Миёко Мацутани - Привет кошке! Страница 4

— Ладно! Посмотрим, что за чудища появляются в роще, — сказали храбрецы.

— Сходим! Сходим! — подхватили другие.

И вот однажды вечером трое храбрецов явились в рощу. Каждый нёс по два карманных фонарика.

О-Бакэ-тян качался в это время в гамаке, сплетённом из паутинок, на самой верхушке дуба. Папа О-Бакэ крепко спал, напившись сока. Ночь была тёмная, глухая. Луны не было, только ветер шуршал иногда листвой деревьев.

И вдруг раздался испуганный возглас Чичи:

— О-Бакэ! Огненные шары!

О-Бакэ-тян испуганно вскочил и вцепился в маму — испугался, хоть и сам был о-бакэ.

— Мама! О-бакэ-э! — закричал он.

Мама О-Бакэ дремала, качаясь в гамаке. От испуга она подпрыгнула и стукнулась головой о ветку.

— Где? Где они?

— Вон! Видите? — тонким голосом сказала Чичи.

И вправду в темноте плыли шесть огненных шаров. Они то исчезали, то снова появлялись.

— Не правда ли, это огненные шары? — спросила Чичи, дрожа от страха.

— Нет, это люди. Идут люди с карманными фонариками. Стыдись, О-Бакэ-тян! Ты же о-бакэ.

Мама была права. О-Бакэ-тян был о-бакэ.

— Та-ак! Явились наконец. Ну сейчас мы зададим вам жару, — храбро сказал О-Бакэ-тян. — Ах да, надо папу разбудить.

— Вот смотрите: сейчас я стану холодной как лёд и залезу кому-нибудь рукой за шиворот.

— А потом я примусь за них! — заявил О-Бакэ-тян.

— И я! И я! — запищала Чичи.

Меж тем трое храбрецов, размахивая карманными фонариками, всё дальше углублялись в рощу.

— Никаких о-бакэ, — сказал один.

— О… откуда… им взяться, коль их тут нет, — дрожащим голосом сказал другой.

— Пусть только вылезут, тотчас всех переловим, свяжем верёвками и унесём, — сказал третий и тут же завопил: — Ой! — и со страху уронил карманный фонарь. — Вот они! Вот!

— Как?! Появились? — спросили двое первых и, побросав фонарики, крепко вцепились друг в друга.

— Ай! Кто-то ледяной рукой залез мне за шиворот!

И трое храбрецов попадали наземь и затряслись от ужаса.

— Это нервы у тебя не в порядке! — сказал один.

— Ну да, мы ничего не чувствуем, — сказал второй.

— Но… Ой! Взгляните-ка! — сказал тот, кому мама О-Бакэ холодной рукой залезла за шиворот, и, дрожа, показал пальцем в темноту.

А там плыл огромный голубоватый огненный шар, за ним двигались по воздуху карманные фонарики. Они выстроились в стройную шеренгу и замерли на верхушке дуба. И тут же послышался жутковатый смех: «Ха-ха-ха-ха!»

— Ой! — завопили храбрецы и помчались из рощи.

А вслед им громко смеялись о-бакэ.

О-Бакэ-тян был, однако, очень огорчён: он хотел превратиться в голубоватый гриб и вежливо представиться:

«Здравствуйте! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке! — Затем поклониться и сказать людям: — Обратная дорога вон там». Но люди убежали так быстро, что он не успел и рта раскрыть.

Но больше всех был огорчён папа О-Бакэ.

— Почему вы не разбудили меня? — грозно возмущался он. — Ну ладно, пусть только появятся ещё, уж я им покажу!

Глава десятая

Странная афиша

С тех пор все заговорили о роще, где живут о-бакэ. Слухи росли и распространялись. Однажды на машине с развевающимся флажком приехали даже корреспонденты газеты.

О-бакэ каждый вечер горячо обсуждали, во что бы им превратиться, чтобы получше напугать людей. Они превращались в огненные шары и плавно летали над рощей или повисали большими грибами над деревьями, а то гладили ледяными руками лица людей, но вскоре всё это им надоело.

— Послушай, папа! Нельзя ли придумать что-нибудь новенькое? Каждую ночь одно и то же, одно и то же… — посетовала мама О-Бакэ.

— Сойдёт и так, — сказал О-Бакэ-тян. — Ведь каждый раз новые зеваки приходят.

— Не говори глупостей! — возмутился папа О-Бакэ. — Не знаю, как в других местах, а в нашей роще о-бакэ всегда отличались воображением и изобретательностью.

Папа О-Бакэ отхлебнул большой глоток сока и продолжал:

— Мы всегда придумываем что-то свежее, что-то новое…

И папа О-Бакэ озарился золотистым светом.

— Но я так утомилась, — сказала мама О-Бакэ. — И ужин готовлю, и людей пугаю…

Она устало опустила руку. Рука бессильно свесилась с ветки и стала качаться на ветру.

— Вот! Так и затвердим. Это интересно! — радостно воскликнул пана О-Бакэ. — Ты всегда так оригинальна, мама. Не находишь?

Мама О-Бакэ от похвалы вспыхнула розовым светом.

— И всё же хотелось бы прочитать какую-нибудь книгу или свиток[3] об искусстве о-бакэ или поучиться у известного сэнсэя[4] о-бакэ… Не мог бы ты найти такого сэнсэя? — сказала мама О-Бакэ.

— Гм… Ты права, мама. Попробую-ка я найти такую книгу или свиток. А если встречу сэнсэя, приглашу к нам, — сказал папа О-Бакэ.

— Вот хорошо! Я тоже буду учиться! — радостно воскликнул О-Бакэ-тян и перевернулся несколько раз в воздухе.

— Не уверен, что есть такие книги и учителя, но всё же попытаюсь найти…

В тот вечер папа О-Бакэ вылетел из рощи. Он не знал, когда они поселились здесь, но с тех пор, как помнил себя, он жил в роще и пил волшебный сок. Они ни разу не покидали рощу, не пугали людей, жили тихо-мирно.

Папа О-Бакэ считал, что о-бакэ не должны часто появляться на людях.

Он летел, высматривая местечки потемнее, потому что именно в таких местах обитают о-бакэ, но, к сожалению, не встретил ни одного о-бакэ — не то их вовсе не было, не то были, да не появлялись.

Днём он спал в густой листве деревьев, а ночью продолжал летать. Он облетел все тёмные рощи и болота, ветхие дома и кладбища — о-бакэ нигде не было.

В одной роще он увидел сову, сверкающую в темноте глазами, и спросил озадаченно:

— Не видала ли ты о-бакэ? Мне всё равно какой, лишь бы о-бакэ был…

Сова почему-то не ответила. Закрыв глаза, она угрюмо отвернулась от него.

Папе О-Бакэ стало невыносимо грустно, и он вылетел из тёмной рощи. Какой прекрасной показалась ему их маленькая рощица, где ждали его мама О-Бакэ и О-Бакэ-тян. Только там он был счастлив.

И, вытянувшись в тонкую светящуюся нить, он полетел обратно в свою маленькую рощицу. Но, подлетев к роще, он вытаращил глаза от удивления — у входа висела огромная афиша. «Летний фестиваль о-бакэ» — было выведено на ней чёрной тушью. Роща была обнесена забором, и чтобы войти в неё, надо было заплатить деньги. «Кто же это хозяйничает тут?» — подумал папа О-Бакэ.

Глава одиннадцатая

О-Бакэ выбиваются из сил

— Знаешь, папа, — сказала мама О-Бакэ плачущим голосом, она стала худая, как ниточка, — как только ты улетел в рощу сразу же пришёл толстяк и вывесил огромную афишу. Потом стал брать деньги за вход и всё время кричал: «Смотрите! Вот они, о-бакэ! Вот они!»

— И вы показывались людям?

— Ну да! Мы же о-бакэ. Каждый вечер старались как могли. Превращались в разные фигуры… Устали ужасно…

Мама О-Бакэ вздохнула и тихонько качнулась. От вздоха она взмыла вверх.

— На что это похоже! — вскричал папа О-Бакэ. — Мы, о-бакэ, хотели испугать людей, которые собираются вырубить нашу рощу, а они, пользуясь этим, загребают деньги. Э-э-эх!

И папа О-Бакэ отхлебнул несколько глотков сока. Тело его вспыхнуло золотистым светом.

— Вот он! Вот он! О-бакэ-э! — завопил кто-то поддеревом.

Папа О-Бакэ глянул вниз — там уже толпились зеваки, показывали на него пальцем.

— Вот здорово!

— Золотом сияет. Красиво!

Польщённый похвалой, папа О-Бакэ всё забыл и улыбнулся.

— А что, о-бакэ только это и могут? А больше ничего? — спросил разочарованно один из зрителей.

— Деньги заплатили. Пришли посмотреть, а тут ничего особенного.

— Примитивные какие-то о-бакэ.

Папа О-Бакэ весь покраснел — разозлился.

— Ой! Смотрите! Цвет переменил.

— Багровым стал.

А папа О-Бакэ уже не мог остановиться. Он вытянулся на всю рощу, громко захохотал и исчез.

— Ой! — закричали все.

Тут мама О-Бакэ стала залезать ледяной рукой всем за шиворот. Чичи пролетала тенью перед глазами, а О-Бакэ-тян превращался в огромный гриб и летал, переваливаясь с боку на бок.

— Ой! Страшно! — вопили люди, дрожа от страха. Они бросились бежать, а мама О-Бакэ повисла перед ними тонкой белёсой нитью.

Опомнились о-бакэ, когда летняя ночь была уже на исходе. Алело небо. Усталые о-бакэ повисли на деревьях как лоскутки.

Но что это? Кто-то радостно смеётся!

— Ха-ха-ха! Здорово сегодня заработали.

— Пойдём домой, что ли?

Ага! Смеются те, кто продавал билеты на «Летний фестиваль о-бакэ». А хозяин рощи несёт толстый, распухший от денег, портфель.

— Вот досада! — И папа О-Бакэ заплакал скупыми мужскими слезами. — Снова их взяла. Ну ладно, больше мы ни за что не станем пугать людей, — решительно сказал папа О-Бакэ.