Авессалом Подводный - Муравейник Страница 2

НА ГРАНИ ВЗРОСЛЕНИЯ

Заканчивая жизненный сюжет,никак его не подвожу итоги,о старости совсем не хлопочу.Я не умнею с протяженьем лет,красоток искушаю на восторгии менее обычного ворчу.

Впечатления раннего детствастерла добрая память моя,и теперь разыскиваю ясредство для успешнозабыванияотрочества мутного наследства,юности позорного кокетства,зрелости умелого злодейства,старости бессильного раскаянья.

То, что меня в юности волновалобыло скоро свергнуто с пьедестала,а свершенья мои взрослые разныеоборачивались глупыми проказами;и теперь на четырех своих конечностяхя смещаюсь в направлении Вечности.

Старость подкрадывается, как вечер,сумерки жизни перестают быть метафорой,в книгах пленяешься содержанием,и вдруг понимаешь, что Бог человечен,не предавая тебя анафемеи не настаивая на расставании.

Старение это время, когда начинаешь любить природу,ценишь в женщинах красоту, а не общедоступность,не стремишься называть своими именами вещи,головою не прыгнешь вниз ни в любовь, ни в воду,присматриваешься к известной даме с косой или в ступе,и смотришь на жизнь, как на поместье его помещик.

В зрелости время катится биллиардным шаром,изредка попадая в лузу Большой Удачи,хотя природа кия еще не вполне ясна;уже не осталось надежд получить кое-что задаром,виден удел, которому ты предназначен,и снится ночами Божественная Тишина.

Подкравшаяся усталостьзакрывает надежд горизонты,приклеивает к подушкеголову по утрам. Умчаласьв прошлое юность, и дама с болонкойснится гуляющей на опушке.

На стадии полуготовностипереверни котлету:убавь отчасти огонь;воспоминания молодостиповеряй по брегету,а лучше вовсе не тронь.

Мудрость является не ко времени,а к тому, кто ее неустанно ищет,забывая про все остальное. Так рыбаходит по океану с видом рассеянным,в поисках свойственной ей пищиБожественный исполняя верлибр.

Кипенье ума заменяется поиском смысла.Кровь пока что течет, но с шампанским ее не сравнишь,и сверканье удач головы уже не воскружит.Необъятная память, что туча с громами, повисла,но сознанье бежит ее, словно проворная мышьи рисует, и грезит, и чудо себе ворожит.

Сковывая в области движений,старость прибавляет нам сомненийв смысле и достоинстве жизни.Облетает клен широколистный,властелин прощается с отчизной,цепь колодезная вниз виснет.

Человек умнеет, не замечая того.Собственные ошибки скорее выходят боком.Поводы для печали выглядят легковесно.Чудо узрев, скажешь себе: «Ого!»,видишь места, где прорастаешь мохом,но не стремишься ввысь по скале отвесной.

.. и по мере приближения старостиулетают от меня всякие разности;вижу смыслы на месте радостей,замечаю приход усталости,умиляюсь природы шалостям,и любовь уступаю жалости.

ВОСПОМИНАНИЯ

Волшебные звуки чарующих летпригрезились мне в одночасье —то юности слышался дивный кларнет,и праздником было ненастье,и струны души не повисли,и Смысл отступал перед Жизнью.

Девушки, которые волнуют,в прошлое уходят постепенно,в платьицах с немодною длиною,танцы позабытые танцуюти не ждут большую перемену,щеголяя толстою косою.

Шестидесятые, наивныесемидесятые, обманутые,восьмидесятые, отравленные, —вы были ясною картиноюлжи, на весь мир распахнутой,корыстью хорошо приправленной.

Мне «оттепель» шестидесятыхбыла как в горле ком, как вата.Временщики на месте палачейполслова правды вымолвить не смеют,страна, простершаяся у мощей,и манекены на трибуне мавзолея.

Трудно поверить, но прошлое скрывается навсегда.Растворившийся кофе не выпадет вновь в осадок,и стареющий донжуан не вспомнит свою невинность.И так странно думать, что уж не скажет «да»или «нет» общественный разум, и цвет помадыне подорвет устоев отечества половины.

Я вырос посреди обширной равнины,в городе, олицетворявшем страх на картемира, но им не проникся. Равнодушиеи двуличие предлагали мне свои спинынапрокат, чтоб я ими прельстился в азарте,и не сказать, чтобы съели, но изрядно меня покушали.

Я помню первомайские парадыи радость демонстрирующих толпна главных улицах столицы. «Миру — мир»был главный лозунг, и ему преградойлишь империализм, угрозы полн,да группа «Битлз», юности кумир.

Раскуривая фимиамсвоим ушедшим дням,их вряд ли ты поймешь:давно ушедшая среда,хотя и лишена стыда,предпочитает ложь.

Освобождаясь из-под гнетасюжетов юности стальных,не обвиняю в них кого-то,ничто не отвергаю в них.

Прошу у ангела удачиНемного света и тепла,Чтоб у детей моих иначежизнь от рождения текла.

Жизнь собственного телая чувствовал несмелов дни юности моей:заботиться о плотине очень было в модедавно ушедших дней.Но жизненные бурия ощущал на шкуре,и ею дорожил,и знал, что мне в дорогудана она от Бога,что мир благословил.

Подростковые мои сочиненияне вводили никого в восхищение,отличались особостью мнения.

Невнимательные учителив моем слоге не предвосхитилиСлова власти пленительной.

А оно пришло самозванное,прямо в руки судьбою странноюперсонально мне данное.

Просторы родины моей значительны,позоры родины моей разительны,но мы не слишком были впечатлительны.

И по просторам мы ее скитались,и в злодеяниях смущенно признавались,хотя путей раскаянья не знали.

Лишь от себя по строгому секрету мыпомянем поколенья неотпетые,колымскими могилами одетые.

Отошло от меня мое прошлое,и скучаю по нему лишь немножко я,вспоминаю от случая к случаю.

Разошлись мы со стежкой-дорожкоюи гулявшими по ней ножками,что любили меня и мучили.

Юность вспоминаю временамис ее смутой, дерзостью и снами,барышню с прекрасными очами,панораму мира перед нами.

Но гудел на пристани корабль,отправлялся в небо дирижабль,уходил по рельсам паровоз,уносился с ветром альбатрос.

Если бы фантазии хватило,не назвал бы девушку я милой,отпустил бы с ясными глазамилюбоваться жизни островами.

Мой первый взгляд на женское лицозавершило обручальное кольцо,но скатилось оно с руки.

И тогда я решил до горных вершиндобираться совсем один,против теченья реки.

И оттуда увидел мир под собой,и понял, что был храним судьбойи тогда, и сейчас, и впредь,

а тому, что мешало ее понять,и дорогу мою обращало вспять,песни уже не допеть.

Молчит мое поколение.Видно, мучат его сомнения:а не рано ли начинать нам?Но проплыли по небу звездыи не рано уже, а позднотанцевать на судьбы канате.

Я жил в нескучную эпохуи ей внимал,и разделял тревоги,и, как ишак в чертополохе,я обонялее цветов характер строгий.

Я на свое взираю поколеньес невольным чувством изумления:и это все, что мы смогли, свершили,и с полным правом движемся к могиле?Неужто юности далекие мечтына пробу вышли гимном пустоты?

Первое мая