Сборник - Китайские сказки Страница 7

– Чу! – негромко позвал его Ма Лян. – Что с тобой?

– Я умираю, сынок, – еле шевеля губами, прошептал Чу.

– Чем я могу помочь тебе? – участливо спросил юноша.

– Мне бы ещё хоть раз увидеть рассвет, но я не доживу до него.

– Ты увидишь его, я тебе это обещаю!

Но старик только устало закрыл глаза, и по его лицу покатилась слеза.

Ма Лян достал свою волшебную кисть, с которой никогда не расставался и принялся рисовать рассвет на стене лачуги.

Вдруг комната озарилась нежным розовым сиянием восходящего солнца. И перед глазами умирающего бедняка стали распускаться благоухающие лотосы, качающиеся на водной глади озера, а вдалеке виднелись горы, окутанные утренним туманом.

Жизнь старого бедняка была скупа на прекрасные мгновения. Ему некогда было любоваться красотой природы. Всё, что он видел – это бесконечные поля помещиков, которые нужно было обрабатывать, да убогие голые стены его обветшалой лачуги.

Чу вглядывался в чудесный пейзаж и глаза его ширились от удивления и восторга. Старик промолвил:

– Сынок, откуда ты узнал? Я родился на берегу этого озера и для меня это самое прекрасное место на земле. Какое счастье снова увидеть его!

Блаженная улыбка осветила лицо старика, он легко вздохнул, и последний его вздох был счастливым.

Едва жизнь покинула хозяина лачуги, в ней снова стало темно. Лишь только слабый огонёк светильника подрагивал, догорая.

Ма Лян закрыл глаза покойному и шатающимися усталыми шагами пошёл в свою фанзу, чтобы хоть немного поспать.

Но только короток был сон юноши, а пробуждение было неприятным.

Как ветер разносит созревшие семена, так и весть о чудесах Ма Ляна разлетелась по всей деревне. Долетела она и до ушей жадного помещика. На рассвете его слуги ворвались в фанзу художника и потащили Ма Ляна к своему хозяину.

– Зачем нужно было тащить меня силой, – сказал помещику юноша, – тебе достаточно было просто попросить меня, и я нарисовал бы тебе то, что нужно.

Богач положил перед художником лист тонкой бумаги и сказал:

– Для начала нарисуй мне новую семихвостную плеть. Хоть у меня и есть пятихвостка, чтобы стегать слуг, но она недостаточно хороша – бьёт не больно.

Ма Лян был бедняком и все его соседи и знакомые были бедняками. От них ему не раз доводилось слышать, что сердце богача чёрное от злобы и жадности. Но ему трудно было в это поверить, ведь его помыслы были чисты. А сейчас, услышав просьбу помещика, он словно увидел его отвратительное чёрное сердце и отшатнулся от него.

– Я не стану рисовать для тебя! – крикнул юноша помещику. – Даже не возьму в руки кисть!

Богач покраснел от гнева и велел слугам запереть несговорчивого художника в пустом сарае. Ма Ляна в течение трёх дней морили голодом, а ночью четвёртого дня случились заморозки и выпал снег. Утром помещик выглянул в окно и с довольным видом сказал сам себе:

– Уж если голод не сделал этого мальчишку покорным, то после этой холодной ночи, он не станет мне перечить!

Накинув на себя тёплую одежду, богач отправился к сараю, в котором томился художник. Подошёл помещик к двери, а из-под неё пробивается алый свет, как от пламени очага, да и доносится аппетитный запах. Заглянул богач через щель в сарай и опешил, так как увидел, что сидит Ма Лян перед пылающим очагом и ест свежеиспечённые лепёшки. Смотрит помещик и дивится – откуда всё это взялось в пустом сарае? А Ма Лян тем временем взял в руки свою волшебную кисть, которую всегда держал при себе и нарисовал на полу чайник и чашку. И тотчас принялся пить горячий ароматный чай маленькими глотками.

«Ах ты, собачий сын! – гневно подумал богач. – Для себя нарисовал и очаг, и чай с лепёшками, а для меня рисовать не желает! Погоди, я с тобой сейчас расправлюсь!»

Помещик стал громко звать слуг, а когда те прибежали к сараю, отдал им приказ:

– Отоприте сарай и забейте этого несговорчивого художника насмерть!

Слуги тотчас бросились исполнять его приказание, но старый ржавый засов не так-то легко было отодвинуть и слугам пришлось с ним повозиться. Помещик же уже закипал от злости, и ему не терпелось излить её на Ма Ляна. Он первый вбежал в открытую дверь и чуть не лопнул от своей злости, потому как художника в сарае не было, а к стене была приставлена лестница.

Ма Лян услышав крик богача, понял, что ему несдобровать, и поспешно нарисовал лестницу, затем взобрался по ней на камышовую крышу, разобрал её и убежал, спрыгнув с крыши в глубокий снег.

Помещик, не помня себя от гнева, полез по нарисованной лестнице, но едва он поднялся до её середины, она рассыпалась под его тяжестью, и толстяк рухнул на пол.

А юноша тем временем был уже на краю деревни. Ему было ясно, что злой и жадный помещик не даст ему житья, и Ма Лян решил покинуть родные места. Достав свою волшебную кисть, он нарисовал на снегу красавца-коня. Пара штрихов и белоснежный скакун уже стоял перед ним и нетерпеливо бил по снегу копытом.

Юноша вскочил на коня и, взглянув в последний раз на свою деревню, с грустью сказал:

– Прощайте, друзья! Кто знает, когда нам теперь доведётся свидеться.

Белоснежный конь тряхнул гривой и помчал всадника прочь.

Скакал Ма Лян на коне, скакал и вдруг услышал позади себя: «сюаньхуа, сюаньхуа!» Оглянулся назад и увидел десяток всадников, настигающих его, а впереди всех, нещадно стегая коня, скачет злой помещик.

Тогда Ма Лян, не слезая с коня, стал рисовать на полах своей куртки лук и колчан со стрелами.

Всё ближе и ближе скачет помещик, размахивая острым мечом, готовый на ходу отсечь юноше голову. Ма Лян не стал ждать, когда богач настигнет его, он повернулся в седле и выпустил стрелу в злого помещика. «Сао!» – пропела пущенная стрела и пронзила горло помещика. Он захрипел и упал замертво с коня, а его слуги в страхе бросились в рассыпную. Ма Лян же, подстегнув своего белоснежного скакуна, помчался вперёд.

Весь день юноша мчался, не останавливаясь и слез с коня только на закате дня, добравшись до большого города. Многолюдный город с красивыми домами и площадями пришёлся по душе Ма Ляну, и он решил в нём остаться.

За пищу и ночлег на постоялом дворе нужно было платить, а в карманах у бедного юноши было пусто. Другой бы на его месте нарисовал бы себе полный сундук золота и серебра, а то и целый дворец с горами пищи и напитков, но честный Ма Лян помнил, что волшебная кисть ему дана не для корысти. К тому же юноша подумал и о том, что если уж в небольшой деревеньке нашёлся злодей пожелавший владеть волшебной кистью, то в многолюдном городе таких будет, хоть отбавляй. Поэтому Ма Лян решил зарабатывать, рисуя такие картины, которые не будут оживать.

Как же ему удавалось рисовать обычные картины, вместо волшебных, ведь другой кисти у Ма Ляна не было? А всё дело было в том, что художник, изображая что-нибудь, не дорисовывал какую-нибудь незначительную деталь, например копытце у оленя или чешуйки у рыбок, вот они и не оживали. Свои картины Ма Лян продавал на базарной площади, и они хорошо раскупались, поэтому жил юноша припеваючи.

Как-то раз захотелось Ма Ляну нарисовать журавля-стерха. Так как день был погожий, художник устроился в тени дерева рядом с домом и начал рисовать. Из-под его кисти на бумаге появилась грациозная белая птица с длинным клювом и хохолком. Вот только глаза не нарисовал Ма Лян своему стерху, но и без глаз птица получилась просто замечательной.

Тем временем мимо художника проезжал в своём паланкине императорский чиновник. Увидев картину, он пожелал купить её и окликнул Ма Ляна. Юноша сидел задумавшись и вздрогнул, когда услышал громкий окрик. В этот момент капелька туши случайно соскользнула с его кисти и, капнув на рисунок, превратилась в журавлиный глаз.

Что произошло потом, не трудно себе представить. Прямо на глазах у чиновника белый журавль-стерх, захлопав крыльями, взмыл под облака.

Важный господин от удивления открыл рот и долго вглядывался в небеса, провожая ожившую птицу своим взглядом. Когда же он опомнился, то поспешил в столицу в императорский дворец, чтобы рассказать об этом чуде правителю Поднебесной.

Стоит ли говорить, что императору захотелось своими глазами увидеть подобное чудо, и он отправил за художником своих придворных.

Найдя Ма Ляна, самый главный из придворных сказал ему:

– Сам Сын Неба желает видеть тебя! Прими это за честь и собирайся в дорогу.

Но Ма Ляну вовсе не хотелось покидать этот город и ехать к императору.

– Мне и здесь хорошо, – ответил он, – я не поеду в столицу.

Тогда придворные больше не стали церемониться с юношей, связали его и в таком виде доставили во дворец.

Император, взглянув на Ма Ляна, властно произнёс:

– Я хочу, чтобы ты нарисовал мне золотого дракона – символ моей власти!

Когда он это говорил, то его толстые щёки раздувались, как у жабы и Ма Лян, недолго думая, нарисовал ему не благородного золотого дракона, а отвратительную зелёную жабу, усеянную бородавками. Жаба тяжело плюхнулась с листа на пол и уставилась, выпучив глаза, на императора, а затем стала раздувать щёки совсем, как он и квакать, от этого придворные еле сдерживали свой смех.