Астрид Линдгрен - Эмиль из Леннеберги Страница 5

Теперь там никакой колбасы не было. Зато там был Эмиль. Он спал. Приютившись на полке посреди колбасной кожуры, он спал, этот чудесный, этот золотой мальчик. А его мама так обрадовалась, словно нечаянно-негаданно обнаружила в шкафу слиток золота. Эка важность, что Эмиль слопал всю колбасу! В тысячу раз лучше найти на полке Эмиля, чем даже несколько килограммов колбасы. И папа думал то же самое.

– Хи-хи-хи! – засмеялась маленькая Ида. – Вот и Эмиль. Он вовсе не превратился в голубя. Пока это не очень заметно.

Подумать только, один-единственный мальчишка, объевшийся колбасой, может осчастливить столько людей сразу! В конце концов пир в Каттхульте удался на славу. Мама отыскала случайно уцелевший кусок колбасы, который Эмиль не в силах был доесть, и он достался фру Петрель, к ее величайшей радости. Но и другие гости, которым колбасы не перепало, тоже не ушли домой голодными. Ведь на празднике угощали еще копченой грудинкой и телячьими фрикадельками, маринованной сельдью, селедочным салатом, и тушеным мясом, и пудингом, и запеченным угрем. А под конец гостям подали отличнейшую сырную лепешку с клубничным вареньем и взбитыми сливками.

– Вкуснее сырной лепешки ничего на свете нет, – сказал Эмиль на чистейшем смоландском наречии.

И если тебе довелось когда-нибудь отведать такой сырной лепешки, как в Каттхульте, то ты знаешь: Эмиль сказал правду!

Наступил вечер, и над Каттхультом, над всей Леннебергой и над всем Смоландом сгустились сумерки. Папа Эмиля опустил флаг. Эмиль и маленькая Ида стояли рядом и внимательно наблюдали за ним.

Так закончился праздник в Каттхульте. Все стали собираться по домам. Повозки одна за другой выезжали на дорогу. Последней укатила на своих дрожках знатная фру Петрель. Эмиль и маленькая Ида слушали, как за холмами замирает цокот лошадиных копыт.

– Только бы она не обидела моего крысенка, – озабоченно сказал Эмиль.

– Какого крысенка? – удивилась Ида.

– Которого я запихнул ей в сумку, – невозмутимо сказал Эмиль.

– А зачем? – спросила маленькая Ида.

– Мне стало жалко крысенка, – ответил Эмиль. – Он еще ничего не видел в своей жизни, кроме шкафа с колбасой. Вот я и подумал: пусть посмотрит хотя бы Виммербю.

– Только бы Петрелиха его не обидела, – добавила Ида.

– Как же, не обидит, жди! – сказал Эмиль.

Это случилось десятого июня, когда Эмиль поднял на флагшток сестренку Иду и съел всю колбасу. Может, послушаешь и о другой его проделке?

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8 ИЮЛЯ Как Эмиль вволю повеселился на Хультсфредской равнине

Альфред, тот самый, что служил в Каттхульте, очень любил детей. Особенно Эмиля. Эмиль без конца проказничал и был настоящий сорванец, но Альфред не обращал на это внимания. Он все равно любил Эмиля и даже вырезал ему из дерева прекрасное деревянное ружье. С виду оно было как настоящее, хотя, ясное дело, не стреляло. Но Эмиль орал «пиф-паф!» и все равно стрелял, так что каттхультовские воробьи от страха подолгу не показывались на дворе хутора. Эмиль обожал свое ружье и не желал расставаться с ним даже ночью.

– Хочу ружейку! – вопил он на чистейшем смоландском наречии и совсем не радовался, когда мама, ослышавшись, приносила его кепчонку.

– Не хочу шапейку! – орал Эмиль. – Хочу ружейку!

И мама приносила ружье.

Да, Эмиль обожал свое ружье, а еще больше – Альфреда, который смастерил ему ружье. И неудивительно, что Эмиль расплакался, когда Альфреду пришлось ехать на Хультсфредскую равнину отбывать воинскую службу. Ты, верно, не знаешь, что значит «отбывать воинскую службу»? Видишь ли, так в прежние времена назывались военные сборы, на которых учили солдатскому делу. Все работники из Леннеберги, да и из других селений, должны были отбывать военную службу и учиться воевать.

– Подумать только! И надо же такому случиться, как раз когда приспело время сено возить, – сказал папа Эмиля.

Ему вовсе не улыбалось потерять Альфреда в разгар сенокоса, в самую горячую пору. Но ведь работниками из Леннеберги командовал не папа Эмиля, а король со своими генералами. Они-то и решали, когда этим парням ехать в Хультсфред учиться быть солдатами. Правда, Альфред должен был снова вернуться домой, когда его хорошенько обучат солдатскому ремеслу. А на это много времени не потребуется. Так что Эмилю незачем было реветь. Но он все равно ревел, а заодно с ним ревела и Лина. Потому что не только Эмиль любил Альфреда.

Альфред не плакал. Он сказал, что в Хультсфреде можно вволю повеселиться. А когда повозка с Альфредом покатила со двора и опечаленные домочадцы замахали ему на прощание, Альфред ухмыльнулся и запел, чтобы никто больше не горевал. Вот какой куплет он спел:

В городе Экше на Реннской долине Шведскую польку пляшут шутя, И с хуторов на Хультсфредской равнине Девицы в танцах кружат до утра.

Халли-дайен, халли-далли-да, Балли-дайен, балли-далли-да…

Больше из песенки Альфреда они ничего не расслышали, потому что вовсю заголосила Лина, а вскоре повозка с Альфредом скрылась за поворотом.

Мама Эмиля пыталась утешить Лину.

– Не горюй, Лина, – уговаривала она. – Успокойся хотя бы до восьмого июля. Тогда в Хультсфреде будет праздник, и мы съездим туда и навестим Альфреда.

– Я тоже поеду в Хультсфред. Я тоже хочу вволю повеселиться и навестить Альфреда, – заявил Эмиль.

– И я, – сказала маленькая Ида.

Но мама покачала головой:

– На этих праздниках ничего веселого для детей нет. Вы только потеряетесь в такой давке.

– Потеряться в давке тоже весело, – убежденно сказал Эмиль, но это ему все равно не помогло.

Утром восьмого июля папа, мама и Лина поехали на праздник в Хультсфред, оставив Эмиля и маленькую Иду дома с Кресой-Майей, которой велели присмотреть за детьми. Креса-Майя была маленькая тщедушная старушка; иногда она приходила в Каттхульт помочь по хозяйству.

Маленькая Ида была доброй и послушной девочкой. Она тотчас забралась к Кресе-Майе на колени и потребовала страшных-престрашных сказок о привидениях. Сказки отвлекли и развеселили Иду.

Другое дело Эмиль. Он просто кипел от злости. С ружьем в руках он взбежал на пригорок к конюшне, приговаривая:

– Дудки, так я их и послушаюсь! Я тоже поеду в Хультсфред и вволю повеселюсь. Чем я хуже других! Решено. Поняла, Юллан?

Последние слова были обращены к старой кобыле, которая паслась на лужайке за конюшней. Был в Каттхульте и молодой жеребец, его звали Маркус. Но в эту минуту Маркус бежал по дороге в Хультсфред, увозя маму, папу и Лину. Да, некоторым так можно уезжать из дома и веселиться!

– Ничего! Кое-кто поскачет за ними следом, да так быстро, что только ветер в ушах засвистит! – сердито пробурчал Эмиль. – Едем, Юллан!

Сказано – сделано! Эмиль накинул на кобылу узду и повел ее с лужайки.

– Не бойся, – сказал он лошади. – Альфред обрадуется, когда я приеду, а ты наверняка найдешь себе под пару какую-нибудь подружку, старую добрую кобылку. Будете вместе ржать, раз уж ты не сможешь, как я, вволю повеселиться.

Он подвел Юллан к калитке, ему ведь нужно было на что-нибудь влезть, чтобы вскарабкаться ей на спину. Ух и хитер был этот мальчишка!

– Гоп-ля! – сказал Эмиль. – Халли-дайен, халли-далли-да! Да, а попрощаться с КресойМайей? Ладно, попрощаемся, когда вернемся назад.

Юллан затрусила вниз с холма. На спине у нее гордо восседал Эмиль, держа ружье наперевес. Ружье он, конечно, прихватил с собой в Хультсфред! Раз Альфред солдат, Эмиль тоже надумал пойти в солдаты; у Альфреда – винтовка, у Эмиля – ружье. Это все едино, теперь они оба солдаты. Иначе и быть не может, решил Эмиль.

Юллан была совсем старой. Она не спеша трусила по холмам, а чтобы лошадь не утратила интереса к путешествию, Эмиль напевал ей песенку на чистейшем смоландском наречии:

Кобылка чуть трусит рысцой, Совсем плоха, совсем стара.

Ну не беда! Ну не беда!

Пусть только довезет меня!

Дорога ровная легла!

И хотя Юллан на ходу дремала, едва переставляя копыта и спотыкаясь на каждом шагу, сетаки в конце концов они прибыли в Хультсфред.

– Эй! – закричал Эмиль. – Теперь мы вволю повеселимся!

Но он тут же замолчал, широко раскрыв глаза от удивления. Он слыхал, конечно, что людей на свете тьма-тьмущая, но не знал, что все они соберутся именно здесь, в Хультсфреде. Никогда не доводилось ему видеть столько народу. Тысячи людей окружили огромную равнину со всех сторон, а посредине, на площадке, шли военные учения. Солдаты вскидывали ружье на плечо, равнялись напра-а-во и нале-е-во и вообще делали все то, что обычно делают солдаты. Какой-то толстый старикашка разъезжал верхом на коне; он фыркал, кричал на солдат и приказывал им, а они слушались его не возражая и делали все, что он велел. Эмиля это удивило.

– Кто же тут командует? Разве не Альфред? – спросил он стоявших поблизости крестьянских мальчишек.

Но они только смотрели во все глаза на солдат и ничего не ответили.