Веркор - Сказки для горчичников Страница 5

Каждый из них решил, что уже лишился слуха. На самом же деле Жоффруа вдруг оборвал пение. Он так побледнел, так широко раскрыл глаза, что слушатели вздрогнули: все подумали, что ему стало плохо. Когда же он с криком радости опустился на колени, и взгляд его, обращенный к Небу, ожил, все поняли, что к юному певцу внезапно вернулись зрение. Все бросились к Жоффруа — сколько было объятий, поздравлений, восклицаний и cмеха! Один Изамбер не смел присоединиться к общему веселью: он решил, что просьба eго была тщетной, и прекрасная отважная Батильда снова утратила слух. Но едва она обернулась к нему, он прочел в ее взгляде радость и изумление. Батильда бросилась к матери, плача от счастья, и тогда Изамбер понял, что все надежды исполнились и каждый мужественный поступок, как то и предрек хранитель Ломского леса, был вознагражден по заслугам.

Жоффруа и без подсказки нашел среди девушек свою любимую. Она показалась юноше прекраснее всего, что рисовало ему воображение. Он тут же попросил у матери Батильды руку дочери, и ему не было отказано в этой просьбе. Несколько дней в замке Жоффруа продолжались свадебные празднества и пиры.

И поскольку Жоффруа и Батильда не уступали друг другу ни в доброте, ни в благородстве, они прожили долгие годы в любви и согласии. От их союза родились трое сыновей — Альберик, Ульрик и Людовик.

И вот теперь я поведаю тебе приключения братьев…

Когда мама добиралась до этого места, горчица начинала печь совсем невыносимо, и как ни хотелось мне слушать дальше, я не мог вытерпеть жжения и просил маму убрать горчичник. Теперь я мечтал только об одном: чтобы завтрашний день наступил поскорее, и мама рассказала, что же случилось потом — хотя бы даже впридачу к следующему горчичнику!

Горчичник второй. Страх-о-семи-головах

Долгие счастливые годы Батильда и Жоффруа растили сыновей. Но настали черные дни: Жоффруа отправился со своим сюзереном на далекую войну. Летело время, а о нем не было ни слуху, ни духу. И вдруг пришла весть, что он доблестно погиб в сражении.

Батильда чуть не умерла от горя, и лишь мысли о детях, о том, что им еще предстоит вырасти и стать достойными отца, спасли ее от смерти.

Потом и на их землю пришла война, принеся с собой тысячи бед и несчастий.

Батильде с детьми пришлось бежать из дому, прихватив только самое необходимое; издали они увидели, как, подожженный грабителями, вспыхнул их старый замок и вскоре сгорел дотла.

И вот, после многих злоключений, выпавших на их долю, мы снова встречаемом с Батильдой, Альбериком, Ульриком и Людовиком на хуторе, где они живут в четырех небольших уютных домиках без роскоши, но в достатке: никто в округе не кует железо лучше Альберта, медь — лучше Ульрика, и никто не или пит олово искуснее, чем это делает младший сын Батильды Людовик; поэтому им не грозит нужда.

К старости глаза Батильды потеряли былую остроту, она уже не ткет ковров, но счастлива в кругу сыновей, любящих ее всем сердцем. Часто Батильда подумывает, что уже не за горами то время, когда двум старшим придет пора выбирать себе невест, но пока она не торопится их женить. Все-таки приятно видеть детей все время рядом с собой, да и хочется, чтобы женами их стали девушки, равные им по достоинствам, а таких нелегко сыскать.

Безмятежно текли дни, месяцы, годы. И вот как-то вечером Альберик, поехавший с утра на своей прекрасной белой лошади поохотиться на кабана, не вернулся домой в обычное время. Наступила ночь, а его все не было, и матушка Батильда не находила себе места.

Что могло случиться?

Нужно еще сказать, что вокруг домов Альберика, Ульрика и Людовика были садики, а посередине их — колодцы. Это были не простые колодцы, и не простой человек их вырыл.

Однажды братья вскапывали землю под цветы и вдруг увидели — верховой скачет. Конь был весь в мыле, бока его тяжело вздымались; около хутора он рухнул на землю, придавив всадника. Человек с трудом выбрался из-под коня и тут же упал без чувств. Пыль покрывала его с головы до ног, не разобрать было даже, какого цвета у него платье. Братья с трудом подняли незнакомца и заметили, что, падая, он сломал ногу. Осторожно перенесли они гостя в дом Людовика и уложили на постель. И человек, и конь долго не могли прийти в себя: Ульрик отвел животное в конюшню, где стоял его собственный конь, и насыпал в ясли полный мешок овса, от которого вскоре не осталось ни зернышка. Тем временем Альберик обвязал свежей корой место перелома, сделал из извести желоб и аккуратно поместил в него ногу всадника, затянутую лубком; теперь кость должна была срастись.

Открыв, наконец, глаза, незнакомец произнес:

— Какая удача, что я попал к благородным людям, услужливым и честным! Со мной много золота, вы могли бы все забрать, но я вижу, что вы даже не притронулись к моей суме. Напротив, вы так самоотверженно позаботились обо мне! Благодарность моя не знает границ, и я сумею это доказать.

Имени моего я назвать не могу, да оно ничего и не скажет вам. Знайте только, что я так спешил, рискуя погибнуть и погубить коня, чтобы это золото не досталось шайке разбойников. Я везу его герцогу Органдскому от короля Богемии. По пути через Германию, когда я ехал по Черному лесу, мне пришлось сойти с коня, чтобы напоить его — и вдруг я очутился лицом к лицу с огромным медведем: он стоял на задних лапах, а передними готов был меня задушить. Я выхватил кинжал, но медведь проговорил: «Не убивай меня! Погляди — я уже ранен!..»

Он повернулся — из спины его торчала стрела. Я осторожно вытащил ее, обтер рану платком и промыл вином из фляги. Медведь сказал: «Человек, ты благороден. Ты мог бы воспользоваться моей слабостью и прикончить меня, вместо этого ты меня спас. Теперь слушай: если ты смажешь кровью, которой пропитался твой платок, край лопаты, она станет волшебной, и ты в один миг сможешь выкопать ею колодец где захочешь. Вода в таком колодце тоже будет волшебной: если она прозрачна, как хрусталь, — значит, с тобой все в порядке; если она помутнела, — значит, тебя подстерегает опасность; если же она станет черной, как ночь, — тебе грозит смерть. Так ты всегда узнаешь, не ждет ли тебя беда; когда же будешь вдалеке, твои родные или друзья смогут прийти тебе на помощь».

«И сколько же колодцев, — спросил я медведя, — можно выкопать этой лопатой?»

«Сколько захочешь. Ты одаришь волшебным колодцем любого, кто того заслужит. А теперь прощай, благодарю, и пусть сопутствует тебе удача».

— Так сказал мне медведь и ушел в лес. Если пожелаете, — закончил раненый, — я, как только поднимусь на ноги, сделаю для вас то, что предложил мне медведь: выкопаю в ваших садах по колодцу, и вы всегда сможете узнать, не грозит ли кому из вас беда…

И когда нога незнакомца срослась, он сдержал слово: протер края лопаты платком, пропитанным медвежьей кровью и вскоре с поразительной быстротой вырыл три колодца. В каждом колодце вода была прозрачна, как горный хрусталь. Затем он обнял братьев, вскочил на коня и исчез в пыли.

С тех пор и появились у Альберика, Ульрика и Людовика три колодца, и братья не раз проверяли по цвету воды их волшебную силу. Так им удавалось избегать любых опасностей: например, однажды, когда Людовик сходил по грибы, вода в его колодце почернела, и это спасло ему жизнь: оказывается, среди собранных грибов была ядовитая поганка. Конечно же, чаще всех заглядывала в колодцы матушка Батильда — ведь тревога за сыновей не покидала ее ни на миг.

Так вот, однажды ее старший сын Альберик охотился в лесу на кабана, чтобы пополнить запасы свежего мяса. Кабан попался матерый — сильный и свирепый. Альберик долго преследовал его, пересекая луга и перелески, а когда, наконец, убил зверя и перекинул тушу через седло, понял, что оказался в незнакомых местах. Спустилась ночь, Альберик хотел найти дорогу по звездам, но густые кроны скрывали небо, и к утру он совсем заплутался.

Взобравшись на высокий холм, он с удивлением заметил вдали неведомый город. Высокие башни и купола сверкали под солнцем. Альберик подумал, что там ему наверняка скажут, где он находится, и выведут на дорогу, ведущую к дому. Добрый час добирался Альберик на измученной лошади до города, а когда, наконец, въехал в него, удивился пуще прежнего.

Каждая улица, каждый дом были в трауре. Из каждого окна свешивалось длинное черное полотнище. Даже на каминных трубах чернели креповые ленты. Тихо и медленно плыл печальный колокольный звон. Люди, одетые в черное, двигались по улицам медленно, молча, и все утирали слезы. Альберик, увидев горожан в такой скорби, не решился расспрашивать их о дороге, но с тех пор, как он заблудился, прошло уже много времени, голод и жажда мучили его, и он завернул в первую же попавшуюся харчевню. В огромном очаге весело пылал жаркий огонь, на вертелах подрумянивались цыплята, утки, бараньи ноги и лопатки, распространяя вкусный запах жареного и хорошо проваренного мяса. На столах красовались кувшины с холодным вином и корзинки с грушами, персиками и виноградом; солнце лилось, играя в каждой чешуйке оконной слюды, все дышало весельем и радостью; но когда хозяин харчевни вышел спросить, что Альберик пожелает на завтрак, тот вновь подивился: хозяин был весь в черном, а по лицу его катились слезы.