Сергей Баруздин - Сказка о Лесном царе и Пионерском царстве Страница 8

— У нас такого не бывает, — сказал Кузя. — У нас даже в грозу телефон работал, как часы. Все, кто первыми перепугались, бежали к телефону, чтоб папам- мамам позвонить. Только мы с Бибой…

— У нас и посторонние звонят, — добавил Биба. — Из Степного царства приходят, из Горного, из колхоза и с птицефермы. Председатель колхоза, между прочим, такой хороший дядя, все ругает нас и ругает, говорит, что мы засоряем его территорию, а звонить все равно к нам приходит. Когда звонить нужно, он не ругается. А тут даже предложил, что его колхоз готов быть подшефным лагерю, потому что от лагеря все равно никуда теперь не денешься… У нас звонить просто!

— Если вам нужно, пожалуйста! — с готовностью предложил Кузя.

Вот тут Лесной царь действительно подпрыгнул от радости. Как молодой! Только бороду на сей раз руками придержал. Может, и правы они, молодые, что ни о чем не беспокоятся. Но он — старый сучок — должен выяснить неясное. Могут ли в самом деле мыши напасть на Книжное царство, а потом и на Книжное море? И вообще, что все это значит, о чем говорил ему Русак?

— И сейчас можно? — спросил Лесной царь.

— И сейчас! Конечно! — подтвердили Кузя с Бибой.

— А меня, ребятушки, не заругают?

— Кто вас заругает? — опять первым выскочил Биба.

— И потом, вы с нами! — пояснил Кузя, сурово глянув на Бибу. — Пошли?

— Пошли!

И они пошли в сторону лагеря. Тем же путем, что шли Кузя с Бибой — через овраг, левее и еще чуть левее, прямо и теперь вправо, прямо и влево. Мимо папоротников, мимо земляники и колокольчиков, мимо ландышей и мягких, как губка, поросших мохом полян, между стволами елей, сосен, осин и редких берез.

Пели птицы, но сойки уже не гонялись друг за дружкой и даже не целовались, пауки плели свою паутину, порхали пестрые бабочки, и шуршала листва под ногами, и трещали сухие сучья.

Когда оказались на опушке и впереди уже был виден лагерь, Биба спросил:

— Сначала к себе или прямо?..

— Прямо к Вас-Симу, — твердо сказал Кузя. — Сначала дело, а потом все остальное.

Они прошли стороной домик своего отряда, палатки пионеров, беседку «Книжного царства», кухню и подошли к изолятору. Здесь как раз, конечно, не в самом изоляторе, а в этом же доме, и был кабинет Вас-Сима. '

— Пожалуйста! — сказал Кузя. — Проходите, дедушка!

Начальника лагеря не было, дверь открыта, телефон скучал на столе.

— Прямо так? — спросил Лесной царь.

— Прямо так, — пояснил Кузя. — Только не забудьте сначала две восьмерки. А мы пока на улице вас подождем.

И Кузя закрыл за Лесным царем дверь.

— А здорово, что он — Лесной царь, — произнес Биба, когда они остались вдвоем. — И еще Водяной!

— Вообще-то здорово, — согласился Кузя, — но если вдуматься, ничего особенного. Ведь это сейчас, как лесник, например, или там водник, что за рекой следит. Кто-то же должен следить за лесом и рекой…

За дверью слышался приглушенный голос Лесного царя.

«Значит, дедушка соединился. Говорит, соединился», — подумали Кузя и Биба.

И вдруг Кузя закричал:

— Смотри! Смотри! Видишь?

Что-то серое промелькнуло в траве.

— Ничего не вижу! А что? — не понял Биба.

— Мышов видишь? Вон они, смотри! — в испуге произнес Кузя.

— Не вижу…

— Пять штук сразу! Прямо от Книжного царства в кусты. И уже пропали… Знаешь, это что-то… Недаром и дедушка нас спрашивал, — сказал Кузя.

— Так давай тогда ему скажем! — предложил Биба.

— Подожди!

— А чего ждать?

— Ну, Олимпиаде, если хочешь? Давай! — предложил Кузя. — Давай? Или испугается?

— А ты их видел? Она-то, конечно, испугается…

— Говорю ж тебе, что видел, — подтвердил Кузя. — А может, не видел…

— Вот, не знаешь, а чего говорить тогда, — произнес Биба. — А если нам с тобой это показалось?..

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Тишина в Пионерском царстве. Дядя Софа. Кто он и почему так любит повторять: «Кому пирожки печь, тому и отвечать». Чему обрадовалась Олимпиада и все остальные жители Пионерского царства.

— Спасибо вам, ребятушки! Дозвонился! Поговорил! Вот мне бы, елки-палки, такой телефон! До чего ж удобно, Я уж и Царевичу опять своему сказал…

В Пионерском царстве стояла поразительная тишина. Кузя с Бибой проводили дедушку до опушки, вернулись в свой отряд — никого. В соседних палатках тоже — никого. Странно!

Хорошо, что дедушка дозвонился до города, с самим Царевичем поговорил и остался доволен, но куда исчезли все ребята из лагеря и все взрослые?

Кузя и Биба вернулись домой. Сели на заправленные кровати — каждый на свою. Помолчали.

— Конечно, интересно, — наконец сказал Кузя, — что и Лесной царь есть, и Царевич есть…

— Этого, насчет Царевича, я не ждал, — признался Биба.

Потом они посмотрели в окно. Пусто. В коридор выглянули — опять пусто. Снова сели на свои кровати. Вздохнули.

— А как ты думаешь, где они все? — спросил Кузя.

— Я думаю?

— Да, ты?

— А ты, как думаешь?

— Почему я все время должен думать, а ты не должен?..

— Я просто так спросил…

— Может, у них какая-нибудь неожиданная военная игра на весь лагерь? А что еще? — предположил Кузя.

— Если игра, то жаль, — сказал Биба. — Без нас, жаль…

— А если не игра, то что? — опять спросил Кузя.

— А если не игра, то неизвестно что, — подтвердил Биба.

— И до обеда еще далеко, — сказал Кузя, — целый час!

— Если игра, то обедать они будут в лесу, как мы тогда, помнишь?

— Ох, у меня мысль! — вдруг заявил Кузя. — Ты молодец, Биба, что сказал об обеде в лесу! Мы сейчас пойдем на кухню, там-то уж кто-то, конечно, есть, и все узнаем. Дядя Софа всегда на месте. Если обед готовят в лес, то, значит, игра. Мы еще подключиться сможем! Правда?

— Правда! — согласился Биба.

— Пошли на кухню!

Они выбежали из домика и побежали через пустынный лагерь на кухню. Домик кухни дымил высокой железной трубой и очень вкусно пахнул.

Чем пахнул домик? Даже трудно сказать чем, но Кузя и Биба втянули в свои носы этот вкусный запах, и каждый про себя подумал, что пообедать сейчас было бы в самый раз.

Они поднялись по двум ступенькам на крыльцо и заглянули в дверь.

— Есть кто? — спросил Кузя, хотя и так было ясно, что кто-то на кухне есть. На кухне шипело, трещало, дымилось, гремело и звенело, и среди всего этого шума-гама были слышны человеческие голоса.

— Есть кто? — повторил Биба вопрос Кузи, но их никто не услышал и не увидел.

Дым!

— А дядя Софа там, — уверенно сказал Кузя. — Я слышу.

— Я, по-моему, даже видел его сейчас.

Кузе не понравилось это замечание Бибы.

— Ты лучше бы мышов тогда видел, пять мышов сразу, — сказал он.

— А как правильно, — вдруг спросил Биба. — Носок или носков? Чулок или чулков? Мышей или мышов? У меня дома мама…

Кузя растерялся:

— Носков, чулков, мышов — не знаю. Но ты подожди, Биба, не отвлекай меня! От главного — не отвлекай. Ты скажи, видел их или не видел?

— Я их, пожалуй, не видел, — признался Биба, — потому что… Они, мыши, маленькие, правда? И серые, правда? А дядя Софа большой, правда? Он, как Жаботинский, правда? Я с ним под душем купался и видел, что он, как Жаботинский…

— Мы с ним и с тобой вместе купались, — уже мягче сказал Кузя. — Неважно, кто из нас видит дядю Софу. Хуже, что он нас с тобой сейчас не видит. Он бы уж точно сказал, куда они обед готовят — по отрядам или для леса…

А дядя Софа — это действительно удивительный человек! Несмотря на то что он еще совсем не старый, ему двадцать восемь лет, он мог поднять одновременно на руках шестерых октябрят или четырех пионеров. Или, сложнее, — трех пионеров и двух октябрят. Кузя и Биба как раз были в таком положении: они — двое плюс три пионера. Говорили, что дядя Софа и слона, если нужно, может поднять, а уж корову — запросто. Про быка не говорили, но про корову — точно. Когда в лагерь привозят мясо, дядя Софа берет корову (без шкуры, конечно) из кузова грузовика и прямо несет на кухню в котел.

Для Кузи и Бибы после двух самых знаменитых взрослых людей в лагере — Вас-Сима и Олимпиады, третьим, пожалуй, был дядя Софа. Имя его, поначалу очень странное, перестало быть странным, когда ребята узнали, что зовут его Софроном. Софа и Софрон — одно и то же, но вот отчество у дяди Софы было какое-то сложное.

Начальник лагеря Вас-Сим звал его по-разному:

— Как там у нас на кухне, Софрон Аполлинарьевич?

В другой раз:

— Как там у вас дела на кухне, Софрон Ипполитович?

Потом и еще по-новому:

— Как там у нас дела на кухне, Софрон Илларионович?

Сам дядя Софа отвечал на все вопросы четко, по-военному, на искажение своего отчества не обижался, и поэтому, наверно, больше всего любил ребят, которые называли его просто «дядей Софой».