Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Емец Дмитрий Александрович Страница 6

«Странный этот Поклеп! Всегда замечала: чем с ним хуже – тем он лучше. А начнешь говорить по-хорошему, сразу хамеет. На что он, интересно, надеется? Что Сарданапала турнут, а сам он станет директором школы в Заполярье?» – подумала Медузия, но тотчас отогнала эту мысль.

«Нет, Поклеп слишком верен Сарданапалу. Если он и старается поладить с Зербаганом, то лишь для того, чтобы спасти школу», – решила доцент Горгонова. На этот раз она была осторожнее и экранировала мысли прилипчивой песенкой: «Пошла Варя во лесок, нашла Варя лопушок».

Видя, что других желающих идти с ним не наблюдается, Зербаган заверил Поклепа, что будет ему крайне признателен за помощь. Свои слова ревизор сопроводил подобием улыбки. Одеревеневший мертвяк, которого бьют током, и тот улыбнулся бы приветливее.

Схватив чемодан, Поклеп, желая угодить гостю, протянул руку за его посохом. Венчавший посох мраморный шар предостерегающе полыхнул. Лицо Зербагана перекосилось. С неожиданной резвостью он отскочил и толкнул Поклепа в грудь, мешая ему коснуться посоха.

– Это я прекрасно донесу сам! Бобес, за мной! – сказал он со злобой и быстро направился к галерее, которая соединяла стену с Башней.

Карлик-секретарь, наблюдавший за историей с посохом с липкой усмешечкой, спохватился и с собачьей преданностью кинулся за хозяином. Стараясь поместиться с ним рядом на узкой стене с зубцами, он вынужден был скакать боком, размахивая руками, как птица крыльями.

– Дрянь, а не человек! Бывают же такие, – процедил Тарарах сквозь зубы.

Сложно было сказать, кого он имеет в виду – секретаря или его хозяина. Оба подходили под это определение.

Поклеп, удивленно пожимая плечами, засеменил за Зербаганом. Чемодан, оказавшийся довольно тяжелым, колотил его по коленям. Преподаватели проводили их растерянными взглядами.

– Сарданапал, вы заметили, как наш гость всполошился? Даже испугался? – негромко спросила Великая Зуби, когда те скрылись внутри галереи.

– Да.

– Он едва не ударил Поклепа! А ведь тот только хотел взять его посох!

– И это я заметил.

– Но что особенного в его посохе? Возможно, это сильный артефакт?

Помедлив, академик покачал головой.

– Не исключено. Хотя по мощи это явно не посох волхвов и даже не его воплощение. Но меня больше занимает перстень Зербагана. Почему там нет камня? – заметил он задумчиво.

– И все же Зербаган испугался, когда Поклеп протянул руку к посоху! – настаивала Зуби.

Сарданапал невозмутимо взглянул на нее.

– Возможно. У всех есть свои тараканы и свои скелеты в шкафу. Уважение к чужим тайнам – непременное условие сохранения собственных, – сказал он.

Зуби недоверчиво заморгала. Толстые стекла очков увеличивали ее грозные глаза с тяжелыми веками. Случись рядом сова, она застрелилась бы от зависти.

– Сарданапал! Я не верю своим ушам! Вы собираетесь с ним церемониться? С этим? – воскликнула она.

Академик покачал головой.

– Я не намерен лезть в его тайны. Вражда обязана быть великодушной хотя бы потому, что от дружбы великодушия редко когда дождешься. Никто не царапает тебя так больно, как друг. Хотя сам же потом прибежит замазывать зеленкой.

– Чушь! Я не верю в ненависть в белых перчатках. Если уж ненавидеть… так ненавидеть! Чтоб клочья летели! – сказала Зуби с негодованием.

– Видишь, Зуби, какие мы с тобой разные. А я вот вообще не верю в продуктивность такого чувства, как ненависть, – отвечал Сарданапал.

Пожизненно-посмертный глава Тибидохса достал золотой зажим и аккуратно закрепил им свои бунтующие усы. Усам не терпелось разобраться с медлительной, но сильной бородой, которая мирно дремала, обвив академику шею.

Зубодериха фыркнула. Ее глаза под выпуклыми стеклами сердито блеснули. Маленькая дамочка в пончо похожа была в этот миг на задиристого воробья.

Сарданапал примирительно коснулся ее локтя.

– Зуби, я вижу, что не убедил тебя. Это извечный спор темных и светлых магов. Каждой стороне есть что положить на весы… Однако мне всю ночь работать. Книги отчетности Тибидохса в кошмарном, запущенном состоянии.

– Правда? – не поверила Зуби.

Сарданапал задумчиво посмотрел на щеголевато загнутый край своей туфли. В персидском и мидийском царствах туфли носили именно такие, и глава Тибидохса был почему-то уверен, что рано или поздно мода вернется. Мода – это бегающий по комнате контуженный псих. Догнать его невозможно, но если спокойно стоять на месте, то рано или поздно он сам на тебя налетит.

– Видишь ли, Зуби, обычно я полагался на заговоренное перо. Оно само вело все книги. Но сейчас мне кажется, что лучше все перепроверить. Меди… простите… доцент Горгонова, вы не откажетесь помочь? – попросил академик.

– Доцент Горгонова не откажется! И не вижу, что здесь смешного? – холодно сказала Медузия, заметив, что губы у Зуби вытянулись в язвительную ниточку.

Когда остальные преподаватели разошлись, академик и Медузия долго молчали. Без слов они порой понимали друг друга лучше, чем со словами. Слова, если разобраться, прыгающие мячики в руках у жонглера. В общении людей действительно близких слова скорее затуманивают смысл, чем помогают что-то прояснить.

– Ты ведь знал Зербагана прежде? – спросила наконец Меди.

В мире нет ничего моложе старой любви. В присутствии других преподавателей Медузия старалась называть Сарданапала на «вы». Сейчас, однако, такая необходимость отпала.

– Да, знал. Видел его за заседании предварительной комиссии, когда летал на Лысую Гору, – подтвердил академик.

– Это было недавно. А до того? Вспомни!

– Зербаган не из тех, кто любит общество. Я тоже, как ты знаешь, кабинетный червь. Хотя лет двести назад, кажется, мы встречались в Магществе… Совсем мельком встречались, на уровне: «Вась-вась! Очень приятно! А я вообще-то уже ухожу!»

– И он уже тогда был с посохом?

– Кажется, да… Он всегда с посохом. Точно… он пожимал мне руку, а в другой у него был посох, – рассеянно сказал академик.

По волнообразному колебанию его бороды заметно было, что Сарданапал думает уже о чем-то ином.

– Перстень… он и тогда уже был без камня, – вспомнил вдруг он.

Глава 2

Контрабас прибывает по расписанию

Когда человек достигает своего потолка, он ударяется об него и падает вниз.

Когда кто-то постучал в стекло, первой мыслью Тани было, что прилетел купидончик. Не отрываясь от конспектов, она привычно зачерпнула полную горсть печенья и дернула раму, собираясь произвести обмен. Ее оглушил страшный рев. За окном на новом громадном пылесосе, похожем на широкое хромированное ведро, восседал Баб-Ягун. Мощная, едва ли не в ногу толщиной, труба пылесоса была направлена вниз.

– Тук-тук! К вам можно? Это я, почтальон, привез кости на бульон! – воскликнул он жизнерадостно.

– Привет, Ягун! – сказала Таня.

Играющий комментатор наклонил голову и проницательно посмотрел на нее.

– И это все, чего я удостоился? Жалкого формального привета? Картина Репина «Не ждали»? – поинтересовался он не без ехидства.

– Я готовлюсь к экзамену!

– А, ну да! Экзамен у тебя как состояние души или как вечный насморк. У всех бывает, но не у всех проходит!.. Некоторые люди вечно ходят с салфеточками, сморкаются в них, а потом забывают где попало, как Попугаева.

– При чем здесь я?

– Да ни при чем. Не перестанешь ботанеть, станешь Шурасиком в юбке.

– Хорошего же ты обо мне мнения! И вообще: мне нравится Шурасик! – с обидой сказала Таня.

Ягун как обычно не полез за словом в карман.

– И мне, вообрази, Шурасик нравится! Но одно дело нравиться, а совсем другое быть похожим. Вот мне слон, к примеру, нравится. Разве из этого следует, что я мечтаю быть похожим на слона?

Шар сам подставился, чтобы влететь в лузу.

– Ты и так на слона похож! – сказала Таня, протягивая между Ягуном и слоном связующую нить.