Туве Янссон - Дитя-невидимка Страница 6

– А... – отозвался Хемуль, уставившись себе под ноги. Ему ужасно не хотелось думать ни о чем грустном, но он так привык выслушивать других, что был не в силах уйти.

– Тебе, наверное, тоже грустно, – посочувствовал ему Хомса. – Ты раньше прокалывал дырочки в билетах. Но если перед тобой стоял какой-нибудь совсем маленький грязный оборвыш, ты щелкал щипцами только для вида. Ты пропускал нас два или три раза по одному и тому же билету!

– Это просто потому, что я не очень хорошо вижу, – объяснил Хемуль. – Тебе не пора домой?

Хомса кивнул, но по-прежнему не уходил. Он подошел вплотную к воротам и, просунув мордочку сквозь решетку, прошептал;

– Дядюшка Хемуль, у нас есть тайна.

Хемуль в испуге отшатнулся, он не любил чужих тайн и секретов.

Но Хомса возбужденно продолжал:

– Мы почти все спасли и спрятали в сарае у Филифьонки. Ты даже не знаешь, как нам пришлось попотеть, – мы тайком убегали по ночам и вылавливали все это из воды, снимали с деревьев, потом сушили, чинили и старались, чтобы все выглядело, как раньше!

– О чем ты говоришь? – спросил Хемуль.

– Об аттракционах, конечно! – закричал Хомса. – Мы нашли все, что смогли, все, что сохранилось! Правда, здорово?! Если хемули сумеют собрать вместе все эти кусочки, ты снова сможешь пробивать дырочки.

– Ох, – вздохнул Хемуль и опустил корзинку на землю.

– Здорово, да? Ты небось и не ожидал, что услышишь такую новость. – Хомса радостно засмеялся, помахал на прощанье и исчез.

На следующее утро Хемуль с замиранием сердца ждал у ворот, и как только он увидел Хомсу, сразу же закричал:

– Ну что? Как дела?

– Они не хотят, – сказал убитый горем Хомса. – Вместо этого они хотят открыть каток. А большинство из нас впадает на зиму в спячку, да и кто даст нам коньки?..

– Какая жалость! – облегченно воскликнул Хемуль.

Хомса не отвечал, он был слишком огорчен. Молча передав корзинку, он ушел.

"Бедное дитя", – подумал Хемуль. Подумал – и снова вернулся к размышлениям о хижине из листьев, которую он собирался построить на развалинах бабушкиного дома.

Пребывая в отличном настроении, Хемуль весь день провозился с хижиной и не прерывал своего занятия до тех пор, пока не стемнело настолько, что уже нельзя было продолжать работу. Счастливый и усталый, он улегся спать и на следующее утро встал довольно поздно.

Когда он пришел к воротам, чтобы забрать свой обед, Хомса уже ждал его. На крышке корзинки лежало письмо, подписанное множеством ребятишек. "Дорогой дядюшка из парка, – прочитал Хемуль. – Мы принесли тебе это, потому что ты очень добрый, и мы, наверное, сможем приходить к тебе поиграть, потому что мы тебя любим".

Хемуль ничего не понял, но им овладело ужасное предчувствие.

И тут он увидел такую картину. За решетчатыми воротами дети разложили все, что сумели найти из обломков аттракционов. А нашли они немало. Большая часть их находок была изломана и собрана вновь, но совершенно неправильно. Так что взгляду представлялось довольно странное зрелище: все предметы словно утратили свое первоначальное назначение – пестрый мир дерева, шелка, стальной проволоки, бумаги и покрытого ржавчиной железа с грустью и надеждой взирал на Хемуля.

Хемуль в панике бросился бежать. Укрывшись в парке, он вновь занялся своей хижиной отшельника.

Он все строил и строил, но ничего у него не получалось. Он никак не мог сосредоточиться и работал слишком торопливо, думая при этом о чем-то постороннем. И вот крыша вдруг завалилась набок, и вся хижина рухнула к его ногам.

– Ну, нет, хватит, – сказал Хемуль. – Я не хочу. Я же научился говорить "нет". Я на пенсии. Я хочу делать только то, что мне нравится. И ничего больше.

Он повторил это несколько раз, и каждый раз все более решительно. Затем поднялся, пересек парк, открыл ворота и начал затаскивать весь тот хлам, что валялся за воротами.

Ребятишки расселись на высокой, местами обвалившейся стене, окружавшей парк. Точь-в-точь как воробышки, только притихшие.

Время от темени кто-нибудь шепотом спрашивал:

– А что он сейчас делает?

– Тсс, – отвечали ему. – Он не любит, когда ему мешают.

Хемуль развесил на деревьях фонарики и бумажные розы. Теперь он возился со штуковиной, которая когда-то была каруселью. Ни одна из ее частей совершенно не подходила к другой, а половина карусели и вовсе отсутствовала.

– Ничего не выйдет, – рассердился Хемуль. – Вы только посмотрите! Сплошной хлам и старье! Нет, нет! Не надо мне помогать!

Ропот пронесся над каменной стеной, однако никто не произнес ни слова.

А Хемуль попытался сделать из карусели дом. Он поставил лошадку на траву, лебедей опустил в ручей, а то, что оставалось, крутил и так и эдак, работая с таким усердием, что у него аж шерсть дыбом встала. "Игрушечный домик! – с горечью думал он. – Хижина отшельника! Все это кончится дурацкими забавами на куче мусора, шумом и гамом, как было всю мою жизнь..."

Он поднял голову и закричал:

– Ну чего расселись! Сбегайте к хемулям и скажите, что я завтра не буду обедать! А вместо обеда пусть лучше пришлют гвозди, молоток, веревку и несколько реек!

Малыши радостно засмеялись и убежали.

"Ну что мы говорили?! – кричали хемули и колотили друг друга по спине. – Ему скучно. Бедняжка истосковался по своим аттракционам!"

И они прислали ему не только то, что он просил, но еще и еды на неделю, десять метров красного бархата, огромное количество золотой и серебряной фольги и на всякий случай еще шарманку.

– Нет, нет, – сказал Хемуль. – Музыкальному ящику здесь не место. Не выношу ничего, что производит шум!

– Конечно, конечно, – тотчас же согласились дети и оставили шарманку за воротами.

А Хемуль все строил да строил. И пока он работал, у него непроизвольно возникла мысль, что все выходит как нельзя лучше. На деревьях, колеблемые ветром, сверкали тысячи зеркальных осколков. На верхушках деревьев Хемуль устроил маленькие сиденья и уютные гнездышки, где можно было сидеть и пить сок или спать, оставаясь невидимым. А к самым крепким ветвям он подвесил качели.

С американскими горками дело обстояло хуже. Они могли получиться втрое короче, чем прежде, потому что от них мало что осталось. Но Хемуль утешал себя мыслью, что зато теперь никто не станет пугаться и поднимать крик.

Он кряхтел и отдувался. Когда удавалось поднять одну половину, другая падала набок.

Наконец он разозлился и закричал:

– Да помогите кто-нибудь! Я же не могу делать десять дел сразу!

Малыши все как один соскочили со стены и бросились на помощь.

С этой минуты они все делали вместе, а хемули давали детям с собой столько еды, сколько нужно, чтобы провести в парке целый день.

Вечером они расходились по домам, но с восходом солнца вся компания уже стояла у ворот. И в одно прекрасное утро они притащили на веревочке крокодила.

– А он правда не будет шуметь? – подозрительно спросил Хемуль.

– Нет, что ты, – сказал Хомса. – Он не говорит ни слова. Теперь, когда у него осталась всего одна голова, он стал очень задумчивым и молчаливым.

Как-то раз сын Филифьонки нашел в кафельной печке удава, который оказался очень милым и симпатичным, и поэтому тотчас же был доставлен в бабушкин парк.

Вся округа посылала Хемулю разные редкие вещицы, а также и самые обыкновенные кастрюли, занавески, карамельки, печенье и все, что попадалось под руку. Каждое утро Хемулю отправляли подарки, у окрестных жителей это стало какой-то манией. И Хемуль все принимал, только бы подарок не производил шума.

Но никому, кроме детей, не разрешалось к нему заходить.

А парк с каждым днем приобретал все более фантастический вид. И в самом центре находился домик, построенный Хемулем из обломков карусели. Разноцветный и весь перекошенный, домик этот больше всего походил на огромный кулек из-под карамели, который кто-то смял и бросил в траву.

Внутри домика рос розовый куст с множеством красных бутонов.

И вот в один чудесный теплый вечер все было готово. Все было уже окончательно готово, так что Хемулю даже немножко взгрустнулось.

Они зажгли фонари и теперь стояли и любовались делом своих рук.

На огромных темных деревьях сверкали осколки зеркал, серебряные и золотые украшения, и все было в полном порядке – запруды, лодки, горки, киоск с прохладительными напитками, качели и многое другое.

– Приступайте, – сказал Хемуль. – Но не забывайте, что это вам не парк с аттракционами, это парк тишины.

Малыши, не издав ни звука, исчезли в этом чудесном мире, в создании которого была доля и их труда. Только Хомса, оглянувшись, спросил:

– А ты не огорчился, что не можешь пробивать билеты?

– Нет, – сказал Хемуль. – Я ведь все равно бы щелкал щипцами только для вида.

Он зашел в свой карусельный домик и зажег луну из павильона чудес. Потом улегся в Филифьонкин гамак и стал смотреть на звезды через дырку в крыше. Снаружи не доносилось ни звука. Он слышал лишь журчание ручьев и шум ночного ветра.