Галина Красовская - Серебряное дерево Страница 9

Ура! Ура! — подхватили семь братьев Рубако, семь лесорубов.

— Ура мудрецу! Качать его! — закричал Пятью-пять.

Не успел Гранат сообразить, что затевается, как свирельцы подхватили его и стали подбрасывать в воздух.

— Ай! Ай! — только и успевал он выкрикивать.

— Раз! — хором считали одни, когда мудрец летел вверх.

— Два! — хором отвечали другие, ловя его. Гранат дрыгал руками и ногами, и на головы свирельцев из его карманов сыпались стекляшки и камешки, травинки и грибы, живые и дохлые жучки и ещё много такого, что встречается в карманах мудрецов и мальчишек.

Глядя, как мудрец взлетает в воздух, Плошка, который успел на радости хлебнуть несколько лишних глотков коктейля, хохотал вовсю. В этом приступе веселья он хватался за живот, за Грушкино плечо, приседал и осторожно утирал корявым пальцем то один глаз, то другой.

— Гром и молния! Осечка побил всех волков и открыл дорогу на Волчий хребет, к серебряному дереву! — раздался вдруг обиженный голос Гарпуна. — Почему никто не похвалил Осечку?! Качать его!

— Качать Осечку! — откликнулись свирельцы и стали подбрасывать Осечку вместе с его ягдташем, свирелью-рогом, вместе с Гонкой и Гавкой, которых охотник крепко держал за поводок.

Потом все, вдоволь полакомившись тянучками, достали свирели и принялись дудеть в них и лихо отплясывать. Музыканты-свирельчата взобрались на вышку со своими тарелками, трубами и барабаном, и начался весёлый карнавал.

Только Гнилушка, как обычно, не принимал участия в веселье, а стоял в стороне от всех. Он сразу понял, что Гем взял орешек для него.

— Так и стану я глотать этот орех! Вот добряки нашлись! Вот дураки! — буркнул Гнилушка и поспешил сделать улыбку, чтоб все думали, будто и он радуется этой затее с орешками.

В этот момент рядом оказался артист Пятью-пять. Он не плясал вместе со всеми, так как готовился прочесть отрывок из своей новой роли.

Что ты сказал?! Это кто — «дураки»?! Да я тебя уничтожу, несчастный! — крикнул он, и от головы его пошёл дымок.

Это был плохой признак: Пятьюпять мог вспыхнуть и натворить глупостей, если его вовремя не остановить.

Некоторые свирельцы услыхали, как Пятьюпять воскликнул: «Да я тебя уничтожу, несчастный!», но подумали, что артист просто репетирует, и не придали этому возгласу особого значения.

На беду, рядом был маэстро Тромбус. Он устал дуть в тромбину и задремал на скамеечке, предоставив музыкантам играть всё, что они захотят. Тут же стояла и тромбина.

— Берегись! — снова воскликнул Пятьюпять, схватил тромбину и швырнул её вслед пустившемуся наутёк Гнилушке.

В Гнилушку он, к несчастью, не попал, а тромбина — бедная тромбина! — упала на землю, издала печальный стон и лишилась голоса.

Пятьюпять попросил у Тромбуса прощения, и добрый маэстро простил его.

Через несколько минут происшествие забылось, и карнавал продолжался.

Глава седьмая.

КАК САЖАЛИ СЕРЕБРЯНЫЕ ДЕРЕВЬЯ

На следующее утро в лес важно двигался отряд. Возглавлял его лесничий Чинарий. Он вышагивал, заложив руки за спину и подняв кверху нос.

За Чинарием выступали лесной сторож Хвойка и художник Карало. Вместо этюдника Карало нёс на плече палку, на которой висели два ведёрка с красками и кисточками.

Замыкали шествие семь братьев Рубако, семь лесорубов, с топорами за поясами.

А позади всех, полыхая огненно-рыжим чубчиком, топал Коренёк с лопаткой. Теперь он уже был пятиклассником, имел по ботанике круглые пятёрки и больше всего интересовался деревьями.

— Серебряным деревьям простор, свет нужны, а в нашем лесу — теснота... Срубим кое-какие деревья! — распоряжался лесничий. — Орешкам будет место, а... а Плошке — доски. Видели же — строит Плошка новый дом и все пристает: подавай ему лес!.. Стой, Рубако, не маши топором! Понимать надо, которое дерево для чего рубить!.. Коренёк, не путайся под ногами! Хвойка, забери от меня мальчишку!

Зорким глазом оглядывал Чинарий деревья, указывал то на одно, то на другое и кричал:

— Не спорьте со мной, я лучше вас понимаю в деревьях!.. Ёлки зелёные! Первый сорт отметь, Карало, красным! Второй сорт — синим. Из первого сорта пусть Плошка делает свои дома, из второго — разные там столы, стулья, карусели!..

Грузный Карало со своими ведёрками не спеша подходил к дереву, обмакивал лохматую кисточку в краску и рисовал жирный кругляшок: на высоких и стройных деревьях — красные кругляшки, а на тех, что похуже и покривей, — синие. Всякий раз Карало по привычке отступал назад, откидывал гривастую голову и, прищурив глаза, любовался своей работой.

А братья Рубако подскакивали к разукрашенным деревьям и начинали рубить их.

Пока Рубако работали топорами, старый Хвойка присел отдохнуть, а возле него пристроился Коренёк, как молодой кустик у ног старого дерева. Около них опустился и грузный Карало.

Хвойка приосанился, откашлялся и, стараясь говорить так же важно, как Чинарий, принялся рассказывать про деревья. Временами он останавливался и поглядывал поверх очков — хорошо ли слушают. Заметив, как в открытый рот Коренька то и дело залетала оса, он крякал от удовольствия и рассказывал дальше.

Только когда братья Рубако срубили все помеченные деревья, словоохотливому Хвойке пришлось замолчать.

Вскоре в лес приехали тележки, запряжённые оленями, и стали увозить срубленные деревья к Плошке. Деревья уезжали и долго махали ветвями.

А потом в лес явился мудрец верхом на Аргамаке. От радости Гранат всё время восклицал «вас-солибас!» и проверял, хорошо ли вспахивают землю, где будут посажены орешки.

Подозвав Чинария и Хвойку, мудрец достал из сумки два туго набитых мешочка и сказал:

— Вот земля, которую я взял от корней материнского дерева. Будете сажать орешки — не забывайте присыпать их этой землей. Может, в ней сила...

Чинарий спрятал мешочек в карман, а бережливый Хвойка, боясь нечаянно просыпать материнскую землю, отнес её в свою сторожку.

— Теперь, — сказал Гранат, — возьмите по тридцать три орешка и посадите их в разных местах. Только, чур, не сразу! Сперва посадит орешки Чинарий, ведь он у нас самый опытный лесничий. Через семь дней и ночей после Чинария сажай свои орешки и ты, Хвойка!.. Полежат орешки в земле всю зиму, а весной прорастут... Поливайте их непростой водой, а лучше родниковой, настоянной на лепестках цветов.

Чинарий важно кашлянул и, повернувшись к Хвойке, слово в слово повторил ему всё то, что сказал мудрец, на случай, если глуховатый Хвойка не расслышал. Хвойка покорно выслушал его и кивнул.

— Ещё тридцать три орешка ты, Чинарий, сохрани у себя. Эти не будут зимовать в земле, их мы посадим весной во-о-он на той поляне. А вокруг поставим тополя, чтоб защищали серебряные деревья... Та-ак, сотый орешек забрал Гематоген, а сто первый пусть останется у меня... — задумчиво закончил Гранат.

— Над сто первым орехом сам мудрить будет, — шепнул Хвойка Кореньку и робко обратился к Гранату: — А сажать-то как? Ничего ведь про деревья не знаем — вот беда...

— Да, — вздохнул Гранат — дерево неизвестное, загадочное, как сажать орешки — вас-солибас! — кто знает!.. Чинарий, я полагаюсь на тебя! Хвойка, делай всё в точности, как Чинарий... Трудитесь старательно и помогайте друг дружке... А у меня тоже есть дело, поработаю пока в тишине и покое...

Гранат влез на Аргамака и отправился в свой голубой домик.

Чинарий решил приступить к делу немедленно. Он хотел было позвать на помощь всех лесников, но подумал, что нечего ему знаться с лесниками, когда он в лесу самый главный и самый умный.

— Я вам покажу, как надо работать! — заявил Чинарий. — Лично мне помощники не нужны! Никому я не доверю сажать свои орешки! Пусть все знают, что первые серебряные деревья в Свирелии посадил лесничий Чинарий!

Хвойка снял шапку, почесал затылок и сказал:

— А мудрец велел помогать друг дружке...

Чинарий глянул на старика мимо носа, чтоб показать, что спорить с ним он считает ниже своего достоинства. Сбитый с толку, Хвойка опять снял шапку, хотел ещё раз почесать затылок, но передумал и отошёл к лесникам.

Лесные сторожа, обидевшись на Чинария, разошлись по домам, только Хвойка с Кореньком остались сиротливо стоять в сторонке. Хвойка косил на лесничего глазами сквозь очки, ловил каждое его движение, чтоб через семь дней и ночей тоже не ударить лицом в грязь.

Минули семь дней и ночей. Хвойка поспешил в сторожку за материнской землёй, развязал мешочек, и померещилось ему, будто не такая в мешочке земля, как у Чинария.

— Ох, беда, запропастились очки! — растерянно бормотал старик, хлопая себя по карманам. Он не привык ещё к очкам и то и дело их куда-то засовывал. — Вроде бы у Чинария землица была светлее... Спросить разве у кого-нибудь?.. Нет, не спрошу — засмеют... Да и не земля это тёмная — темно в моих старых глазах...