Т Габбе - По дорогам сказки Страница 9

А он, увидев, как девочка огорчена, сломал еще одну розу – просто ей назло, – перепрыгнул через желоб и, смеясь, убежал домой.

С тех пор, каждый раз, когда Герда приносила ему книжку с картинками, он говорил, что эти картинки хороши разве что для грудных детей, а когда бабушка начинала рассказывать сказку, он придирался ко всякому слову. И это еще не все! Он надевал ее очки, ходил точь-в-точь, как она, говорил ее голосом и так ловко ее передразнивал, что все невольно смеялись. Скоро Кай научился передразнивать всех соседей. Ему отлично удавалось выставлять напоказ их странности и недостатки, и люди говорили:

– Что за голова у этого мальчугана! Но лучше не попадаться ему на глаза!

Он высмеивал даже маленькую Герду, которая любила его всем сердцем.

А причиной всего были осколки зеркала, которые попали ему в глаз и в сердце.

Игры и забавы стали у него теперь совсем другие, мудреные – не такие, как прежде.

Однажды зимою Кай и Герда вышли на улицу погулять. Падал легкий снежок. У Кая в руках было большое увеличительное стекло.

– Погляди-ка в стекло, Герда, – сказал он и подставил полу своей синей куртки, чтобы снег падал прямо на нее.

Каждая снежинка казалась под стеклом куда больше, чем была на самом деле, и напоминала то диковинный цветок, то десятиугольную звезду. В самом деле, это было очень красиво!

– Видишь, как искусно сделано, – сказал Кай. – Они гораздо лучше настоящих цветов. И какая точность! Ни одной неправильной линии. Ах, если б только они не таяли!

В тот же вечер Кай явился к Герде в больших рукавицах и с санками за спиной. Он крикнул ей в самое ухо: «Мне позволили покататься на большой площади с другими мальчиками, а тебя я с собой не возьму!» – и убежал.

На площади собралось много детей. Те, что были посмелее, привязывали свои санки к большим крестьянским саням и катили до самых городских ворот.

Ну и весело же было на площади! И вот в самый разгар катанья, неизвестно откуда, появились большие белые сани. Того, кто сидел в них, совсем нельзя было разглядеть – белая меховая шапка была надвинута до самых бровей. Сани неторопливо объехали вокруг площади два раза. Кай привязал к ним свои санки, и вдруг большие сани понеслись быстрей ветра. Они свернули с площади в переулок, в другой, третий… Человек, сидевший в них, обернулся и дружески кивнул Каю, как знакомому.

Несколько раз пытался Кай отвязать свои санки, но стоило ему взяться за веревку – человек в белой шубе кивал ему, и Кай ехал дальше.

Наконец они выехали за городские ворота. Снег вдруг похвалил сплошными хлопьями, сразу стало так темно, что Кай не мог разглядеть своей протянутой руки. Он на ощупь распутал веревку, которой были связаны сани, но его маленькие санки точно приросли к большим саням и вихрем неслись все дальше и дальше.

Кай громко закричал, но ему никто не отозвался. Снег валил, санки мчались, то ныряя в сугробах, то прыгая через изгороди и канавы. Кай весь дрожал, он хотел прочесть молитву, но в уме у него вертелась одна таблица умножения.

А снежные хлопья все росли и росли и обратились под конец в мохнатых белых кур. Вдруг все они разлетелись в разные стороны, большие сани остановились, и тот, кто сидел в них, встал во весь рост. Это была высокая, статная, величавая женщина в ослепительно белой шубе и шапке из чистого снега. Снежная королева!.. Кай сразу узнал ее.

– Славно проехались! – сказала она. – Но, я вижу, ты совсем замерз. Полезай ко мне, я укрою тебя своей шубой.

И, посадив мальчика к себе в сани, она укутала его полой своей белой пушистой шубы. Ему показалось, что он провалился в снежный сугроб.

– Все еще холодно? – спросила Снежная королева и поцеловала его в лоб.

У! Поцелуй ее был холоднее льда. Холод пробрал Кая насквозь, проник до самого сердца, а его сердце и без того уже было наполовину ледяным. Одну минуту мальчику казалось, что он умирает, но нет. Сердце его только на мгновение замерло, а потом Каю стало совсем хорошо, он даже перестал чувствовать мороз.

– Мои санки! Где мои санки? – спохватился он прежде всего.

– Вот они! – сказала королева.

Санки были привязаны к спине одной из белых куриц, которая летела следом за большими санями.

А Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних.

– Больше я не буду тебя целовать, – сказала она, – от моего третьего поцелуя ты умрешь.

Кай взглянул на нее. Она была так хороша! Ему уже не казалось, что она вся изо льда, как в тот вечер, когда он впервые увидел ее за окном и она кивнула ему головой.

Он больше не боялся ее и рассказал ей, что знает все четыре правила арифметики да еще дроби; знает, сколько в каждой стране квадратных миль и сколько жителей. А Снежная королева слушала его и только улыбалась в ответ. И тогда он подумал, что, пожалуй, знает еще совсем мало.

В тот же миг Снежная королева подхватила его, и они взвились на черное облако. Буря выла и стонала, словно пела старинные заунывные песни. Они летели над лесами и озерами, над горами и морями, под ними дули холодные ветры, сверкал снег, носились с криком черные вороны, а над ними сиял большой ясный месяц.

А что же было с Гердой, когда она узнала, что Кай не вернулся с площади домой? Она стала расспрашивать о своем друге всех и каждого. Но никто не знал, куда девался Кай, никто не мог ей ничего сказать о нем.

Мальчики говорили, что видели его в последний раз, когда он привязывал свои санки к большим великолепным саням, которые промчались через площадь, а потом свернули в переулок и выехали за городские ворота.

Много слез пролили родные Кая, горько плакала о нем Герда.

Наконец все решили, что Кай умер, что он утонул в проруби, когда переезжал через реку.

Долго тянулись хмурые зимние дни.

Но вот настала весна, выглянуло из-за туч апрельское солнце.

– Кай умер и больше не вернется, – сказала Герда, когда первый весенний луч заглянул к ней в комнату.

– Не верю, – ответил солнечный луч.

– Кай умер и больше не вернется, – сказала она ласточкам.

– Не верим, – ответили они.

Наконец и сама Герда перестала этому верить.

«Надену-ка я свои новые красные башмачки. Ведь Кай ни разу не видел их, – подумала она однажды утром. – И пойду искать его».

Было еще очень рано. Она поцеловала спящую бабушку, надела новые красные башмачки и побежала за город, прямо к реке.

– Говорят, что ты взяла моего названого братца? – сказала Герда. – Правда ли это? Я подарю тебе свои красные башмачки, если ты отдашь мне его назад.

Река ничего не ответила. Только волны покачивались и как будто кивали Герде пенистыми гребешками.

Девочка сняла свои красные башмачки – самое драгоценное, что у нее было, – и бросила их в реку. Но они упали недалеко от берега, и волны сейчас же вынесли их на сушу – словно река не хотела брать у Герды ее новые красные башмачки, потому что не могла отдать ей Кая.

А Герда подумала, что надо было бросить башмачки подальше. Она прыгнула в лодку, качавшуюся в тростнике, стала на самый краешек кормы и опять бросила башмачки в воду.

Лодка не была привязана, но Герда заметила это только тогда, когда стала медленно отплывать от берега. Она хотела поскорее выпрыгнуть обратно на берег, но, пока пробиралась с кормы на нос, лодка уже была на середине реки и быстро неслась по течению.

Герда очень испугалась, она стала плакать и звать на помощь, но никто, кроме воробьев, не слышал ее.

А воробьи не могли перенести ее на сушу. Они только летели за ней вдоль берега и громко чирикали, словно хотели ее утешить:

– Ничего! Ничего! Мы тут! Мы тут!

Лодку уносило все дальше и дальше, а новые красные башмачки Герды плыли за своей хозяйкой, но никак не могли ее догнать.

Герда сидела смирно, боясь пошевельнуться.

«Может быть, река несет меня к моему дорогому Каю», – подумала она и сразу повеселела.

Берега реки были очень красивы – цветущие луга, тенистые рощи… Но нигде ни живой души.

Наконец лодка приплыла к большому вишневому саду, в котором приютился домик с красными и синими стеклами в окнах и с крышей из соломы. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали честь всем, кто проплывал мимо.

Герда окликнула их – она приняла деревянных солдат за живых, – но они, понятно, не ответили ей. Лодка подплыла еще ближе, чуть ли не к самому берегу, и девочка закричала еще громче.

На ее крик из домика вышла, опираясь на клюку, старая-престарая старушка в большой соломенной шляпе, разрисованной чудесными цветами.

– Ах ты, бедная малютка, – сказала старушка. – Как же это ты решилась плыть одна по такой большой быстрой реке?

С этими словами старушка вошла в воду, зацепила лодку своей клюкой и подтянула к берегу.