Юзеф Крашевский - Там, где Висла-река (польские сказки) Страница 6

Вечером приказчик пересчитал зайцев: все!

Считает на другой день: опять все!

На третий день, на четвёртый — то же самое.

В замке — переполох. Пан кастелян злится, из себя выходит:

— Как?! Этот мужик сиволапый, этот нищий пастух на моей дочери женится и десять деревень получит? Не бывать тому!

Вот пасёт Всемил на лугу зайцев, глядь — от замка к нему колобок катится.

Что такое?

Подкатился колобок поближе. Тут Всемил разглядел — не колобок это, а кухарка. Как бочка, толстая, а ножки, ровно пеньки, коротенькие.

Бросилась кухарка к Всемилу и заголосила:

— Ой, спаси меня, милый пастушок! Спаси!

А сама передником глаза трёт, притворные слёзы льёт.

— Жарила я для пана кастеляна зайца. А он сгорел у меня, весь обуглился. Что мне теперь, горемычной, делать, где зайца взять? Прогонит меня кастелян в шею, собаками затравит. Спаси меня, продай мне зайчика!

И пастуху монету суёт.

«Ловушка это, — смекнул Всемил. — Хотят, чтобы вечером одного зайца не хватило». Но виду не подаёт и говорит:

— Возьмите деньги. Зайца я не продам, не мой он, а панский. Но так и быть, выручу вас. А вы за это спляшите мне. Скучно целый день одному сидеть да за зайцами глядеть.

Кухарка рада, что простака провела и панское приказание исполнила. Правой рукой за правый конец сборчатой юбки ухватилась, левой рукой — за левый и давай вертеться, толстыми ногами перебирать, притопывать. Точно мячик, подпрыгивает, кланяется на все стороны, вкруговую ходит.

Развеселился Всемил, посмеялся вволю, а потом и говорит:

— Ну, хватит, умаялись вы. Сейчас вам зайца поймаю.

Схватил первого попавшегося зайца и кухарке подаёт. Толстуха зайца к себе прижала, передником прикрыла — упустить боится, и к замку бежит, от счастья ног под собой не чует.

Только она на мост взошла, Всемил кнутом щёлк! Заяц из передника прыг и назад на луг прибежал. И опять все до единого вокруг клюки пасутся.

Гей! На лугу — веселье, а в замке — грусть-тоска!

Кастелян бранится, панна слёзы льёт. Кухарка платком повязалась, будто у неё зубы болят, а сама злющая-презлющая, горшками гремит, сковородами стучит, вертелами бренчит, аж гром в кухне стоит.

Как тут быть, как горю пособить?

Кастелян придворных да челядинцев на совет созвал.

Думали они, думали, как пастуха извести, зайца у него увести, и придумали.

Вот наряжается дочь кастеляна крестьянской девушкой и на луг отправляется. Юбка на ней старая, линялая, на голове — веночек, бусы деревянные, в руках — корзинка из ивовых прутьев.

Подходит она к пастуху, улыбается ласково и говорит:

— Продайте мне одного зайчика. Отец хочет в роще зайцев развести. Обложили его монахи оброком: каждый год двадцать зайцев вынь да положь! Самец у нас уже есть, теперь нам зайчиха нужна.

— Да как же твой отец накажет им в лес не убегать, по панскому лугу не скакать? Перестреляют их охотники — и пропало дело!

— Да он… да они… — запинается панна, что сказать, не знает. — Да отец рощу плетнём огородил.

«Опять ловушка», — смекнул Всемил и говорит:

— Такой красавице продавать зайца не годится. Выбирай любого, но сперва поклонись мне десять раз.

Кланяется панна пастуху, смиренно да покорно, до самой земли сгибается.

Поймал Всемил зайчиху и к панне в корзинку посадил.

— Пусть живёт у вас на здоровье да каждый год по двенадцать зайчат приносит.

Обрадовалась панна, корзинку платком прикрыла и бегом к деревне. А у первой хаты к замку поворотила.

Всемил зорко за ней следит, всё видит.

Стала она к воротам замка подходить, Всемил щёлкнул кнутом, зайчиха из корзинки прыг и на луг прибежала.

Опять в замке горе, опять кастелян придворных да челядинцев на совет собирает. Судили, рядили, как пастуха извести, как зайца у него увести. Но так ничего и не придумали.

И решил кастелян сам к пастуху идти, зайца у него просить.

«Чай, я не баба, у меня заяц не убежит. Только бы люди про это не прознали», — рассудил кастелян.

Посылает он дочку на чердак, велит в сундуке самый никудышный, молью проеденный кафтан найти и ему принести. Надевает он тот кафтан, жгутом соломенным перепоясывается, из конюшни старую клячу выводит, вместо седла дерюгу кладёт и тайком из замка едет.

Подъехал к Всемилу и просит этак жалостливо:

— Добрый человек, продайте зайчика подешевле. Хочется мне хоть раз в жизни зайчатины отведать.

Всемил сразу пана признал, но виду не подаёт.

— Не годится у такого бедняка деньги брать, — говорит он. — Я вам даром зайца отдам, но сперва исполните мою просьбу.

А кастелян в ответ:

— Почему не исполнить — исполню!

— Вон видите, по меже Барбоска бежит, хвостом машет?

— Вижу, вижу…

— Догоните его и поцелуйте в нос.

Разозлился кастелян: да как он смеет, мужик сиволапый, над барином издеваться!

Но делать нечего. Смирился пан. Не то придётся десять деревень отдать да простого мужика в зятья взять.

Съёжился пан, будто ниже ростом стал, и спрашивает:

— А через листик можно?

— Валяйте через листик!

Кастелян по меже идёт, спотыкается и приговаривает:

— Барбоска, Барбоска! Поди сюда, собачка моя хорошая! Поди сюда!

Не привык деревенский пёс к такому ласковому обхождению: приостановился и ждёт.

А кастелян перед ним на колени — бух! Лист подорожника сорвал и через этот лист собаку прямо в нос поцеловал.

Идёт обратно к пастуху, от злости, как свёкла, красный.

— Исполнил я твою просьбу, — говорит он.

— Как же, видел, видел! Теперь мой черёд вашу просьбу исполнить.

Поймал Всемил зайца и кастеляну отдал.

Кастелян зайца покрепче за уши ухватил, на камень влез, с камня на клячонку вскарабкался — и трюх-трюх в замок потрусил.

Вот уж и мост недалеко. Тут Всемил как щёлкнет кнутом!

И откуда только у зайчишки сила взялась! Вырвался он из цепких панских рук, с лошади на землю соскочил и на луг помчался. Мчится, белый хвостик мелькает, следом пыль завивается.

Напрасно унижался, пан, так ни с чем в замок и воротился.

Четвёртая неделя к концу подходит. Приказчик каждый вечер зайцев пересчитывает и кастеляну докладывает:

— Все зайцы целы. Тыща как была, так и есть.

Переполошился кастелян: как тут быть, как беду отвратить?

Вот велит он четвёрку лошадей в карету закладывать и к соседям едет, к таким же, как он сам, панам, богатым да знатным.

Приезжает и про свою беду рассказывает.

А они ему в ответ:

— Чего горевать, отчаиваться раньше времени! Он ещё вам мешок сказок рассказать должен. Тут вы его и поймаете! Пусть хоть всю ночь напролёт рассказывает, а вы говорите: «Мало! Мешок ещё не полный». Вот и станет он вашим невольником.

Послушался кастелян. Собирает он пир, зовёт на пир панов, знатных да богатых, с жёнами и дочками.

А когда все собрались, велит он большущий мешок из-под овечьей шерсти принести да пастуха позвать.

Проведал об этом Всемил, к управителю поспешил и говорит:

— Как же я в таких лохмотьях в панские покои явлюсь?

Поглядел управитель на его рваную сермягу и молвил:

— Твоя правда, пастух! Не годится в панские покои в лохмотьях идти.

Дали Всемилу кафтан тонкого сукна, пояс широкий, сапоги с подковками да шляпу с павлиньими перьями.

Искупался Всемил в речке, панский брадобрей ему волосы подстриг, подровнял. А как надел он нарядный кафтан, на кухне так и ахнули: молодец молодцом, прямо не узнаешь!

В трапезной гости за столами посиживают, едят, пьют, веселятся.

— Позвать пастуха! — приказал кастелян.

Входит Всемил — статен, пригож. Такого тут сроду не видывали.

Панны глаз с него не сводят, вздыхают, на дочку кастеляна с завистью поглядывают, и каждая про себя думает: «Вот бы мне такой красавец в мужья достался, не посмотрела бы я, что он пастух…»

Дочка кастеляна вздохнула горестно и шепчет:

— Уж больно мешок-то велик!

Встал Всемил, где ему велели, перед ним мешок на распорках повесили, и начал он сказки сказывать.

Рассказывает разные были-небылицы, сказания да предания, что в татарской неволе у костра наслушался.

Одна сказка страшней другой, одна другой диковинней и забавней.

Вот говорит он час целый. Заслушались гости, есть-пить перестали, мыслями в дикие степи перенеслись. Чудится им, будто они на диких конях скачут, в кибитках на голой земле спят, из луков стреляют.

Сколько на белом свете чудес!

Панна отцу подмигивает, знаки делает: загляни, мол, в мешок, много ли он наговорил.

Заглянул кастелян в мешок и только рукой махнул:

— Мало! Ещё дно просвечивает.

Тут Всемил говорит:

— Хватит этих ужасов да страхов! Расскажу-ка я вам весёлую историю. Вот сижу я как-то раз на лугу и зайцев пасу. Глядь — прямо ко мне бедняк на кляче трусит. Кафтан на нём старый-престарый, молью траченный, вместо седла — дерюга, вместо стремян — прясла.