Сборник - Волшебные сказки Туркмении Страница 4

– Гоните вон это чудовище! – завопил купец, сам не свой от страха. – И позовите скорей моего друга муллу, чтобы он день и ночь читал очистительные молитвы до тех пор, пока не изгонит из моего дома коварных джиннов!

Старухи подхватили девушку под руки и вытолкали за ворота.

Теперь забудь про купца и слушай про девушку.

Очень обрадовалась Бахты-Гюль, оказавшись за воротами купцова дома. Быстрее ветра помчалась она к родной кибитке. Ярты сидел у неё на плече и громко смеялся. Он смеялся над купцом и его служанками. Так добежали они до большого арыка с прохладной и чистой водой. Гюль зачерпнула воды и принялась смывать с лица волосы. Но простокваша так крепко схватила их, что бороду и усы можно было оторвать только вместе с кожей. Девушка торопилась. Она стала рвать бороду и закричала от боли.

– Не спеши! Спокойнее, Гюль! – кричал ей малыш, но красавица не слушала его.

Она упала на землю и громко запричитала:

– Как я буду жить с такой бородой! Ишаки и те станут надо мной смеяться!

Ярты ответил:

– Успокойся! Если тебе не нравится твоя борода, пойдём скорее в дом моей матери. Там я развею твоё горе, как ветер тучи. Поверь мне, ты станешь ещё красивее, чем была прежде!

Они пошли.

Когда старая мать Ярты-гулока увидела сына и с ним девушку с большой бородой, она вскрикнула и хотела разразиться слезами, но Ярты-гулок остановил её:

– Апа-джан, если ты закричишь, ты погубишь нас. Старый купец прибежит сюда и узнает то, чего ему не следует знать. Лучше согрей нам большой казан воды и помоги умыть дочь нашего соседа.

Так они и сделали.

На другой день Бахты-Гюль, цветок счастья, и проворный Ярты-гулок снова вместе встречали утро. Не для старого купца Мухаммеда, а для маленького друга распевала Гюль свою девичью песню:

Как лимон, сады желты,С веток падают листы…

А Ярты-гулок подпевал ей тоненьким голоском:

Стал янтарным виноград,Стал рубиновым гранат…

Так пели они и радовались жизни, а богатого купца по-прежнему грызла злая скука.

Пускай добрый получит всё, что пожелает, а злой человек ничего не получит. Так ему и надо!

Серебряная тюбетейка

Было ли это или не было, жил старый падишах, властелин земли и воды, повелитель народов и городов, хозяин дворцов и несметных сокровищ. Но дороже всех сокровищ была для него дочь Хан-Салтан, прекрасная, как ветвь цветущего миндаля. Не чаял в ней души падишах, но люди знали, что красавица зла и упряма. С малых лет её окружали тысячи слуг, и достаточно было сказать ей слово, как все бросались исполнять любое её желание. И даже воля самого падишаха не была для неё законом. Падишах сказал своей дочери:

– О Хан-Салтан! Я уже стар и сед. Не пора ли тебе избрать жениха по сердцу, чтобы я мог при жизни порадоваться твоему счастью и, умирая, передать своё царство в надёжные руки?

Но красавица сказала:

– Нет, не пора.

Тогда падишах нахмурил брови и воскликнул:

– Не о себе думай – думай о царстве! Мало ли в наших землях отважных джигитов и прославленных доблестью пехлеванов. Мало ли юношей прекрасных, как молодой месяц, и мудрых своей учёностью. Тебе остаётся только выбрать. Такова моя воля. Ты завтра же назовёшь своего избранника.

Красавица упала на ковёр и зарыдала, а падишах удалился.

На другой день злая красавица вошла в покои отца-падишаха, села на шёлковую подушку и, опустив глаза, сказала:

– Я согласна, отец.

– Кто же избранник? – воскликнул падишах. – Кто будет властелином земли и воды, повелителем народов и городов, хозяином дворцов и несметных сокровищ? Назови его!

– Он сам назовёт себя, – отвечала красавица.

Но отец не понял её ответа.

Тогда красавица рассмеялась и, сняв с головы нарядную, вышитую серебром тюбетейку, сказала:

– Ты видишь эту тюбетейку, отец? Второй такой нет во всём нашем царстве. Я прикажу слугам повесить её на вершине самого высокого минарета. И тот, кто снимет её оттуда, будет моим мужем и наследником твоего царства.

Так сказала красавица и убежала. Тотчас же сотни слуг поспешили к мечети, по крутой лестнице вскарабкались они на кровлю самой высокой башни, на верхушке которой блестел позолоченный полумесяц, и на верхний острый рог полумесяца повесили тюбетейку дочери падишаха. А двери башни забили листами кованой меди, чтобы никто не мог взойти наверх по ступеням.

Затрубили в трубы глашатаи-карнайчи, объявляя людям волю гордой красавицы, и молодые бесстрашные джигиты стали стекаться со всей страны к столице царства, где на площади перед дворцом падишаха возвышался стройный, как пальма, и гладкий, как слоновая кость, минарет главной мечети.

Отважные на могучих конях пытались доскочить до вершины башни, но падали вниз и разбивались насмерть, так и не достав серебряной тюбетейки. Осторожные упорно карабкались вверх по гладким стенам, но и осторожных постигала та же участь. А злая царевна смотрела из окна своей спальни и смеялась. Ни жалость, ни участие ни разу не постучались в её злое сердце. И так было каждый день.

Ни в стране падишаха, ни в соседних странах не было дома, где не оплакивали бы гибель сына, брата или племянника. Скоро весть о серебряной тюбетейке дошла и до того аула, где жил со своим отцом Ярты-гулок. Конечно, самые лучшие юноши тоже захотели показать свою удаль. Они стали собираться в дорогу. Напрасно плакали матери и сёстры, напрасно они умоляли юношей остаться дома. Отважные джигиты молча продолжали седлать своих коней. Тогда прибежал Ярты-гулок и стал кричать:

– Эй, джигиты, слава и честь аула! Я думал, что вы мудрее мудрых, а вы не можете отличить овцы от шакала! Не верьте этой злючке. Она хочет извести всех вас!

Но молодость и благоразумие не живут в одном доме. Юноши сели на своих коней и ускакали. Только пыль столбом поднялась в пустыне.

Ярты посмотрел им вслед и сказал своей матери:

– Апа-джан, мне не нужна красавица, но я поеду в город и попробую снять с минарета серебряную тюбетейку дочери падишаха. Разве не должен я выручить таких отважных джигитов, как наши парни?

Так сказал Ярты и стал седлать своего старого ишака. Мать заплакала и принялась уговаривать сына не ездить ко двору падишаха. Она сказала:

– Не пущу я тебя, дорогой сыночек, подобный бутону мака, лепестку гвоздики и золотому семечку яблока. И тебя погубит злая красавица. И для тебя, малыш, не найдётся жалости в её каменном сердце.

Отец стонал и просил:

– Образумься, Ярты! Ты опозоришь мою седую бороду и погибнешь сам. Не тебе, маленькому, словно муравей, совершить подвиг, который не по силам и прославленным пехлеванам.

Проворный Ярты обнял отца и мать и ответил им:

– Не плачьте! Где не пройдёт верблюд, без труда проскочит маленькая мышка.

Он подпоясал свой праздничный халат пёстрым кушаком, сел на осла и уехал.

Долго, ой долго, ехал Ярты по пескам пустыни, подгоняя неторопливого ишака. Наконец он увидел город. Это была столица старого падишаха. Над высокими городскими стенами развевались зелёные шёлковые знамёна с вышитыми на них драконами, а на угловых башнях-бойницах стояли красавцы карнайчи-великаны и трубили в длинные, в рост человека, трубы-карнаи, созывая охотников потягаться силой и ловкостью за высокую честь стать мужем дочери падишаха.

Они громко трубили и кричали:

– Слушайте, люди! Кто сорвёт с минарета городской мечети серебряную тюбетейку красавицы Хан-Салтан, тот станет её мужем и наследником падишаха – властелином земли и воды, повелителем народов и городов и хозяином дворцов и несметных сокровищ!

Толпы народа спешили к городским воротам. Ярты привязал своего ишака за городской стеной в тени высокого карагача и вместе с толпой поспешил на главную городскую площадь.

Посмотрел Ярты на минарет – высоко, голова кружится. Потрогал он стенку башни – гладкая, не за что зацепиться! Подбежал к двери – нет ли щёлочки, чтобы прошмыгнуть и взобраться наверх по лестнице? Но двери были так плотно забиты листами меди, что не осталось даже маленькой лазейки, а у дверей стояла вооружённая стража. Грустно стало Ярты-гулоку. Он сел посреди площади и задумался, глядя на верхушку башни. Вдруг он увидел стаю голубей. Белые птицы, словно комочки хлопка, кружились над минаретом.

– Эй, Хан-Салтан, злая пери! – воскликнул малыш и даже заплясал от радости. – Теперь ты у меня в руках!

Он порылся в карманах и нашёл там крошки от лепёшки-чурека, которую мать дала ему в дорогу. Он разбросал крошки у подножия минарета, спрятался за каменным порогом и стал ждать. Голуби покружились, покружились вокруг минарета и спустились на землю. С тихим воркованием они принялись подбирать крошки. Тогда Ярты осторожно выполз из засады и стал подбираться к самой большой голубке. Одним прыжком он схватил её за хвост, и голубка забилась у него в руках, а Ярты закричал как только мог громко: