостного и умного хищника – мадагаскарского льва.

Его сородичи были полуночными охотниками и держали в страхе всех обитателей джунглей Мадагаскара. Если бы Лас был просто фоссой, то очень скоро бы начал разорять окрестные фермы и, в конце концов, получил бы заряд картечи от разъяренного фермера или умер в мучениях, проглотив кусок отравленного мяса. В лучшем случае он бы вписался в жизнь ближайшего городка, стал бы королем помоек и повелителем мусорных баков.

Но Лас не останавливался, а все шел и шел – ночь за ночью, все дальше на северо-восток, оставляя за собой след из разоренных курятников, растерзанных мышей или ограбленных гнезд белок. Он чуял, что нужен Дженни.

Глава 4

– Темнотища, глаз выколи! Зачем мы торчим в этом сугробе? Уже полночь!

– Потому что я твоя бабушка и плохого не посоветую.

– Ты мне велела следить за моим другом!

– Для его же блага.

– И увязалась со мной.

– Для твоего же блага.

– Замерз я! – страдальчески прошептал Бьорн, ерзая в снегу и поглядывая на дорогу. Фонари заливали ее белым светом. По плотно укатанному снегу Арвет шел к причалу. За его спиной качался туго набитый рюкзак.

Кристин с жалостью посмотрела на внука:

– Ну да. Парень приехал в гости, никого в округе не знает, но при любом удобном случае старается улизнуть из дома в одиночку.

– Лучше спросить у него прямо, – сказал Бьорн. – Чем устраивать глупые засады. Арвет врать не будет. Я его знаю.

– Ты не поверишь, как меняется мужчина, если дело касается женщины, – возразила бабушка, задумчиво потирая большую родинку на щеке. – Кто бы это мог быть? Анна-Мари еще не приехала…

– Он взял лодку.

– …Хильда слишком маленькая…

– Кристин, он уплывает.

– …значит, это Брунгильда, дочка Свенсенов! Стоп, а где Арвет?

– Уплыл.

– Довольно странно… – Кристин задумалась. – Куда это он?

– Конечно, к Брунгильде, – заметил Бьорн. – Она где-то там, в темноте бултыхается. Это же глупо, Кристин! Я отморозил все, что можно, а он просто пошел покататься.

– Да, в двенадцатом часу ночи с рюкзаком, – согласилась бабушка. – Мы все так иногда делаем. Остальные лодки у причала, а значит, никто из поселка не уплывал. Следовательно, это не свидание. Но что у него…

– Он нашел себе девушку в Форсанне? В сорока километрах отсюда? Может, тогда сразу в Ставангере или Бергене? И каждый день к ней выгребает на веслах?

– Что у него в рюкзаке? – пробормотала Кристин. – Идем! – Она схватила внука за руку и решительно потащила за собой.

– И что? – в который раз переспросил Бьорн. – Пропали старые носки, что теперь – Арвет их украл? Господи, какой в этом смысл?

– Пропали не только носки, а еще и твоя теплая рубашка, старые кроссовки, спальный мешок, пара перчаток и красная шапка, которую я тебе связала, а ты, паршивец, отказался носить, – уточнила Кристин. – А еще банка джема, упаковка хлеба и пара огурцов.

– То есть Арвет украл мои вещи? – растерялся Бьорн. – Но зачем? Мог бы попросить.

Кристин пожала плечами:

– Ты бы спросил зачем. А он явно не хочет говорить. У твоего друга большая тайна.

Арвет тихо прошел по коридору и остановился возле комнаты Бьорна. Прислушался. Дрыхнет без задних ног. Он постоял немного и пошел дальше.

Арвет думал: говорить или не говорить Бьорну о находке? Он хороший парень, он его пригласил, они, конечно, не лучшие друзья… хотя могли бы ими стать. Но эта тайна, тайна дельфина в пещере, принадлежит не только ему.

«Кто вообще поверит в такое?» – Арвет прошел дальше, скользя пальцами по стене.

Под ногами тихо скрипнула половица. Дом был старый, но крепкий – Арвету он нравился. Серьезное, основательное жилище.

Он нащупал перила. Лестница. Теперь вниз. Сквозь круглое окошко в конце коридора виднелась одинокая звезда. Арвет посмотрел на нее и понял, что ничего не скажет Бьорну. Он осторожно шагнул на ступеньку вниз. Надо было быстро позавтракать и выдвигаться. И главное – не забыть удочку.

«Поймаю пару рыбешек для прикрытия. Главное, тихо выбраться».

Снизу донесся шум, хлопнула дверца холодильника, и слабый свет обрисовал предметы вокруг – кто-то включил на кухне свет.

Арвет вздохнул. И с чего Кристин так рано вскочила?

– Доброе утро. Вы рановато… – начал он и осекся.

– Пх… – Бьорн подавился куском хлеба, с краев которого сваливался толстый слой джема, – пхривет…

Разговор не клеился. Арвет пил кофе и приканчивал сэндвич, а Бьорн искоса смотрел на него.

Потом Арвету это надоело. Он отставил стакан и прямо спросил:

– Ну?

– Что? – Бьорн вздрогнул и перевел взгляд на темное стекло – там, на улице неспешно отступала декабрьская ночь, нехотя вытягивала свое длинное тело из фьорда.