Валентина Чаплина - О маленьких волшебниках и Петькиных друзьях Страница 4

Глава седьмая

В засаде

Бежать было не очень далеко — через несколько домов начинался пустырь. Домчавшись до него, мальчишки остановились.

— Тебе — к забору, где дыра, а мне — за мусорный ящик, — сказал Мишка, задыхаясь.

Они разбежались по своим местам. Если бы это не было приказанием Олега, Мишка по обыкновению всё перепутал бы. Он был самым известным путаником в школе. Но всё то, что говорил Олег, выполнялось точно.

Олег (фамилия его Маслов) жил в этом доме недавно, но успел с ребятами подружиться. Он был на целых два года старше Петьки и Мишки и умнее их. Ребята повиновались ему во всём. Боялись, что он найдёт себе компанию постарше: всё-таки они, по его словам, «мелюзга пузатая». К тому же он был их закадычным другом. А для закадычного нужно разбиться в лепёшку, но сделать всё, что он велит. Так говорит сам Олег, а уж он-то знает, что говорит.

— Одному человеку надо здорово жизни дать, — сказал он сегодня утром, не вдаваясь в подробности, — дальнейшие указания прямо на местах.

Сидят Петька с Мишкой, ждут новых распоряжений Олега.

Репейник у забора не очень высокий. Петьке пришлось согнуться, ну если не в три, так в две погибели.

Скучно одному. Когда же Олег придёт?

Вспомнил о Присмотрисе и Разглядике. Где сейчас маленькие добрые брат с сестрой? И тут же увидел… каплю дождя.

«Неужели обыкновенная?» — с удивлением подумал он.

Лежит дождинка на крапивном листе, на чём держится — неизвестно. Сквозь неё солнце светит, и кажется, что капля звенит.

Вспомнилось, как всей школой в ТЮЗе сказку смотрели. Вышла тогда на сцену волшебница, в ушах драгоценные камни, и казалось, что они звенят. Но то были настоящие камни, будто капли, сквозь которые солнце светит. А сейчас лежала капля, будто драгоценный камень.

Дунул ветер, крапива поежилась, дождинка сорвалась. Лист помахал ей вслед на прощанье.

Поглядел Петька на дыру в заборе. Две доски выломаны. Одна совсем начисто, а у другой острый неровный верх остался.

«Кусок сломанного зуба! Что он жевал такое твёрдое, этот забор? — в восторге подумал Петька. — Если нырнуть в эту дыру, он — хррясь — и меня пополам раскусит».

Стало жутковато, но Петька даже засмеялся от этой мысли.

«Что же это с моими глазами случилось хорошее? Будто вставили новые хрусталики. Совсем иначе вижу теперь».

— Вы наступили на меня, — вдруг услышал Петька незнакомый вежливый голос из-под тапочки.

У ступни сидел зелёный кустик.

— Простите, пожалуйста, — извинился Петька и приподнял ногу.

— Я, конечно, к этому привык, — продолжал голос, — но всё-таки не очень удобно, когда на тебе стоят.

— А почему вы привыкли? — поняв, что чудеса продолжаются, спросил Петька.

— Потому что я — Подорожник.

— Подорожник? — медленно произнёс Петька, впервые задумываясь над знакомым словом и впервые вглядываясь в знакомое растение. — Вас зовут Подорожником оттого, что вы растёте по дорожкам?

— Чаще всего по дорожкам, — обрадованно закивал тот.

Петьке опять стало весело, как тогда, когда он пригляделся к Мухомору.

Оказывается, как это хорошо догадаться о чём-нибудь самому.

— Нагнитесь, пожалуйста, пониже, прошу вас, — опять заговорил Подорожник.

Петька нагнулся и почувствовал такой запах, будто Подорожник был опрыскан духами. Круглая розетка его листьев почти лежала на земле. (Ну как тут не наступишь!) А из центра, где все листья сходились вместе, торчала вверх плотная зелёная палочка, и странно было видеть на самом верху её нежный сиреневый пушок. От него-то и шёл чудесный запах.

— Откуда это у вас? — спросил Подорожник.

Петька нащупал на лбу царапину.

— Да вот… сегодня… за Волгой поцарапало.

— Сильно болит?

— Ни капельки, — соврал Петька, почему-то вспомнив Ксюшкины песни.

— Я вижу, — сочувственно ответил Подорожник, — приложите-ка мой лист на вашу царапину, боль скоро утихнет.

— Ли-ист? — Петька вопросительно уставился на нового знакомого.

— Эх ты, ничего не знаешь, — заворчали у забора. — Подорожник — лекарственное растение.

Петька повернулся в ту сторону, откуда послышался голос. На него, ощетинившись колючками, сердито глядел Репейник.

— Вы, правда, лечите? — недоверчиво обратился Петька к Подорожнику.

Тот только смущённо пожал листьями.

— Лечит, лечит, — буркнул за него Репейник, — ишь молчит, скромник какой.

— Честное пионерское? — всё ещё не веря, спросил Петька.

Подорожник потупился и произнес еле слышно:

— Честное лекарственное.

— Коленки тоже лечите? — выпалил Петька.

— Конечно, и коленки, — продолжал Репейник, зная, как не любит Подорожник рассказывать о себе.

— А девчачьи? — уточнил Петька и покраснел.

Подорожник только кашлянул.

— И девчачьи, — опять забубнили у забора.

— А если задира и вруша? — неестественно громко спросил Петька.

— Всех он лечит!

— У какой-нибудь вашей знакомой болит коленка? — забеспокоился Подорожник.

— Нет у меня знакомой, — отрезал Петька.

— А у неё сильно болит?

— Откуда я знаю?

— Понимаю, — мягко сказал Подорожник и деловито протянул Петьке листья, — рвите скорей, пусть она привяжет их к коленке.

Петька подумал немного, сорвал несколько самых крупных, зажал их в кулак и собрался идти искать Ксюшку. Но когда высунулся из бурьяна и увидел мусорный ящик, из-за которого торчал белесый вихор Мишки Васькина, вспомнил, что нужно сидеть, ждать Олега. И сел.

— Что же вы не идёте? — заволновались растения.

— Я сейчас не могу, — сказал Петька и сунул листья в карман.

— Но вы же ничего не делаете? — вежливо удивился Подорожник.

— Я жду.

— Кого?

— Дальнейших указаний.

Растения не поняли.

— Ну-у… В общем, одному человеку нужно дать жизни.

— Что дать?

— Жизни.

— Это прекрасно, когда жизнь дают, — заулыбался Подорожник.

— Если вопрос стоит о жизни и смерти, то жди, коленка потерпит, — проговорил Репейник, и голос его стал дружелюбным.

А у Петьки почему-то сразу испортилось настроение.

Глава восьмая

Ковердайл Барбосыч

«Хоть бы Олег скорее пришёл», — уныло думал Петька.

Но вдруг он упёрся спиной в забор, будто захотел втиснуть себя в доски. Забор затрещал и стал крениться: вот-вот упадёт на землю.

Прямо перед Петькиным лицом бесшумно выросла чёрная пёсья морда. Злая. Клыкастая. Огромная. Петька почему-то вспомнил маму, но у него пропал голос и сразу заболел живот. Он ужасно боялся взрослых собак всю свою сознательную жизнь. Когда-то в далёкие дошкольные годы его укусила большая собака. Но самое страшное было то, что после Петьке делали уколы. От бешенства. Много. Огромной иголкой. И с тех пор при виде большой собаки у него начинал болеть живот. Так и сейчас.

Петьке казалось, что собачья морда занимает небо и землю.

Всё! Последние секунды жизни. Петька зажмурился.

За забором в саду что-то гулко падало на дно пустого ведра.

«Яблоки собирают, — мелькнуло в сознании. — Бух — анис, бух — антоновка. Бух-бух-бух… А может быть, груши?»

Петька встрепенулся и открыл глаза.

Морда по-прежнему глядела на него.

«Глаза у неё карие, — с удивлением заметил Петька. — На веках ресницы. Как и у людей. А уши — одно вверх, другое опущено, как у моей меховой шапки».

Вот морда опустила второе ухо и проговорила:

— Разве ты не помнишь меня?

— К-как н-не помню? — переспросил Петька с собачьим акцентом.

— Конечно, не помнишь: я сильно изменился с тех пор.

— С каких пор?

— С детства.

Петька не понимал.

— Вспомни, ведь ты отнял меня у ребят.

— Так разве это был ты?

Забор облегчённо вздохнул вместе с Петькой и выпрямился. Несколько лет назад Петька спас малюсенького щенка, которому мальчишки хотели отрубить хвост. Пришлось отчаянно подраться. Если б тогда не подоспел Мишка, неизвестно, что с Петькой было бы. Пока шла драка, щенок убежал, поджимая свой спасённый хвост.

— Какой он стал у тебя! Пушистый, большой! — залюбовался Петька, но погладить собаку всё-таки побоялся.

— Дело не в том, какой он, — добродушно продолжал пёс, — главное, что он есть. Ты спас мне улыбку.

— Улыбку? — недоверчиво переспросил Петька.

— Ну, конечно. Мы же улыбаемся хвостом.

— Как так?

— Вот смотри.

Лохматый хвост завилял, и Петька увидел, что пёс действительно улыбается.

— Спасибо тебе, друг, — преданнно сказала собака и лизнула Петькину руку, — тебе здорово тргда из-за меня досталось.

— Не стоит! — небрежно бросил Петька и без опаски погладил пса.

Шерсть была пыльной и от этого шершавой.

— А как тебя зовут?

Пёс сразу перестал улыбаться и шумно вздохнул.