Джеймс Тэрбер - Белый олень Страница 6

— «См., и т.д.» — давай ответ скорее простым, понятным, внятным языком без всяких там «балда-белиберда».

Писец вспыхнул, перейдя от обиды на прозу:

— Вот на букву «Д» здесь рассказ о девяти чарах, которыми лесного и полевого оленя превращают в деву.

— Почему именно его? — спросил Клод.

Писец ответил медленно и терпеливо:

— Во-первых, олень спас жизнь колдуну, а, во-вторых, злой колдун решил сыграть с людьми злую шутку.

— Если бы я был королем над всеми королями, я бы положил конец колдовству, пусть мне хребет сломают. С такой суматохой и причудами кто поймёт, где его гончий пёс, а где — племянница?

— И вот что верно, — продолжил Писец, — для этих девяти чар: те девы были безымянны и помнили деревья и поля, и больше ничего.

— Ого! — сказал Король.

— Кроме того, что не менее важно, чары были всегда одинаковы, и во всех изложенных здесь случаях олень, спасаясь от погони, попадал в тупик, откуда не было возврата.

— Ну! — потребовал Король.

— После чего именно в том месте и в тот же миг олень являлся девою учтивой, высокой, смуглой, убранной красиво, принцессой благородной, как взглянуть.

— Во! — простонал Король и тяжко опустился на стул.

Писец вышагивал какое-то время взад и вперёд, потом остановился и поднял руку.

— И у всех этих лжеженщин, лжедев и лжепринцесс есть поразительное свойство.

— Так в чём оно? — прохрипел Клод.

— В том, что ни любовь, ни жар не расплавят чёрных чар. — Королевский Писец на минуту замолк и продолжил. — Кто их в третий раз разлюбит, вмиг несчастную погубит.

Клод вскочил и зашагал взад и вперёд по залу.

— Запиши рескрипт! — приказал он.

Писец нашел чернила и гусиное перо в паутине на полке, вытащил кусок пергамента из-за щита и уселся на пол, скрестив ноги. Клод закрыл глаза и сказал:

— Пиши простым и внятным языком: «Никто из сыновей моих отныне оленя в жёны не возьмёт», и точка.

— Оленя, — продолжил Писец, — в любом обличье, форме, воплощенье, под маской и личиною любой…

— Кто издает этот рескрипт, я или ты? — спросил Клод.

Голос Писца был ясен и твёрд:

— Нет сомненья, — сказал он, — что рескрипт должен быть изложен так, что если бы вам когда-либо пришло в голову изменить своё мнение, от рескрипта можно было бы отойти, отречься и отказаться..

— Порви рескрипт, — приказал Клод.

Какой-то миг он казался опечаленным, а потом расхохотался.

— В наших незадачах, конечно, очень много досадного, но я отдал бы полцарства, чтобы увидеть физиономию Тэга, второго охотника из всех живущих: как он проснется однажды утром, когда растают чары, и увидит рядом с собой на подушке не чёрную прядь волос и алые уста, а мохнатое ухо и бархатные ноздри!

Смех кидал Клода от стены к стене зала, как мячик в ящике. Он ещё пуще захохотал и запрыгал, подумав о Гэле, а потом о Джорне, как они окажутся носом к носу со своей дамой в её подлинном обличье, увидят ту, которой не в салоне с вином янтарным чашу пригублять, а во поле или в лесном загоне пастись, щипать траву иль соль лизать. Король едва выдавил сквозь смех:

— Больше всего забавляет меня мысль о Джорне — Джорне с лютней и лирой, вдруг понявшем, что он овладел сердцем и копытом самого быстрого оленя на всем божьем свете.

Он уселся в кресло, утирая слёзы смеха, а Писец всё расхаживал по залу, возмущая пламя светильников. Клод трижды вздохнул:

— Спору нет, девица зажгла огонь в моем сердце, — сказал он. — Многое бы отдал, чтобы издать указ о том, что она никогда не была оленем.

— Невозможно, сир, — сказал Писец.

— Так что же мне делать?

— Ждите и смотрите, на что смотрится, примечайте, что приметно и знайте, что раз — то однажды, что два — то дважды, что три — то трижды, а миг — быстрей мгновения.

— Вау-вау-вау, гау-гау-гау, — хватит с меня прибауток и присказок. Объявим деве, что она — олень, и пусть любезно удалится в тень!

— Она не сможет сделать этого! — воскликнул потрясённый Писец. — По вашему же указу это создание повелело вашим сыновьям исполнить подвиги и сейчас ждёт возвращения самого быстрого из них. В общем, дело сделано и решено.

— Так я и думал, что она — принцесса, — сказал Клод.

Писец пожал плечами:

— Принцессой-то её как раз назвал ваш собственный указ, — держите слово, сир. De facto и Pro tem — то есть, сейчас и фактически. Король поднял голову, издал могучее «ХАРРРУУУ» льва, которого довели волшебные мыши и так тяжко прошагал к двери, что на стенах зазвенели щиты.

— Надеюсь, что все мои сыновья заблудятся, — сказал Король. — В этом один из выходов.

— Для них — быть может, но не для вас, — возразил Писец. — Осталось с вами милое созданье, и будет здесь при вас оно, покуда огромная и тёмная планета, которую нам Токо предсказал, с Землёю не столкнётся, и тогда-то мы все умрём.

Король Клод вздохнул, поморщился и проворчал:

— Огромною и тёмною планетой, так напугавшей Токо, было птичье, оброненное на лету перо. Что за напасть тут: то слепой чудак, то дымный клоун, то колдун зловредный свалились на меня, и всем я нужен — а мне-то что до них!

Он выбежал из комнаты, хлопнув дверью так, что воздушная волна бросила Писца лицом на пол.

ДОБЛЕСТНЫЙ ПОДВИГ ПРИНЦА ТЭГА

Дорога, по которой выехал Тэг, скоро превратилась в узкую кривую тропу, петлявшую между скрюченных и сучковатых деревьев, застывших, как фигуры в танце. Отовсюду сочилась и капала клейкая густая жидкость, отяжеляя воздух сладким запахом, который то слабел, то усиливался, то затихал, то возникал, то пропадал, то вырастал.

Тэг бормотал про себя: «Тяжелый сладкий запах долго рос, но вырос не таким, как запах роз, а тем, что мучит человеку нос. Смущает он теченье стройных дум, кривою тропкой направляет ум, коварных слов развешивая шум. Но если нужно быстро сосчитать, то трижды восемь — восемьдесят пять. На единицу, равную нулю, я десять мятных пряников куплю…»

Пушистый голубой дымок плыл между деревьями кругами, кольцами и воротничками.

— Терпеть не могу этой густой сладкой дряни, — прикусил губу Тэг. — Шменя добольно!

— Сладкий — гадкий: чаще — в чаще, пуще — в пуще, — вдруг произнёс голос, по непонятной причине рассоливший Тэга, и продолжил, — я здесь в сердилке двух тёток.

— Ты хотел сказать, в резвилке двух деток? — спросил Тэг, заметив лысого толстячка в развилке двух веток над собой. — Долго ты искал это место?

— Ничуть, — возразил толстячок. — Дерзилка есть у каждого вредива.

— Чудилка пустого бредива.

— Нет уж, казнилка лесного бродива. Следи за звуками речи, если решил меня сцапить!

— Сам ты цапишься! Скажи лучше, который счас?

— Без пяти спять или полпустого, а, может, скоро ври. Только я жду не дождусь, когда уж ква!

— Ты просто не в настроении.

— Скажите на милость: сперва встречает меня, а потом говорит, в чём меня нет! Сам видишь, что я в костылке вредива. Теперь ответь, о чем я думаю?

— Ты ещё не соврался мыслями.

— Вот сейчас соврусь и побою тебя!

Тэг расхохотался.

— Грешно смеяться над человеком, который ещё не соврался, когда все уже соврались!

— Слазь со своей костылки!

— Грешно смеяться над человеком, который сидит на костылях. Чума на оба ваших дыма!

Четыре иволги в непроглазных кустах пропели: «Кру-го-голо-ва», а Тэг закрыл рот, задержал дыхание, крепко зажмурил глаза и поскакал сквозь колючие кольца дыма и тучный тошный запах. Через долгий миг он выехал из рощи кривых и узловатых деревьев и увидел прямо перед собой Долину Вечного Ликования.

Воздух засверкал сиянием чистейшего кристалла, из-за чего три человека, приближавшиеся к Тэгу, показались больше, чем были на самом деле. Они остановились рядом с конём Тэга, поклонились, улыбнулись и снова поклонились. Тэг увидел, что в руках у каждого из них была маска точь-в-точь походившая на его лицо, но одна маска была строгой, вторая — печальной, а третья — торжественной. Первый человек хихикнул, второй — прыснул, а третий — фыркнул.

Первый сказал:

— Мы надеваем наши маски по вчерам и завтрам,

Второй добавил:

— а поскольку эти печальные дни никогда не приходят,

Третий продолжил:

— мы не ведаем печалей, — и помахал маской Тэгу. — Меня зовут Вэг, это — Гэг, а это — Жэг.

— А меня зовут Тэг, — сказал Тэг.

— Чудесное имя! — воскликнул Вэг.

— Изумительное имя! — воскликнул Гэг.

— Восхитительное имя! — воскликнул Жэг. — Я бы сам хотел называться таким именем.

— Добро пожаловать в Ликованию! — сказал Вэг. — Во всей земле не сыщешь уголка приветливей, привет тебе, о Тэг! Ты лучший и приятнейший из принцев, известных нам.

— Так ведь вы меня толком не знаете, — сказал Тэг.

— Мы знаем тебя прекрасно! — сказал Вэг.

— Мы знаем тебя чудесно! — сказал Гэг.

— Мы знаем тебя великолепно! — сказал Жэг.

Тэг нахмурился.

— Я ищу дорогу к Тэдонской Пуще в Лесу Страхов. Я должен ехать. У меня мало времени.