Виталий Губарев - Часы веков Страница 8

— След, — ахнула Муха.

— Да, след! — взволнованно сказал часовой мастер, поднимаясь. — Но какой след! Ты только подумай, Муха, что ты видишь!.. Это же след босого человека!

Только теперь до её сознания дошло, что на припорошенной снегом глыбе льда отпечатаны еле заметные пять пальцев и пятка правой ноги человека. Судя по всему, в последние сутки здесь было очень тихо, снег падал лёгкий и нечастый и запорошил лёд, словно туман. И след стланного человека, ходящего по снегу босиком, выглядел неясным и неправдоподобным, как сон.

И всё-таки это был след!

— Ну, хорошо, — переводя дыхание и заражаясь его волнением, сказала Муха, — я вижу на льдине след правой ноги… А где же левая нога этого человека, если это человек?

— Ты очень невнимательная девочка! — сердито проговорил часовой мастер. — Так слушай… Скорее всего это не просто льдина, а выступающая из-под снега небольшая ледяная площадка гигантского ледника, который, может быть, протянулся под снегом на тысячи километров. Она совсем крошечная — эта площадка, и на ней отпечаталась поэтому только одна ступня. Тем более, что босой человек, как мне кажется, не ходит, а скачет… Видишь вот здесь провал в снегу? Это след его левой ноги… Он сделал прыжок — и вот мы видим на льду пять пальцев правой ноги… А дальше он снова провалился в снег! Ну, конечно же, через каждые шесть-семь метров в снегу видны провалы от его ног! Пойдём по следу, и мы скоро узнаем, какие спортсмены в каменном веке бегали босиком!

Муха молча повернула лыжи и побежала по следу.

— Не торопись! — крикнул часовой мастер. — Мы же не знаем характера этого босяка! Если это и человек, то во всяком случае — дикарь! Не ожидай, что он пригласит тебя на чашку чая…

Она нерешительно остановилась и спросила, помедлив:

— А что если… он людоед?

— Очень может быть!

— Но это же опасно!

— Конечно! — усмехнулся часовой мастер. — И я даже убеждён, что твои косточки ему придутся по вкусу больше, чем мои…

Муха вздохнула.

— Я начинаю думать, что иметь дело с человекообразной обезьяной приятней, чем с первобытным человеком.

— Не делай скоропалительных выводов, Муха… Но в какой-то степени ты не ошибаешься, потому что обезьяны никогда не потребляли в пищу мяса.

— Милые обезьяны!

— Опять ты торопишься с выводом! Современные учёные доказывают, что когда наши предки начали есть мясо, их мозг начал развиваться значительно быстрее.

— Только благодаря мясу?

— Нет, не только… Чтобы пользоваться оружием и орудиями труда, они были вынуждены освободить передние конечности. Для этого они поднялись на задних конечностях, а позвоночник из горизонтального превратился в вертикальный. Ты учила в школе, какое значение для организма человека имеет позвоночник. И вот, так сказать, освобождённый из согбенного положения позвоночник дал новый толчок развитию и нервной системы и головного мозга!

— Как всё удивительно зависит одно от другого! — сказала Муха.

— Как и всё в природе, дорогая Муха-мушка! Но обрати внимание, что эти превращения произошли лишь потому, что наши предки научились труду!

Они неторопливо скользили по снежной равнине, залитой океаном солнечного света. Было очень тихо. В прозрачном и чистом морозном воздухе слышалось только мягкое шуршание четырёх лыж да размеренное тиканье далёких часов:

— Тик-так, тик-так, тик-так…

— Странно, — задумчиво сказала Муха, — если бы не следы босого человека и если бы не тикали часы веков, можно было бы подумать, что мы вышли за город покататься на лыжах…

— Стой! — вдруг шепнул Великанов, хватая её за руку.

Снежная равнина неожиданно закончилась почти у самых ног лыжников. Они остановились на краю ледника, который длинными уступами, похожими на гигантские ступени, уходил вниз. Неслышно осыпался снег из-под лыж. Солнце искрилось в зеленоватых толщах льда. А внизу, в ста метрах от них, поднимался могучий кедровый лес, разрезанный глубоким оврагом. Панорама, открывшаяся их глазам, была величественной и необычной. Но не она приковала к себе их глаза. На нижнем уступе ледника, над самым оврагом, спиной к ним, стоял босоногий, волосатый человек!

Прошло несколько секунд, прежде чем опомнившийся Великанов с силой толкнул Муху в сторону от обрыва. Она упала за высоким обледенелым сугробом и, проломив тончайшую корочку льда, с головой зарылась в лёгкий, как пух, снег.

«Что вы делаете»! — хотела крикнуть возмущённая Муха, барахтаясь в снежном пуху, но Великанов зажал её рот ладонью и знаками дал понять, чтобы она не шевелилась.

Он лежал рядом с ней, осторожно высовывая голову из-за сугроба, и она слышала, как часовой мастер дышит прерывисто и часто.

— К счастью, босяк не заметил нас! — шепнул он, поворачивая к ней лицо. Из седых зарослей его головы на Муху смотрели округлившиеся, испуганные глаза. — Странно… Ведь у него, я думаю, чертовски острый слух… Наверно, его внимание занято чем-нибудь очень важным…

Муха выглянула из-за сугроба. Босоногий человек стоял неподвижно, как изваяние. Чем-то он ещё был похож на обезьяну — длинные руки и короткая шея с слишком маленькой уродливой головкой. Вот он пошевелился, Муха увидела его профиль с приплюснутым носом и сильными, выдающимися вперёд челюстями. Лоб почти отсутствовал на волосатом, словно усечённом, черепе, а на всём его теле, под густой тёмно-коричневой шерстью, угадывались могучие, как железные канаты, мускулы. Целое сплетение мускулистых канатов!

И всё-таки это был человек. Он твёрдо стоял на ногах, а его длинные руки были несомненно человеческими руками.

На уступе ледника перед ним вздымалась груда огромных камней — очень большая груда, пожалуй, она не уместилась бы на железнодорожной платформе. Муха с удивлением подумала, отчего камни не срываются в овраг с покатого и скользкого уступа ледника? Это казалось противоестественным. Но она скоро поняла, в чём секрет: камни удерживал широкий ствол какого-то дерева, укреплённый на самом краю уступа.

Босоногий человек чего-то терпеливо ждал, не сводя глаз с оврага, теряющегося где-то вдали, в дебрях кедрового леса. Какие мысли теснились в его маленькой черепной коробке? Зачем он скакал сюда по заснеженному леднику?

Время тянулось медленно, и Муха почувствовала, что её начинает прохватывать мороз. Она попробовала подвигать руками, но Великанов свирепо зашикал на неё. Теперь она раскаивалась, что вышла из дома в древний мир в лыжном костюме.

— Хорошо вам шикать, — обиженно шепнула Муха, — когда на вас шуба и валенки!

— Тсс… — прошипел он.

— У вас «тс», а у меня «бр»… Зуб на зуб не попадает.

— Тсс… — снова прошипел он и начал стаскивать с себя шубу.

— Не надо! — испугалась Муха, представив, как он будет лежать на снегу в своём лёгком детском костюмчике. — Мне уже стало тепло…

Великанов не успел ответить, потому что босоногий человек вдруг встрепенулся, вытягивая голову. Было похоже, что он к чему-то прислушивается. К чему? Как ни напрягала Муха свой слух, она ничего не услышала, кроме нежного шуршания осыпающегося то там, то тут молодого снежка.

Наконец и она что-то услышала — то ли стон, то ли вопль, неясный, как далёкое урчание грома. Вопль с каждой минутой приближался, и уже можно было разобрать, что он сливается из десятков воплей, мощных, резких и таких страшных, что у Мухи забилось сердце и по спине пробежали противные мурашки.

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы… — летели крики из леса.

Что-то неясное, тёмное катилось по дну оврага. Босоногий человек на уступе ледника задвигался и присел, высунув голову из-за камней. Муха и Великанов ясно видели его сжавшуюся напряжённую фигуру.

Неясное и тёмное приближалось. Оно металось по дну оврага, делая странные, порывистые прыжки то вправо, то влево.

А наверху, по обеим сторонам оврага, бежали десятки босоногих, волосатых людей. Они подскакивали на бегу, размахивали своими длинными руками, размашисто швыряли в овраг тяжёлые глыбы камней. В морозном воздухе непрестанно гремел их жуткий вопль:

— Гр-ы-ы-ы-ы-ы… Гр-ы-ы-ы-ы…

— Гон! — с дрожью в голосе сказал Великанов. — Кажется, они гонят гигантского пещерного медведя. В наше время таких медведей нет, изредка при раскопках учёные находят их невообразимые скелеты…

Это действительно был медведь. Но какой медведь! Может быть, только слон мог сравниться с ним!

Зверь заметно устал. Его прыжки под градом камней становились всё более неловкими. Из открытой пасти медведя по временам вырывался страдальческий хриплый рёв, заглушаемый таким же звериным воплем полулюдей-полуживотных:

— Гры-ы-ы-ы-ы… Гры-ы-ы-ы-ы-ы…

Муха вскрикнула. Два босоногих человека в азарте охоты столкнулись и в клубах снега рухнули с крутого обрыва на медведя. Девочке показалось, что они падают неестественно долго, неуклюже кувыркаясь в воздухе. На фоне огромной грязно-бурой туши зверя они выглядели совсем крошечными. Медведь отмахнулся от них когтистой лапой, как от мух, и два охотника погибли, отброшенные в сторону его ужасающим ударом. Их кровь брызнула на снег.