Эдит Несбит - Тысяча верных копий Страница 4

— И это все? — спросила королева.

— Почти, — ответила гувернантка. — Нужно только еще завязать королю и королеве глаза и так держать их до тех пор, пока голос совести не досчитает до пятидесяти пяти, но очень медленно.

— Будьте так добры, — попросила королева, — завяжите нам, пожалуйста, глаза салфетками. Только сложите их, если можно, монограммами внутрь, потому что царапины на наших лицах еще не зажили, а королевские монограммы очень твердые и жесткие — они вышиты мелким бисером по специальному заказу.

— Я буду очень осторожна, — заверила гувернантка.

Как только глаза короля и королевы оказались завязаны и голос совести начал считать: «раз, два, три, четыре», Озилиза быстро стала переодеваться. Она сняла нелепую шляпку и седой парик, а под пышным и безвкусным фиолетово-черным нарядом французской гувернантки у нее оказалось простое и изящное белое платье принцессы. Ненужный наряд она засунула в камин, шляпку — в ящик для угля, а парик затолкала прямо в кофейник. Как раз вовремя, потому что голос совести уже произносил:

— Пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять!

Тут король и королева стащили свои повязки и увидели, что перед ними стоит

— живая и здоровая, с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками — та самая принцесса, которая, как они думали, была убита тысячью стрел из тысячи тугих арбалетов.

Принцесса заговорила первой.

— Доброе утро, ваши величества, — сказала она. — Боюсь, что вам привиделся дурной сон. Мне тоже. Постараемся забыть о нем. Надеюсь, вы еще погостите немного в моем Замке. Я буду очень рада. Простите за причиненные вам неприятности.

— Они были заслуженными, — призналась королева. — Но теперь, когда мы услышали голос совести, мы мечтаем лишь о том, чтобы вы нас простили.

— Ни слова больше об этом! — прервала принцесса. — Позвольте, я заварю вам свежего чаю. И сварю еще яиц — ведь эти остыли. И гренки все рассыпались. Но мы приготовим завтрак заново. Ужасно жаль, что вы так исколоты. Сильно болит?

— Если ты поцелуешь их, — сказал незримый голос, который король и королева звали голосом совести, — то все царапины пройдут и больше болеть не будут.

— Вы разрешите? — спросила принцесса и поцеловала короля в ухо, а королеву

— в нос, потому что все остальное у них было забинтовано.

И в тот же миг все болячки исчезли.

Они чудесно позавтракали вместе. А потом, собрав придворных в тронный зал, король объявил, что, поскольку законная принцесса вернулась, он уезжает обратно в свое собственное королевство — поездом, в четверг после обеда.

Все были в восторге, началось веселье, на улицах вывесили флаги, зазвонили колокола — в общем, точь-в-точь, как мечталось принцессе в тот день, когда она вернулась домой с караваном верблюдов. Кстати сказать, все сокровища ей отдали назад до последней жемчужины, а также и верблюдов — целых и невредимых.

Принцесса проводила короля-захватчика и его королеву до вокзала, и прощание вышло очень теплым и дружеским. Видите ли, в глубине души они вовсе не были такими уж гадкими — король с королевой. Просто им раньше как-то не приходилось задумываться над своими поступками, а бессонница поневоле заставила их это сделать. И «голос совести» глубоко запечатлелся у них в сердце.

Сразу же после их отъезда была отправлена телеграмма:

Королю Озимандии, эсквайру, Чатсворт,

Дэламер Роуд, Тутинг,

Англия

Приезжайте немедленно. Замок свободен. Гости выехали. — ОЗИЛИЗА.

По приезде родителей принцесса все им рассказала, и они ее целовали и хвалили, и называли своей спасительницей и освободительницей всей страны.

— Ничего я такого не сделала, — возражала принцесса. — Это все Эриций придумал и…

Но ведь феи говорили, — прервал ее король, никогда не отличавшийся особенной догадливостью, — что королевство не удастся вернуть до тех пор, пока на помощь принцессе не придет тысяча копий, верных ей и только ей одной.

— Тысяча колючек в моей спине, — произнес чей-то тонкий голосок, — и все они до единой верны принцессе и только ей одной.

— Ой! — подпрыгнул король. — Что это такое? Голос — прямо из пустоты!

— Да, непросто будет к этому привыкнуть, — молвила королева. — Может, сделать золотую клетку для этого невидимого зверька? Но, откровенно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы он стал видимым.

— И мне! — воскликнула принцесса. Видно, она пожелала этого очень сильно, потому что желание ее мгновенно исполнилось, и вот он появился перед их глазами — маленький ежик, утыканный колючками, с острой мордочкой, круглыми ушками и смешным вздернутым носиком.

Он смотрел на принцессу и молчал.

— Ну, скажи же что-нибудь, — попросила королева. — В жизни своей не видела говорящих ежей!

— По правде говоря, я очень огорчен, — сказал Эриций. — Ведь принцесса истратила на меня свое единственное в жизни заветное желание. Лучше бы она пожелала что-нибудь нужное для себя.

— Так это было мое заветное желание? — удивилась принцесса. — Я не знала этого, дорогой ежик. Иначе я пожелала бы, чтобы к тебе вернулся твой прежний вид.

— Ты бы увидела мертвого человека. Не забывай, что у меня в спине торчит тысяча острых жал; с такой ношей человеку невозможно оставаться живым.

Принцесса побледнела, слезы брызнули из ее глаз.

— Но ведь ты не можешь навсегда остаться ежом, — воскликнула она, — это нечестно! Я этого не перенесу! Мамочка! Батюшка! Беневола!

И в тот же миг Беневола возникла перед ними — маленькая сверкающая фигурка со стрекозиными крылышками, в венке из лунных лучей.

— Итак? — спросила она. — В чем дело?

— Дело в том, — плача отвечала принцесса, — что я истратила свое заветное желание, а он остался ежом. Неужели вы не можете ничего сделать?

— Я не могу, — сказала фея. — Но ты можешь. Ведь твои поцелуи обладают волшебной силой. Помнишь, как ты исцелила короля и королеву, заживив на их лицах все царапины от ежиных иголок?

— Позвольте, — встревожилась королева. — Но ведь не станет же она целовать ежа. Это было бы совершенно неприлично. Да и небезопасно — она уколется.

Но ежик уже поднял к Озилизе свою острую мордочку, и принцесса взяла его на руки — она давно научилась делать это так, чтобы не уколоться. Взяла и посмотрела прямо в его маленькие сверкающие глазки.

— Я бы поцеловала каждую из тысячи твоих колючек, — сказала она, — только бы помочь тебе.

— Поцелуй меня только один раз — туда, где колючки мои не колючие. Больше мне ничего не надо, ради этого стоит и жить, и умереть.

Принцесса склонила головку и поцеловала то место на лбу у ежика, где колючки только начинаются и шерстка еще совсем мягкая.

И вдруг — вот чудеса! — оказалось, что она стоит, положив руки на плечи молодого человека, губами касаясь его лица — в том самом месте, где лоб переходит в волосы. А вокруг его ног грудой лежат осыпавшиеся стрелы.

Она отстранилась и внимательно поглядела на него.

— Эриций, ты стал каким-то другим, — сказала она, — совсем не похожим на прежнего посыльного из булочной.

— Когда я был невидимым, — отвечал Эриций, — мне открылись многие тайны. Правда, большую их часть я уже позабыл, но две помню до сих пор. Первая тайна заключается в том, что я — королевич. В младенчестве меня выкрал булочник, а на самом деле я сын того самого короля, которого столько ночей колол. Можете представить, до чего это было мучительно — кататься колючим клубком по лицу собственного отца, но я сделал это, принцесса, ради тебя. А также и ради отца. Поеду, расскажу ему все и попрошу его родительского прощения.

— Ты хочешь уехать? — молвила принцесса. — Ах, останься, не уезжай! Что я буду делать без тебя, моего ежика?

Эриций стоял перед ней — красивый и статный, как настоящий принц.

— А что это за вторая тайна, которую ты запомнил из прежней своей ежиной жизни? — поинтересовалась любопытная королева.

И Эриций ответил — но не ей, а принцессе:

— Вторая тайна, принцесса, это то, что я люблю тебя.

— А не было ли там и третьей тайны? — спросила принцесса, опуская глаза.

— Может быть, но раскрыть ее имеешь право лишь ты сама.

— Ах, вот как! — капризно воскликнула принцесса. — Так, может быть, ты знал, что я тоже тебя люблю?

— Ежики, — отвечал Эриций, — очень мудрые существа. И все же я не был уверен, пока ты не дала понять мне этого сама.

— Я — тебе?!

— Конечно. Когда ты поцеловала мою острую мордочку, принцесса, тогда я это понял.

— Ну и дела, помилуй Господи! — вздохнул король.

— Вот именно! — согласилась Беневола. — Но я на вашем месте никого не стала бы приглашать на свадьбу.

— Разумеется, кроме вас, дорогая! — уточнила королева.

— Ну, раз я уже здесь (совершенно случайно, конечно), то ни к чему и откладывать! — бодро заключила Беневола. — Я полагаю, ваше величество, что нынче самое время ударить в свадебные колокола, не правда ли?