Лев Кузьмин - Баба Яга и ее внучки Ягобабочки Страница 8

И Кикимора тронула рукой бантик, просияла, ойкнула, засеменила обратно в лес, а Уля побежала к дому.

И что она там тятеньке, маменьке да подружкам-девушкам про свои похождения поведала, нам не узнать. Не узнать, потому что сказке — конец!

Честные денежки

Пришёл один деревенский паренёк к справному хозяину на работу наниматься.

Хозяин на паренька взглянул, подумал, пареньку сказал:

— Что ж… На вид ты — хоть куда! Крепок, статен, даже в одёжке аккуратен… Да только вот — честен ли?

Паренёк плечами пожал:

— О собственной честности говорят не словами, а говорят делами. Вы, ваше степенство, меня испытайте на деле.

Ответ хозяину понравился, и он взял к себе паренька ухаживать за конями.

А кони у хозяина — верховые и упряжные. Кони у хозяина — для полевой пахоты и для выезда в добрые люди по праздникам. И каждый конь требует ухода-пригляда особенного. Но паренёк заботы такой не испугался, возле коней он стал стараться во всё своё умение, и каждая лошадка у него была всегда сыта, весела, начищена и причёсана — ну, прямо как картинка!

Хозяин доволен пареньком.

Но вот наступила осень, пришло время расчёта, и хозяин решил работника своего на честность-то испытать ещё раз.

Приглашает он паренька к себе во светёлку, кладёт перед ним на стол целый кошель полновесных серебряных рублей, пареньку говорит:

— Бери из кошеля сам столько, сколько, ты полагаешь, тебе причитается.

Сказал хозяин так, да и вышел из светёлки вон.

Паренёк перед столом, перед полным серебра кошелём стоит, не знает, что и подумать. Наконец сообразил, что это хозяин его всё ещё испытывает, и вот взял из кошеля только один рублик.

Взял, сам себя утешил:

— Мне больше и не причитается… На полноценный-то рублик, даже и на единственный, можно жить хоть целый год!

Зажал паренёк серебряную денежку в руке, в кулаке, выбежал из светёлки во двор. От волнения, от переживания захотел испить холодной водицы.

Шагнул паренёк к колодцу, выкрутил одной рукой наверх тяжёлую бадью, другой рукой стал бадью подхватывать, и тут кулак с монетой поневоле раскрылся, и серебряный рублик выпал, да и мигом исчез в колодце на дне.

— О-ёй! — вскричал паренёк. — Пропал, утонул весь мой годовой заработок!

А снизу из глубины тёмной вдруг доносится голос колодезной лягушки-квакушки:

— Ква-ква! Ква-ква! Успокойся, не горюй. Честная денежка не тонет! Я твой рублик до поры до времени сохраню, а ты ступай, ещё рублик зарабатывай.

Делать нечего, пошёл паренёк опять к тому же хозяину, и хозяин вновь с превеликой радостью приставил паренька к прежней конюшенной работе.

И усердствует паренёк теперь ещё пуще прежнего, и хозяйские кони под рукой паренька — снова такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

Хозяин старание паренька, конечно, понимает отлично. Когда приходит новый срок расчёта, желает он паренька теперь уж не на честность проверить, а просто отблагодарить ото всей души.

Зовёт он паренька прежним манером в светёлку, выкладывает перед ним всё тот же кошель с серебром: «Бери, мол, столько, на сколько сам себя ценишь!», однако скромный паренёк взял из кошеля, как раньше, всего лишь рубль.

Только рубль этот не в кулаке теперь зажал, а в шапку спрятал, в подкладочку.

И пошёл к старому колодцу глотнуть свежей водицы. Стал опять бадью вытаскивать. Да над срубом-то наклонился слишком, и шапка вместе с рубликом с головы сорвалась! Поплавала она в колодце, поплавала, и, намоклая, ушла в глубину.

Чуть не заплакал тут паренёк в досаде.

Но знакомая теперь лягушка-квакушка из-под замшелого колодезного сруба опять по-доброму утешает:

— Ква-ква! И на этот раз не горюй! Ква-ква! И на этот раз честная денежка не пропадёт! Иди, зарабатывай третью…

Что делать? Пришлось пареньку наниматься, обихаживать коней сызнова, и вновь он с хозяина при расчёте сверх одного рублика не взял ничего.

Хозяин тут даже ладонью по столу стукнул:

— Что это, — говорит, — такое! Выходит, на честность-то всё время проверяю не я тебя, а ты меня! Ведь твоим стараньем на моих лошадей теперь вся округа любуется, и, ежели рассудить по совести, зарабатывал ты каждый раз куда как побольше рубля! И оставаться твоим должником я не вправе, потому в придачу к третьему рублю дарю тебе шапку новую, кафтан новый, да и, кроме того, с нашей конюшни хорошего коня. Вороного, резвого! Иди, коня седлай, прогуляйся по белу свету! Прилежными трудами ты ведь заслужил и это!

Ну, вот и стал теперь паренёк при собственном коне-скакуне, при новой шапке, при новом кафтане и опять при серебряном рублике.

Но тех, утоплых, монеток ему тоже жаль.

Подъезжает он верхом к колодцу, заглядывает сверху, с седла, в самую глубь.

— Ау! — кричит. — Эй, лягушечка-квакушечка! Где они, мои бывшие рублики? Ты говорила: «Честные денежки не тонут!»

И только он это прокричал, как сразу и слышит: вода в колодце всплеснулась.

Всплеснулась вода, расступилась, по замшелым брёвнам сруба что-то заскреблось, что-то зашлёпало, и — вылезает на верхний край колодца зелёная, глазастая лягушка.

Рот у лягушки улыбчивый, из широких губ две светлых монетки торчат.

Подставил паренёк ладонь, монетки принял, хотел лягушке сказать спасибо и в путь свой дальше пуститься, но лягушка говорит:

— Э, нет! Постой! Сначала на плечо меня к себе посади, в попутчики меня возьми. А то твои денежки если и не утонули, то всё равно пропадут без толку! И ты мне в этом поверь, как поверил раньше.

И покладистый паренёк лягушке поверил, взял лягушку с собою.

Скачут они на резвом коне меж полей и лугов, меж высоких хлебов, въезжают в незнакомую деревеньку. Там — шум навстречу, там — пыль столбом.

Бежит по деревенской улице рыженький котик, беленький лобик. За ним — две старухи. Одна — с кочергой, другая — с коромыслом.

Котик от старух — туда, котик от них — сюда, не знает, где и как скрыться. Увидел он на дороге верхового паренька, вспрыгнул с маху прямо на коня, почти к пареньку на колени.

Старухи подбегают, кочергой, коромыслом машут, собираются котика стащить, собираются котика побить. При этом кричат:

— Ты к нам в погреб за сметаной лазил! Ты у нас чашку с творогом разбил! Нет тебе, рыжий Котофей, прощения!

И вот-вот они с коня, с колен паренька котика стащат, а лягушка пареньку нашёптывает:

— Дай скорей старухам рублик! Дай! Откупи Котофейку от неминучей расправы!

Паренёк из-за пазухи рублик выхватил, сунул старухам под самый нос.

Те и про погоню вмиг забыли, давай рублик друг у дружки отнимать.

А конь вороной несёт теперь уже троих: самого паренька, лягушку-квакушку и спасённого котика Котофейку.

Едут они, едут, перед ними большой город-столица начинается.

Паренёк говорит:

— Поедем сразу на главную площадь. Там, слышь, всё самое интересное. Там царёв терем-дворец.

Лягушка-квакушка возражает:

— Нет, сначала завернём на рынок.

Паренёк было отмахнулся:

— Чего я на том рынке не видел? Я покупать ничего не собираюсь.

Лягушка упорствует:

— Это сейчас не собираешься, а там-то вдруг нам что-нибудь и приглянется… Не спорь, направляй коня к рынку!

На рынке толчея, гам, народу невпробой. Чуть в стороне старенький старичок старенькую балалаечку продаёт.

Квакушка пареньку шепчет:

— Вот её и купи. Она вещь нам очень нужная.

— А кто играть на ней будет?

— Думаю — Котофейка.

— Да он, поди, не умеет…

— Ничего! Уметь тут много не надо. Я издали вижу: эта балалаечка старая, да непростая. Котофейка по ней только раз ударит, а дальше она сама вовсю зазвенит… Покупай скорей! И со старичком не торгуйся, если он даже запросит целый рубль.

Старичок в самом деле запросил целый рубль. Но паренёк и теперь квакушки не ослушался, рубль заплатил, балалаечку пристроил при седле, рядом с Котофейкой. Правда, при этом пожал плечами: «Что, мол, за пустяшная покупка!»

А лягушка-квакушка давно высмотрела покупку новую. Показывает на коробейника, который продаёт с лотка-короба серебряное кольцо:

— Купи вот и это колечко!

— Для кого? Для какой такой надобности? — дивится паренёк.

Лягушка отвечает:

— Я его себе пока на лапку надену. Потом видно будет… Покупай, покупай, не скупись! Я ведь тебя ещё не подводила ни в чём.

И опять паренёк выполнил квакушкину просьбу. Купил он на последний серебряный рубль серебряное кольцо, надел его квакушке на зелёную лапку.

Надел, призадумался, да вдруг лягушку и спросил:

— Слушай! Ты, может быть, не просто лягушка? Ты, может быть, заколдованная лягушка-царевна? Что-то не возьму я в толк, отчего и почему ты надо мною так раскомандовалась…