Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (сокращённая редакция) Страница 8

— Невероятно! Просто невероятно!

Гражданин, пожелавший остаться неизвестным, подарил Государственному банку на любые нужды, по усмотрению последнего, двести сорок шесть тюков золота, серебра и драгоценных камней общей стоимостью три миллиарда четыреста шестьдесят семь миллионов сто тридцать пять тысяч семьсот три рубля восемнадцать копеек.

Три золотые монеты Волька оставил у себя, чтобы заказать для бабушки несколько золотых коронок.

Самым удивительным во всей истории этого необычного вклада было то, что животные, на которых привезли сокровища, и люди, сопровождавшие их, мгновенно исчезли, как только ценности были сданы под расписку заведующему отделением.

XIX . Старик Хоттабыч и Мей Ланьчжи

На старика было просто жалко смотреть. Он никуда не выходил и отсиживался в аквариуме, ссылаясь на то, что у него якобы разыгрался ревматизм.

По ночам, когда все в доме спали, он вылезал из воды, чтобы немножко размяться, и до утренней зари еле слышно шаркал туфлями по комнате и что-то бормотал. Хоттабыч обдумывал какое-то важное решение.

Так продолжалось несколько суток, пока наконец в один прекрасный день Хоттабыч не вылез из аквариума. Отжимая воду из бороды и усов, он сдержанно сказал обрадованному Вольке:

— Ты меня очень обидел, о сладчайший Волька, отказом от моего скромного подарка. Я полюбил тебя всей душой и особенно не могу не ценить прекрасное бескорыстие твоей дружбы. Я всегда буду делать всё, что ты мне прикажешь, но ты впредь не получишь на руки ни одного золотого.

— Ну вот и чудесно,- отвечал с некоторым сожалением Волька.- Тут у меня с ребятами имеется к тебе одно интересное предложение. Мы давно собираемся попросить тебя пойти с нами в цирк.

— С любовью и удовольствием,- сказал Хоттабыч.- Если хочешь, мы можем поехать туда на верблюдах.

— Нет, что ты, не стоит тебе затрудняться,- возразил Волька с подозрительной поспешностью.- Давай лучше, если ты не боишься, поедем в трамвае.

И через полчаса Волька, Женя, Серёжа и Хоттабыч были уже в Парке культуры и отдыха, у входа в госцирк шапито.

Старик принципиально возражал против покупки билетов. Он попытался даже усмотреть в этом некую недооценку своего могущества.

У будки администратора гудела длинная очередь жаждавших получить контрамарку.

Время от времени из окошечка высовывалась взъерошенная голова администратора, он сердито кричал:

— Напрасно дожидаетесь, граждане! Контрамарок нет и не будет! Цирк набит до отказа.

Хоттабыч в очередь не полез, а, встав в сторонке, что-то зашептал.

Он глядел так, не моргая глазами, до тех пор, пока из окошечка не высунулся администратор с белым листочком бумаги в руке.

— Кто здесь товарищ Хотапченко? — выкрикнул он с заговорщическим видом.

— Я тот человек, которого ты ищешь,- сказал старик с достоинством, и только успел взять в руки контрамарку, как окошечко с шумом захлопнулось, чуть не прищемив ему пальцы...

Хоттабыч с ребятами вошёл в цирк, залитый светом множества ярких электрических ламп.

Вскоре выбежали униформисты в ярких, расшитых золотом костюмах и выстроились по обе стороны выхода на арену. «Первым номером обширной программы» выехала на арену наездница, вся усеянная блёстками, как ёлочный Дед-Мороз.

— Ну как, нравится? — спросил Волька у Хоттабыча.

— Не лишено интереса и для глаз приятно,- осторожно ответил старик.

Выступлением прыгунов закончилось первое отделение, и наши друзья пошли погулять.

Когда после сигнала все снова уселись по своим местам, к Хоттабычу подошла девушка в кокетливом белом переднике, с большим подносом на руках.

— Эскимо не потребуется? — спросила она у старика, и тот, в свою очередь, вопросительно посмотрел на Вольку.

— Возьми, Хоттабыч, это очень вкусно. Попробуй.

Хоттабыч попробовал, и ему понравилось. Он угостил ребят и купил себе ещё одну порцию, потом ещё одну и наконец, разохотившись, откупил у обомлевшей продавщицы сразу все сорок три кругленьких, покрытых нежной изморозью пакетика с мороженым. Девушка обещала потом прийти за подносом и ушла вниз, то и дело оборачиваясь на своего удивительного покупателя.

— Ого! — сказал Женька и подмигнул своим приятелям.- Старик дорвался-таки до эскимо.

В какие-нибудь пять минут Хоттабыч уничтожил все сорок три порции. Он ел эскимо, как огурцы, сразу откусывая большие куски и смачно похрустывая. Последний кусок он проглотил как раз в тот момент, когда в цирке снова зажглись все огни и шпрехшталмейстер, выйдя на середину арены, торжественно провозгласил:

— Мировой… комбинированный… аттракцион — китайский артист Мей Ланьчжи!

Все в цирке зааплодировали, оркестр заиграл туш, и на арену, улыбаясь и раскланиваясь во все стороны, вышел немолодой уже китаец в расшитом драконами синем халате. Это и был Мей Ланьчжи.

Пока его ассистенты раскладывали на маленьком столике всё, что было необходимо для первого фокуса, он продолжал раскланиваться и улыбаться.

Только один человек сердито, не выказывая никаких признаков одобрения, смотрел на фокусника. Это был Хоттабыч.

Ему было очень обидно, что фокуснику хлопали по всякому пустяковому поводу, а он, проделавший со времени освобождения из бутылки столько чудес, ни разу не услышал не только аплодисментов, но ни одного искреннего слова одобрения.

Поэтому, когда снова раздались аплодисменты и китаец, перед тем как перейти к следующему номеру, начал раскланиваться во все стороны, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб огорчённо крякнул и, невзирая на протесты зрителей, полез через их головы на арену.

Одобрительный рокот пошёл по всему цирку, а какой-то солидный гражданин громким шёпотом сказал своей соседке:

— Я тебе говорил, милочка, что этот старик — Рыжий. Это, вероятно, очень опытный клоун.

А артист как раз в это время начал самый эффектный из своих номеров.

Прежде всего знаменитый фокусник зажёг несколько очень длинных разноцветных лент и запихал их в горящем виде себе в рот. Потом он взял в руки большую, ярко раскрашенную миску с каким-то веществом, похожим на очень мелкие древесные опилки. До отказа набив себе рот этими опилками, Мей Ланьчжи стал быстро размахивать перед собой красивым большим веером.

Сначала опилки во рту затлели, потом появился небольшой дымок, и, наконец, когда в цирке, по заранее разработанному плану, погасили электричество, все увидели, как в темноте изо рта знаменитого фокусника посыпались тысячи искр и даже показалось небольшое пламя.

Казалось, что цирк обрушился от взрыва аплодисментов. И тогда среди бури рукоплесканий и криков «браво» раздался вдруг возмущённый голос старика Хоттабыча.

— Вас обманывают! — орал он надрываясь.- Это никакие не чудеса! Это — обыкновенная ловкость рук!

Он отодвинул оторопевшего фокусника в сторону и для начала изверг из своего рта один за другим пятнадцать огромных разноцветных языков пламени, да таких, что по цирку сразу пронёсся явственный запах серы.

С улыбкой выслушав аплодисменты, Хоттабыч схватил Мей Ланьчжи за шиворот и меньше чем в одну минуту превратил его последовательно в кролика, осла, носорога и в бочку с водой.

Потом он вернул несчастного фокусника в его обычное состояние.

— Это ещё не всё! — прокричал громовым, нечеловеческим уже голосом Хоттабыч, разгорячённый всеобщим одобрением, и стал вытаскивать из-под полы своего пиджака целые табуны разномастных лошадей.

Лошади испуганно ржали, били копытами, мотали головами, развевая при этом свои роскошные шелковистые гривы. Потом, по мановению руки Хоттабыча, лошади пропали, и из-под полы пиджака выскочили один за другим, грозно рыча, четыре огромных берберийских льва и, несколько раз пробежав вокруг арены, исчезли.

Дальше Хоттабыч действовал уже под сплошные и непрерывные рукоплескания.

Вот он махнул рукой, и всё, что было на арене: и ассистенты несчастного Мей Ланьчжи, и разнообразный многочисленный его реквизит, и нарядные, молодцеватые униформисты,- всё это в одно мгновение взвилось вверх и, проделав несколько прощальных кругов над восхищёнными зрителями, тут же растаяло в воздухе.

И вот наконец в опустевшем цирке остались только четыре человека — Хоттабыч, устало присевший на барьере арены, и Волька со своими приятелями, кубарем скатившиеся со своих мест к старику на арену.

— А какие были рукоплескания! — с удовольствием вспоминал Хоттабыч.

— Ещё бы! А ты мог бы вернуть всех на прежние места? Чтобы всё было так, как было раньше? Это, наверное, очень трудно?

— Нет, не трудно… То есть для меня, конечно, не трудно,- горделиво отвечал еле слышным голосом Хоттабыч, поблескивая золотыми зубами.

Хоттабыч, кряхтя, приподнялся на ноги, вырвал у себя из бороды тринадцать волос, мелко их изорвал, выкрикнул какое-то странное слово «лехододиликраскало» и, обессиленный, опустился прямо на опилки, покрывающие арену.