Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка - Линдгрен Астрид Страница 55

Мама с досадой посмотрела на нее:

— Нет, не сержусь. Но я не знаю, зачем вам всем непременно торчать на кухне, когда я пеку булочки?!

— Потому, что здесь так уютно, — ответила Крапинка, — и потому, что здесь так вкусно пахнет.

Папа согласно кивнул:

— И потому, что ты сама такая маленькая булочка с изюмом, Гуллан.

— Сердитая булочка с изюмом, — сказал Расмус.

— Спасибо! — поблагодарила мама, но было непохоже, что она очень смягчилась.

Молча и яростно месила она тесто — так, словно шла на него в атаку.

— А кстати, Крапинка, — спросила она, — это ты последней была в ванной?

Крапинка подумала.

— Возможно… а что?

— Тогда возьми тряпку и вытри за собой, — сказала мама, вставляя противень в духовку. — А может, ты думала, что это надо сделать мне?

— Извини, — сказала Крапинка, — я сейчас же…

Расмус сделал змейку из теста и стал болтать змейкой под носом у мамы.

— А тебе больше не к чему придраться, мама, раз уж ты так разошлась?

— Да, пожалуйста! — сказала мама. — Развлечения ради взгляни на дверь кладовки, там полным-полно черных отпечатков пальцев.

— И чьи они? — удивилась Крапинка.

— По-моему, ты можешь спросить об этом папу. Раз уж у тебя в доме полицейский, он по крайней мере может идентифицировать хотя бы несколько отпечатков пальцев. Это, разумеется, не самый ужасный криминальный случай в истории Вестанвика, но было бы все-таки забавно это узнать.

Папа рассмеялся:

— У тебя кто-то на подозрении?

Мама повернула голову и бросила долгий взгляд на Расмуса.

— И не пытайся меня обвинить, — защищался он. — Это не я! Я всегда открываю дверь только ногой.

— Вот как? — сурово сказала мама. — Это объясняет, почему совершенно облезла краска.

Папа вмешался, не желая, чтобы в доме поднялся шум.

— Я могу шлепнуть на дверь немного свежей краски, — сказал он.

Видно было, что маму одолевают сомнения.

— А когда?

— Задолго до серебряной свадьбы, — уверил ее папа.

— О, никогда в это не поверю, — сказала мама. — Ведь до этого дня осталось не больше семи лет, а тебе надо еще приладить полочку в ванной, помнится, ты говорил об этом… это было наверняка в тот год, когда разразилась война. А кроме того, все эти криминальные случаи, которыми тебе надо заниматься!

Папа был совершенно обескуражен.

— Что с тобой, Гуллан?

Мама посмотрела на него со слезами на глазах.

— Извини меня, — сказала она, — но я так беспокоюсь о Глупыше, что могу просто лопнуть. Плевать мне на серебро фон Ренкенов, я хочу, чтобы полиция вернула мне обратно Глупыша, вот чего я хочу!

Папа огорченно дернул себя за волосы:

— Да-да, милая Гуллан, да-да!..

— Серебро может стоить сколько угодно, — горячо продолжала мама, — но Глупыш — живое существо. Меня беспокоит только то, что живет на свете, — сказала она, чуточку всхлипнув.

Папа, казалось, стал еще несчастней.

— Да-да, милая Гуллан, мы делаем, пожалуй, все, что можем, но…

Тут как раз зазвонил телефон, и Расмус взял трубку. Звонила мамина сестра — тетя Рут, которая хотела с ней поговорить.

— Присмотри за духовкой, Крапинка, — сказала мама, вытирая запачканные мукой руки.

Затем она исчезла в тамбуре, и они уже заранее знали, что по крайней мере ближайшие десять минут они ее не увидят.

— Послушайте, дети, — понизив голос, произнес папа, — теперь мы должны помочь маме. Я не хочу видеть ее такой расстроенной, понимаете?

Они это понимали.

— Я терпеть не могу, когда все вот так мрачно, — сказал он и поежился. — А теперь еще мама… хватит, что вы оба повесили голову. — Он легонько дружелюбно шлепнул Крапинку: — Да, поверь мне, я заметил… Я видел достаточно, как ты тоже горюешь!

Крапинка опустила глаза.

— Не думай, что можешь скрыть что-нибудь от своего отца, — продолжал папа. — Но ты, Крапинка, не огорчайся, он вернется обратно, уверяю тебя!

У Крапинки порозовели щеки.

— Ты в самом деле так думаешь, папа? — мягко спросила она.

— Конечно, — ответил отец. — Он вернется и будет лаять и вилять хвостом точь-в-точь как всегда!

Крапинка вздрогнула:

— Ты имеешь в виду… Глупыша?

— Да, у нас, черт побери, никакой другой собаки нет, — сказал отец. — Но сейчас прежде всего надо подумать о маме.

Он прислушался. В тамбуре мама по-прежнему болтала по телефону:

— Я в таком состоянии… Если бы только знать, что с ним произошло… А самое ужасное — видеть, как горюют дети…

— Вот, слышите, — сказал папа. — Хватит показывать, что горюете, будьте веселыми, как мартышки… Вы все время говорите ей: «Глупыш? Да он вернется!» или «Ты, мама, не беспокойся о Глупыше!» Помогите мне подбодрить ее, понимаете?

Расмус и Крапинка кивнули. Они сделают все, чтобы мама снова радовалась. «О, — думал Расмус, — почему я не могу сказать ей, что Глупыш вернется сегодня вечером? Это был бы самый верный способ заставить ее радоваться, но, раз уж это нельзя, надо сделать то, что можно».

Мама положила трубку, но прошло некоторое время, прежде чем она снова появилась на кухне. Она вошла, держа в руках листок бумаги.

— Рут считает, что надо дать объявление о Глупыше; подумать только, как мы сами не догадались!

Расмус шаловливо рассмеялся.

— Дать объявление, а зачем?.. Глупыш ведь читать не умеет, — сказал он.

Подходящий момент, чтобы подбодрить маму.

Папа тоже рассмеялся.

— Ха-ха! «Глупыш ведь читать не умеет!» Ты веселый парень, Расмус… — сказал он, но при взгляде на маму быстро прикусил язык. — Ясное дело, мы обратимся в газету! Можно посмотреть, как ты составила объявление?

Он протянул руку за листком бумаги, молча прочитал, что там написано, и вдруг разразился громким хохотом.

— Ну, милая Гуллан, так писать нельзя!

— А что она написала? — с любопытством спросила Крапинка.

— Послушайте! — сказала папа. — «Убежал Глупыш, маленькая жесткошерстная такса. Просьба звонить: Вестанвик, сто восемьдесят два».

— А что тут неправильного? — резко спросила мама.

Папа смеялся так, что едва мог говорить.

— «Просьба звонить» — что, Глупыш сам должен звонить, так?

— Не глупи, — сказала мама. — Само собой разумеется, я имею в виду, что позвонит тот, кто его найдет.

— Не целесообразней ли это указать? — предложил папа.

— Тогда в двух строчках не поместится, а объявление, позволю себе заметить, если ты этого не знаешь, стоит денег.

Папа продолжал смеяться.

— Мама, милая мама, кто на свете тебя милей… — сказал он. — Но по мне, пожалуйста… «просьба звонить», ха-ха!

— Да, тебе смешно, — сказала мама и изо всех сил стала швырять булочки на противень.

Но вдруг застыла на месте, горестно глядя прямо перед собой.

— Подумать только, как может быть пусто в доме без одной-единственной маленькой собачки, — со вздохом сказала она.

— Чепуха! У тебя ведь есть мы! — задорно сказала Крапинка. — Если хочешь, мы можем лаять и вилять хвостом.

Мама осуждающе посмотрела на нее, но Крапинку было уже не остановить.

— И вообще, не знаю, стоит ли держать именно такс, их все равно почти не замечаешь. Мы, верно, можем взять вместо Глупыша какую-нибудь ищейку, разве это не лучше?

Папа беспокойно откашлялся… Он наверняка не думал, что это правильный способ подбодрить маму.

— Приятно, что ты в таком хорошем настроении, Крапинка, — сказала мама, но непохоже было, что она думала именно это.

— Но, мама, ведь то, что пропала маленькая псина, не бедствие государственного масштаба, — сказал Расмус и тихо, про себя, попросил: «Прости меня, Глупыш, ты, верно, понимаешь — я говорю это только для того, чтобы подбодрить маму».

Мама вытаращила глаза:

— И это говоришь ты? О своей собственной собаке? — Она поставила в духовку последний противень с булочками. — Я начинаю думать, что одна лишь я из всей семьи беспокоюсь о Глупыше. Бедный маленький Глупыш… Но он, быть может, уже мертв и не нуждается ни в чьей любви.