Игорь Волознев - Неизвестное путешествие Синдбада Страница 8

Обнаружив, что Алмаз исчез, ифрит испустил рев еще громче первого. В ту же минуту он опустился на пол и, встав на ноги, принялся в бешенстве озираться, ища Алмаз или его похитителя. Но вокруг, сколько бы он ни оглядывался, бегали одни только крысы и дрались друг с другом из-за остатков его ужина. Одна из них, с раздувшейся шеей, корчилась на полу, но ифрит не обратил на нее внимание. Дико вопя, он опустился на четвереньки и принялся шарить по углам, решив, что Алмаз мог случайно выпасть и закатиться туда, но не находил ничего, кроме все тех же крыс. В ярости и злобе он принялся бить их своими громадными кулачищами; крысы пища, бросились врассыпную.

Толстую крысу, в горло которой угодил Синдбад с алмазом, две ее подружки схватили зубами за хвост и за лапы и поволокли в нору. Они успели вовремя, потому что ифрит в ярости начал крушить стены. Огромная каменная колонна рухнула от одного его удара; за ней рассыпалась другая. Ифрит, обезумев от отчаяния, головой бросился на стену и пробил в ней дыру. Он ругался, вопил, ревел и не переставал искать исчезнувший Алмаз. Он рвал паутину, которой были густо завешены углы, сбивал птичьи гнезда, забрался даже в башню к летучим мышам, всполошив и подняв в воздух целую их стаю, но чудесного камня не было и там. Ифрит побагровел, его била дрожь, маленькие, налитые кровью глазки выкатились из орбит. Под горячую руку попался слуга-демон, и ифрит с ревом пропорол его своим рогом насквозь.

Все это время Синдбад, скорчившись, сидел в холодном и узком крысином горле. Он обеими руками прижимал к груди Алмаз, который ему, коротышке, казался неимоверно большим, хотя на самом деле был не крупнее желудя. У Синдбада сперло дыхание, от ужаса он бледнел и обливался холодным потом, прислушиваясь к бешеному рычанию ифрита и грохоту падающих стен. Между тем проглотившую его крысу начали рвать и терзать ее подруги. Вскоре они добрались до Синдбада. Сердце его сжалось и разум словно окутала пелена. Схватив меч, он в безрассудном отчаянии сделал стремительный выпад, угодив острием прямо в глаз одной из крыс. Та взвилась от неожиданности и, разъяренная, широко разинув пасть, ринулась на смельчака. Синдбад увернулся от ее молниеносного броска, метнул меч в разинутую пасть второй твари, всадив его прямо ей в глотку, и повернул на пальце кольцо. Два больших прыжка, которые он тут же сделал, совершенно сбили с толку бросившихся на него крыс. Они не успевали следить за ним, мечущимся в их норе, как маленькая молния. Нора была достаточно просторной, но все же ее своды не позволяли Синдбаду скакать в полную силу, взлетая сразу на несколько десятков метров. Он все время ударялся спиной и боками о стенки норы. Но, получая ушибы, он мчался вперед стремительно, делая акробатические прыжки под самым носом у крыс, выбегавших ему навстречу, и заботился только о том, как бы не выпустить из рук драгоценный алмаз.

Нора кончилась в какой-то полуосыпавшейся канаве у дальней стены, опоясывавшей владения ифрита. Синдбад нескаэанно обрадовался, очутившись под усыпанным звездами небом; здесь он уже ничего не боялся. Он подпрыгнул так высоко, как только мог, и в прыжке заглянул в окно, в котором виден был ифрит. Однорогий в ярости бился об стены, ревел и стонал, посылая проклятия на голову неведомого похитителя Алмаза. Синдбад повернулся и собрался было перескочить через стену, как вдруг вопль Однорогого заставил его остановиться и прислушаться.

— О горе мне! — схватившись за голову, вопил ифрит. — Исчез Алмаз, с которым я связан узами волшебства! Пока он был со мной, я чувствовал себя свободным и вольным. Но теперь, если он достанется чернокнижникам или колдунам, знающим его секрет, то я попаду в вечное рабство… Я стану слугой, ничтожным рабом обладателя Алмаза, за пределами дворцовой стены я пальцем не посмею тронуть презренного вора, напротив — я должен буду служить и всячески угождать ему… Счастье, если Алмаз просто выпал из серьги и куда-нибудь закатился. Но слишком мало надежды на это. Алмаз похитили! Чутье мне говорит, что его похитили!.. О горе мне!..

Услышав эти крики, Синдбад в задумчивости пробормотал:

— Алмаз обладает властью над ифритом, недаром колдуны стремятся заполучить его. А почему бы мне не оставить Алмаз у себя и самому не сделаться повелителем ифрита? Колдуны говорили, что ифрит — могущественный волшебник; значит, я могу просить у него все, что захочу. Он вернет мне мой рост, доставит в Багдад и избавит мой дом от джинна из бутылки, который отправил меня в это ужасное странствие…

Он повернул кольцо, подпрыгнул высоко в воздух, потом еще раз и еще, и с третьего прыжка одолел стену. Опустившись на землю, он отдышался, но едва лишь задумался над тем, каким способом он может заставить Однорогого служить себе, как у него над головой захлопали крылья, острый клюв трехглазой вороны подхватил его и понес к уединенной лесной пещере. Справа и слева летели одноглазая и двуглазая вороны. Синдбад замирал при мысли, что колдуны с помощью своей волшебной силы проникли в его тайные намерения. Его измена освобождала колдунов от их обещаний, а это значило, что они могли отобрать у Синдбада Алмаз и ничего ему не дать взамен, выкинуть его вон, а то и убить.

Вороны опустились на поляне у входа в пещеру. Со всех сторон ее окружали могучие деревья; свет звезд едва просачивался сквозь ветви. Костер почти совсем потух, лишь головешки слабо тлели в нем. Вороны превратились в трех колдунов, и Одноглазый тотчас вырвал у Синдбада Алмаз.

— Подкинь дровишек, Двуглазый брат, — крикнул он, потрясая сверкающим камнем. — Сейчас мы вызовем ифрита, и он к утру выстроит нам дворец из чистого золота!

— Однако прежде давайте перекусим, — с усмешкой сказал Двуглазый. Он отправился в пещеру и вынес оттуда жареного мяса, лепешек и кувшин с вином.

— О колдуны! — взмолился Синдбад, выходя на освещенное место у костра и с мольбой протягивая к ним руки. — Не забудьте о своем обещании помочь несчастному, претерпевшему столько волнений и ужасов, чтобы добыть для вас эту драгоценность!

— Поможем ему? — со смехом спросил у колдунов Одноглазый и подмигнул им.

— Поможем! — закатились те зловещим хохотом, и Синдбад, обливаясь слезами от ужаса и бессилия, упал на землю. Худшие его опасения подтвердились: эти коварные создания обманули его, он не дождется от них помощи!..

Трехглазый шагнул к нему и, проревев угрозу, занес над ним руку. И в этот миг Синдбад вспомнил о чудесном кольце, повернул его и, как кузнечик, отпрыгнул в сторону.

— А-а-а! — заревел Одноглазый. — Я забыл отобрать у него свое кольцо! Держи его, держи!..

Он помчался за Синдбадом по темным лесным зарослям. Синдбад уносился от него громадными прыжками, перелетая с коряги на ветку, с ветки на кочку. Вскоре колдун потерял его из виду. Синдбад услышал, как он бормочет, схватившись за нож:

— А не дурак ли я, бегая по лесу за проклятым коротышкой? Обладая волшебным Алмазом, я могу повелевать ифритом, который исполнит любое мое желание, а уж разыскать Синдбада и отобрать у него мое кольцо для ифрита пустяк… Вернусь-ка я к своим напарникам, а то как бы они не удрали от меня с Алмазом.

С этими словами он повернулся и зашагал к пещере. Синдбад, прячась, бесшумными прыжками последовал за ним. Подкравшись к поляне, он увидел залитого кровью Трехглазого с зияющими ранами на горле и на груди. Поодаль, с кривой саблей в руке, затаился Двуглазый. В эту минуту на поляне появился Одноглазый. Взглянув на своего корчащегося в судорогах товарища, он сразу все понял.

— Это ты его убил! — воскликнул он и его единственный глаз страшно засверкал. — Ты хочешь один завладеть Алмазом!

— Ты угадал, братец, — осклабившись, отозвался Двуглазый. Зачем делить с кем-то колдовское могущество Алмаза, когда оно может достаться мне одному?

— Что ж, этой подлости вполне можно было от тебя ожидать. Но не думай, что со мной тебе удастся расправиться так же легко!..

Сказав это, Одноглазый превратился в ворону и с громким карканьем налетел на Двуглазого. Но и тот обернулся вороной, и две большие черные птицы с громким карканьем схлестнулись в воздухе, нанося друг другу удары клювами и когтями. Вскоре клубок дерущихся ворон упал и, разбрасывая во все стороны перья, покатился по земле. Тут оба колдуна вновь обернулись людьми и, борясь, начали кататься возле костра и ожесточенно душить друг друга. Человеческие тела их после битвы в вороньем обличье были страшно исцарапаны, исколоты и избиты, многочисленные раны сочились кровью. Видно было, что колдуны дерутся из последних сил. Ни один не желал уступать другому. Они подкатились к костру и тут Одноглазый налег на своего Двуглазого противника и, хрипя, отплевываясь кровью, заговорил:

— Признавайся, собака, где Алмаз?

При этом он толкнул голову Двуглазого прямо на горящие головни. Тот корчась от боли, задергался, заизвивался, вдруг вновь превратился в ворону, но она была настолько обгорелой и избитой, что уже не могла взлететь. Одноглазый ее тут же поймал и она вновь обратилась в человека.