Роман Ясюкевич - Ба инь, или Сказки колокольчиков Страница 9

В дальних покоях дворца росла Би-Юнь. Да, Би-Юнь: одна из кормилиц успела прочесть иероглифы на том свитке, что старуха Вэй положила в колыбель. Очень уж подходило это прозвище тихой и молчаливой девочке, гораздо больше родного имени. И ведь никто из придворных даже и не подумал, что не прозвище это вовсе, а проклятие, такие вот дела.

Отец никогда не навещал Би-Юнь, но она этим вовсе не огорчалась. Ее вообще ничего не огорчало и ничего не радовало. Никто никогда не видел, чтобы Би-Юнь плакала или смеялась. Тихая росла девочка. Тихая и молчаливая.

На окраине столицы Подлунной жил мальчик, которого все соседские ребята презирали за трусость. "Дэй-Тян" дразнили его, "Человек, Прячущийся В Собственную Тень". И, наверное, за дело дразнили. Дэй-Тян не умел драться, не умел воровать всякую мелочь у торговцев на рынке, не умел прыгать с крыш и сражаться деревянными мечами. В то время как другие носились по улицам, проказили и шумели, Дей-Тян сидел в доме и читал. "Что ты там нашел в этих книгах? — сердилась мать, — Иди лучше поиграй. Целыми днями из тени не вылезаешь, вот уж воистину "Дэй-Тян", простите меня, Боги-Близнецы!"

Когда Дэй-Тяну пришла пора идти на императорскую службу, воин, осматривающий новобранцев, не скрывал презрительной усмешки: "Руки слабые, ноги слабые, четверть ди пробежал — задыхаешься, ну, какой из тебя солдат?" "Плохой," — признал Дэй-Тян. "Поговори мне еще! — пригрозил воин. — Будешь служить в обозе при кухне. Может, там от тебя будет хоть какая-то польза." И ведь угадал воин! Еще как угадал! Поначалу, конечно, от Дэй-Тяна вреда было гораздо больше: то мешок с рисом в грязь уронит, то за очагом не доглядит, то еще что-нибудь вытворит по вечной своей задумчивости.

— Говорят, у императора дочка такая же, на ходу спит, — подшучивали над Дэй-Тяном кашевары, — Вот бы вас познакомить.

Дэй-Тян этого предложения так искренне пугался, что все вокруг просто покатывались со смеху.

Однако, однако. Как-то раз старший повар, под началом которого служил Дэй-Тян, готовил торжественный обед для заезжего начальства. По этому случаю на кухню доставили целый куст джугая, свежий сок из листьев которого обладает способностью придавать изысканый вкус любому блюду. Правда, для этого надо брать только свежесорванные листья, а растет джугай на склонах одной-единственной горы. Поэтому кусты джугая выкапывают вместе с землей и корнями, и так перевозят. Более того, джугай настолько нежное растение, что стоит сорвать один-единственный лист, и куст умирает.

Ух, как старший повар трясся над драгоценной посылкой, близко никого не подпускал. Еще бы, из самой столицы начальство пожаловало, как тут не расстараться. В самый последний момент, когда все кушанья уже были приготовлены и разложены, старший повар лично оборвал листья джугая, окатил кипятком…

— Не делайте этого! — вдруг воскликнул Дэй-Тян. — Нельзя кипятком!

— А ну, пошел вон! — закричал старший повар, от неожиданности плеснувший горячую воду себе на ногу.

— Нельзя кипятком, — упрямо повторил Дэй-Тян, — от этого сок становится нехорош и только ухудшает вкус, я читал.

— Уберите от меня этого всезнайку! — в бешенстве заорал старший повар.

Эх-эх, лучше бы он прислушался! Ничего, когда заезжее начальство устроило разнос за отвратительную пищу, дырявые палатки, тупые мечи и плохую дисциплину, нашлись люди, рассказали командиру, что Дэй-Тян предупреждал старшего повара.

Так, внезапно для себя, Дэй-Тян стал старшим поваром большого обоза. На характер Дэй-Тяна это, впрочем, не повлияло. Он не то, чтобы приказать, попросить лишний раз, стеснялся, а, может, боялся, кто знает. Но оказалось, что приказывать больно-то и не надо. Кашевары и без постоянных окриков прекрасно справлялись со своими обязанностями, а неожиданно открывшееся знание Дэй-Тяном разных кулинарных хитростей, только добавляло уважения. Кто служил, знает, сколько немудреной радости доставляет воину вкусная еда, а если повар еще и чем-нибудь неожиданным побалует, так благодарности предела нет.

Слава о замечательном кашеваре разлетелась по всей армии Подлунной, и не удивительно, что вскоре Дэй-Тян заправлял кухней императорской гвардии — покушать и во дворцах любят.

Тем временем дочери императора Ла, прозванной Би-Юнь, исполнилось шестнадцать лет, и она оставалась единственным ребенком своего отца.

— Спроси Богов-Близнецов, чем я их прогневал, почему у меня больше нет детей? — не раз и не два приказывал император верховному жрецу.

— Они отказываются отвечать, — Разводил руками верховный жрец. — Хирам отводит глаза, а Хурам смеется.

— Но хоть что-то они говорят?

— Однажды Хирам сказал, вы, мой император, должны разбудить спящего…

— Я это уже слышал! Какого спящего, будь он девяносто раз проклят?

— Я не знаю. Теряюсь в догадках. Может быть, вам стоит обратиться за советом к старухам Вэй?

— Как ты посмел упомянуть при мне об этих… этих!.. Пошел прочь, идиот.

Опасно оскорблять колдуний Вэй. Обид они не прощают, а извинений не признают. Много лет может пройти, прежде чем человек поймет, что старухи Вэй ему все-таки отомстили, а может и до самой смерти не понять.

Несколько раз в коридорах дворца Дэй-Тян встречал Би-Юнь. И всякий раз юноша мучительно краснел, вспоминая, наверное, о подначках, и прятал лицо в нижайшем поклоне. Би-Юнь, впрочем, ничего не замечала. Ее вообще ничего не интересовало, не огорчало и не радовало. С полным безразличием относилась она ко всему, что ее окружало. Даже когда император, отчаявшись дождаться наследника от одной из своих многочисленных жен, задумал выдать дочь замуж, чтобы хотя бы через внука не прервалась династия, Би-Юнь лишь спокойно поклонилась отцу.

Свадьбу сыграли быстро. В мужья Би-Юнь выбрали принца одного захудалого царства с окраины Подлунной, который согласился признать своих будущих сыновей наследниками династии Ла. Ему и дела не было до того, что его собственный род прервется: жизнь в императорском дворце показалась ему вполне достаточной платой за отказ.

Но прошел год, другой, а наследников все не было. Лучшие врачи Подлунной разводили руками, Боги-Близнецы молчали.

— Это проклятие! Я знаю, это проклятие. Но кто посмел? Кто? — кричал император на верховного жреца. — Почему Боги-Близнецы молчат?

— Может быть, — робко начал жрец, — все-таки обратиться к старухам Вэй…

— А-а! Я понял, вспомнил! Да, это она… Найти! Немедленно… Император вдруг захрипел, схватился за горло и повалился на пол.

— Болезнь императора излечима, но…

— Но, что? — перебил врача верховный жрец.

— Важно устранить не последствия болезни, а причины, из которых главная, как я слышал, проклятие Вэй…

— Да, — неохотно кивнул жрец.

— А что говорят Боги-Близнецы?

Верховный жрец испытующе посмотрел на собеседника. Можно ли ему доверять? Кто он прежде всего: врач или придворный? Как он воспримет то, что собирается сказать ему жрец, то, что является Запретным Знанием?

— Боги-Близнецы… — осторожно начал жрец.

— …молчат, — неожиданно продолжил врач. — Как и всегда, если дело касается Вэй.

— Откуда?!.. — задохнулся жрец.

— Ну, я ведь не слепой, — улыбнулся врач, — К тому же, много лет назад я обучался своему мастерству у старухи Вэй… только, пожалуйста, никому не рассказывайте об этом.

Верховный жрец благодарно поклонился врачу: такое признание дорогого стоит, а, значит, и ему можно не таиться, не говорить обиняками.

— Вот оно как, — произнес врач, выслушав, — Чтобы ни одна женщина в доме императора не умерла при родах, Вэй прокляла их бесплодием…

— Что нам делать?

— Ну, Боги-Близнецы тут нам не помощники — с колдуньями Вэй им не справиться.

— Как же быть?

— Насколько я помню, единственный, о ком учившая меня Вэй говорила с уважением и даже со страхом — это Царь Обезьян…

— Нет! — воскликнул жрец, — Лучше девяносто раз призвать Хурама, чем один раз Царя Обезьян.

— Другого пути я не вижу, — вздохнул врач.

Отряд императорский гвардии, сопровождавший Би-Юнь к жилищу Царя Обезьян, состоял из одних добровольцев. Невелик был отряд, прямо скажем, и в пути он еще поредел. Кого покусали ядовитые змеи и пауки, кто утонул при переправе через внезапно разлившуюся реку, некоторые сами сбежали. Но и те, что остались, с каждым днем все громче роптали.

— Нельзя победить проклятие Вэй, — говорили друг другу воины, — А что если часть этого проклятия падет и на нас? Ведь не бывало такого, чтобы стая степных волков нападала среди белого дня. Лучше бы нам повернуть…

Вот так и случилось, что однажды утром Би-Юнь проснулась в опустевшем лагере. Могучие, закаленные в боях воины, покинули свою госпожу, испугавшись проклятия Вэй. Из всего отряда с принцессой остался только слабосильный повар Дэй-Тян. Он лежал у входа в шатер Би-Юнь, сжимая в руках половник, и голова его была разбита.