Турмуд Хауген - Исчезнувший день Страница 8

Виллем начал сызнова свой рассказ.

Но Мерлинсен прервал его:

— Да, да, да! Сколько можно твердить об одном и том же! Думаешь, я совсем выжил из ума? Просто я сейчас должен сосредоточить свои мысли на одном из научных трудов великого Вальденвальда. Мне кажется, в его исследования вкралась неточность…

— Ты Мерлинсен или нет? — осторожно спросил Виллем.

— Конечно, Мерлинсен. Кто же еще? — изумился волшебник и поглядел на свои руки. — Руки, во всяком случае, мои. — Потом он подошел к зеркалу и ткнулся в него носом. — Ну, конечно, это я! Ты меня чуть с тачку не сбил. Довольно в доме одного невидимки… — Он повернулся к Виллему. Так ты хочешь, чтобы я тебе помог? А кто тебе сказал, что это в моих силах?

— Никто. Просто мне так показалось. Поэтому я взял и пришел, сам не знаю почему.

— Взял и пришел! Нет, вы только послушайте! — Мерлинсен затряс головой и замахал руками, на пол полетела еще одна лампочка. — Ну, раз так, давай подумаем, что можно сделать.

Он повернулся и пошел в темный угол. Виллем направился за ним. Вдруг он споткнулся и чуть не упал. В темноте раздался смех Мерлинсена.

— А вот я имею право смеяться, когда спотыкаются молодые. И в этом ничего дурного нет, — сказал он.

Они подошли к крутой лестнице. Ступеньки заскрипели под ногами у Виллема, зато Мерлинсен ступал совершенно бесшумно. Он откинул чердачный люк, который ударился об пол, и их окутало облако пыли.

— Батюшки мои! — воскликнул Мерлинсен. — Ведь я был здесь совсем недавно, не понимаю, откуда взялось столько пыли.

Его слова потонули в чихании и кашле.

— Ладно, ладно, смейся на здоровье, — сказал Мерлинсен, когда пыль наконец улеглась и он отчихался. — Мне что, наше дело стариковское… Мы к этому привыкли… Мумле… мумле… мм-м…

Он вылез на чердак.

Виллем высунулся в отверстие люка и увидел, что Мерлинсен зажег на столе керосиновую лампу. По чердаку разлился оранжевый свет, загнав темноту в углы, под стол и стулья.

Странный это был чердак.

Он был совершенно круглый и кверху сужался. Вдоль стен, одна над другой, висели полки с книгами, большими и толстыми, маленькими и тоненькими и даже совсем крохотными.

Посреди чердака стоял большой письменный стол на массивных ножках, украшенный латунными накладками. На столе Виллем увидел штатив с пробирками, колбы и стеклянные трубки, назначения которых он не знал. Выглядело все очень таинственно.

Большое окно выходило на море. Впрочем, в темноте моря не было видно. Слышался только слабый шум прибоя. Виллем выглянул в окно в надежде увидеть там Питера. Но в кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть.

Под креслом с высокой спинкой загорелись две светящиеся точки. Они то вспыхивали, то гасли. Потом они передвинулись глубже под кресло.

Наверху, под самой крышей, засветились два огонька, побольше. Они часто мигали, и оттуда донеслось чье-то уханье.

— Т-с-с, — произнес Мерлинсен. — Разве ты не видишь, что к нам пришел гость? Веди себя прилично.

Он подошел к одной из полок и стал читать названия книг. Его бормотание слилось с шумом морского прибоя.

— Э-э-э… магические… мм-м… свойства… гм-гм… колец… волшебные… кхе-кхе… превращения в полнолуние…

Он повернулся к Виллему и сказал немного смущенно:

— Понимаешь, это мое хобби, страсть. Я всю жизнь собираю книги по колдовству и черной магии. Многие из них я помню наизусть. — Он нахмурился. — Честно говоря, я сам не понимаю, зачем я привел тебя сюда. Здесь еще никогда никто не бывал…

Он снова устремил на Виллема пристальный взгляд, от которого мальчику стало не по себе. Но тут же Мерлинсен вновь обратился к своим книгам и опять забубнил себе под нос:

— Гм-гм… как изводить злых отчимов… Э-э-э… симптомы осенней подагры… Напомни-ка, что с тобой случилось?

— Я стал невидимкой, — прошептал Виллем.

Мерлинсен мельком глянул на него.

— Но я-то тебя вижу! — удивился он. — Какой же ты в таком случае невидимка? Твое дело, можно сказать, решенное.

— Меня не видит папа… И другие тоже…

— Ах, вот ты о чем! Первый раз слышу, чтобы невидимость поражала и детей.

Мерлинсен наморщил лоб:

— Давай обратимся к истории. В 1760 году губернатора Пребена фон Вобенъюля постигло несчастье: исчезла его любимая жена Магдалена. Вечером, когда он заснул, она спала рядом, а утром ее как ветром сдуло. Губернатор принял это так близко к сердцу и так испугался сплетен, что объявил всем, что его жена просто-напросто стала невидимкой. Мол, ночью на нее оказали воздействие некие таинственные силы. Правда, вскоре расползлись слухи, что Магдалена сбежала к матери.

Эту историю рассказывают по-разному. Одна из версий была записана Мортеном Халсефолдом, близким другом губернатора. Через месяц и семнадцать дней после случившегося он описал это невероятное происшествие в письме к своей матери. Впоследствии это письмо почему-то обнаружилось в бумагах покойного бродячего артиста. Мне стоило больших усилий напасть на след этого письма. Но это уже другая история.

Вторая версия была записана в 1803 году Магнусом Стаэром, который приводил этот случай в качестве доказательства, что явление невидимости существует. Он утверждает, что молодая особа, объявившаяся в доме у губернаторской тещи, вовсе не пропавшая губернаторша, а ее сестра-близнец, которая в 1713 году исчезла при таинственных обстоятельствах по дороге в Париж. Никто не знает, каким образом она вдруг нашлась. У меня есть свои соображения по этому поводу, и я намерен вскоре предать их гласности.

Мерлинсен перевел дух и продолжал:

— Вот и все, что мне известно о явлении невидимости, но, строго говоря, к настоящей невидимости это не имеет ни малейшего отношения. Впрочем, пока я тебе все это рассказывал, я успел мысленно перебрать свои книги. В них говорится про разные типы невидимости, но про детскую невидимость нет ни слова.

В книге Фердинанда Корпа «О невидимых явлениях и предметах» на странице 317, параграф «Б», рассказывается о ребенке, у которого на глазах исчезали предметы, но это, как я понимаю, не совсем то, что нам нужно. Постой-ка, недавно у меня появилась старинная книга о детях, я ее еще не читал… Сейчас посмотрим…

Мерлинсен повел глазами по полке и с радостным возгласом выхватил тонкую книгу в черно-красном переплете. Он с такой силой швырнул ее на письменный стол, что гусиное перо и чучело ежа слетели на пол.

— Сейчас, сейчас… Где тут оглавление?

Его палец заскользил вниз по странице.

— Та-ак, детское упрямство, детские капризы, детские шалости, детский запах… Ты слышал что-нибудь подобное? Здесь есть все о детях, а вот про детей-невидимок ни слова. Скажи, сам ты видел когда-нибудь ребенка-невидимку?

Виллем покачал головой.

— И тем не менее уверен, что ты невидимка?

Не дожидаясь ответа, Мерлинсен вновь погрузился в книгу. Вскоре он огорченно покачал головой.

— Нет, про таких, как ты, здесь ничего не сказано. Что ж, попробую сам помочь тебе.

Он подошел к шкафу и достал из него коробку.

— Кажется, у меня здесь должен быть пряник против невидимости.

Он открыл крышку и воскликнул с облегчением:

— Есть, есть… Вот он, я его вижу! Он тебе наверняка поможет.

Мерлинсен достал из коробки коричневый пряник и протянул его Виллему.

— Жуй каждый кусочек тринадцать раз и повторяй про себя: Меня видно! Меня видно!

Виллем так и сделал.

— Ну что, помогло? — спросил Мерлинсен, когда Виллем проглотил кусочек пряника. Подействовало?

— Не знаю, — ответил Виллем.

— Ну а пряник-то хоть вкусный?

— Похож на медовый.

— На медовый? — Мерлинсен недоверчиво посмотрел на Виллема. — Пряники против невидимости совсем не похожи на медовые.

Мерлинсен отломил от пряника кусочек, съел, и лицо его озарилось улыбкой.

— Так это же медовый пряник от Арлетты! Вот куда он попал. Я бы никогда в жизни не вспомнил. Не знаешь, может, медовые пряники тоже помогают от невидимости?

Виллем покачал головой.

— Вот и я тоже не слышал… Тогда зачем же ты его ел? — удивился Мерлинсен.

Он снова подошел к шкафу и вернулся с бутылкой, покрытой пылью.

— Сейчас ты кое-что увидишь, — торжественно объявил он.

Мерлинсен вынул пробку, и из горлышка вылилось несколько красных капель. Он налил немного из бутылки в кружку и протянул ее Виллему.

— Сделай три глотка и каждый раз повторяй про себя: «Меня видно!»

Виллем отхлебнул из кружки один глоток — сделать второй он был уже не в силах.

— Фу, какая гадость! — проговорил он, отплевываясь.

— Гадость? — грозно переспросил Мерлинсен и выхватил у него кружку.

Он осторожно пригубил ее, и по лицу его разлилась блаженная улыбка.

— Вино! Но как оно попало ко мне в шкаф?.. Ума не приложу!.. — Он снова пригубил кружку. — Гадость! Скажешь тоже. Превосходное старое вино.