Лариса Евгеньева - Спиридоша

Евгеньева Лариса (Прус Лариса Евгеньевна)

Спиридоша

Лариса ЕВГЕНЬЕВА

(Лариса Евгеньевна Прус)

Спиридоша

Ну скажите на милость, и кому бы пришло в голову называть ее Аленой?..

Хотя фантазия у учеников этой школы отчего-то оказалась столь небогатой, что, за исключением круглой, как шар, толстячки учительницы биологии по кличке Пушинка, всех остальных учителей называли по именам. Анечка, Валентина, Лидия, Петя, Наталья, Вовчик... И лишь Спиридошу - по отчеству. Милешкина Алена Спиридоновна.

Славик, глядя на Спиридошу, вдруг рассмеялся: Алена - вот потеха! А Спиридоша застучала ладонью по столу, призывая к порядку.

У Спиридоши не было возраста, у Спиридоши не было внешности, у Спиридоши не было характера, у Спиридоши не было голоса, у Спиридоши не было слуха... Помилуйте, да существовала ли сама Спиридоша?! Увы, придется признать, что она все-таки существовала. Спиридоша ставила двойки еще Славиковой маме (папа учился совсем в другой школе и даже в другом городе), Славиковой соседке тете Люсе, которая была еще старше Славиковой мамы, и тети Люсиному сыну Андрюше... Однако стоп: Андрюша получал исключительно пятерки и с первого захода поступил в вуз. Двойки у Спиридоши получал и Славик.

На семейном совете было решено, что он положительно туп к математике и поэтому ему надо жать на гуманитарные предметы. Это было похоже на отпущение грехов - прошлых, настоящих и будущих, - поэтому Славик, даже получая домашние нахлобучки за Спиридошины пары, прекрасно понимал, что делаются они, так сказать, для приличия, ничуть по этому поводу не расстраивался и уроки математики использовал как время приятной расслабленности и глубокомысленных размышлений. Например, почему Спиридошу не называют Аленой.

Больше всего она любила серый цвет. Пальто у нее было серого цвета, с серым каракулевым воротником, серые фетровые боты, которые носили, наверное, тысячу лет назад, серые кофты и серые юбки... Или это было случайное совпадение?.. Да к тому же редкие сероватые волосы, закрученные в пучочек, подслеповатые, мутно-серые глаза, с которых Спиридоша часто вытирала набегавшую слезу посеревшим от возраста носовым платком, и не слишком даже морщинистое, однако какое-то ужасно старое, бесцветное лицо... Сколько ей было лет? А вот этого не знал никто. Ни мама Славика, ни тетя Люся, ни вездесущий Андрюша. "Старая карга" - именно так называла Спиридошу мама. "Бог ты мой, когда же, наконец, прогонят на пенсию эту старую каргу? - подслушал однажды Славик. - Разве она учит детей? Разве она на что-нибудь способна? Не представляю, как Славка будет сдавать экзамены". - "Люсин Андрюша ведь тоже учился у нее". - "Андрюша!.. - Мамин голос сделался таким, словно она разговаривала с несмышленышем, а не с папой. - Андрюша научился читать в четыре года по "Занимательной математике". А в шесть лет решал задачки третьеклассникам. Не всем повезло родиться Андрюшей! Спиридоша просто не смогла его испортить".

"Старая карга", - хихикая, повторил Славик и благоразумно убрался в другую комнату. Если бы увидели, что он подслушивает, ему бы попало.

"Как там ваша Спиридоша? - весело кричала тетя Люся. - Чапает в своих ботах?" - "Чапает!" - хохоча подтверждал Славик. "А кофта у нее была, ой, умора!" - "Ага, серая! - веселился Славик, - до колен почти!" - "Да не в том смех, что до колен, а в том, что из собачатины! Из пуха собачьего!" "Ну да?" - не верил Славик. - "Провалиться мне на этом месте. Псина у нее был. Додик. Вылитая овца! Шерсть длиннющая, серая. Она его вычесывала, а из шерсти вязала варежки, носки и кофтищу эту, клянусь, не вру!" Славик в восторге валился на диван, дрыгая ногами. "А зануда она была - ну, это поискать! Один раз мы в чернильницу мух напустили..." - "Как это?" - не понимал Славик. "Как? Проще простого. Это у вас сейчас шарики-ролики, а тогда перышко да непроливайка - и вся механизация. А у Спиридоши на столе чернильница с крышкой, мы чернила вылили, а мух напустили. Только она крышку подняла - мухи фырк! И ты думаешь?! Спиридоша смотрит, смотрит, а потом как брякнет: "Интересно, как они туда влезли?" Как влезли! Влезли!! А-ха-ха-ха! Ой, держите меня!" До чего отличный парень тетя Люся! Свой в доску!

Для поколений сменяющихся учеников Спиридоша была чем-то вроде клоуна, скучного серого клоуна. Над ней посмеивались, но слишком ее не обижали. Она была настолько бесхарактерна и безобидна, что потешаться над ней не возникало особого желания. Как-то все спускалось на тормозах. Ну, принесли на урок котенка. Ну, котенок замяукал. И что же? Спиридоша все так же тускло смотрела перед собой, наконец, слегка очнувшись, без интереса спросила: "Кошка?" - "Котенок!" - радостно заорал класс. "Котенок, - подтвердила сама себе Спиридоша. - Только это... прошу тихо..." Котенка несколько раз дергали за хвост, он мяукал, а Спиридоша своим обычным, без выражения, голосом повторяла: "Прошу тихо..." На перемене она снова вернулась в класс. В руках у нее была чисто вымытая мыльница и стакан молока, который она осторожно, стараясь не расплескать, несла из буфета. "Где этот... котенок... - Спиридоша тяжело наклонилась, поставила мыльницу на пол и налила туда молока, а потом позвала: Кссс..." Но котенок уже надоел, и его выбросили через окно на улицу сразу после урока...

Спиридоша была, и в то же время ее как будто бы и не было. Это было говорящее, шаркающее подошвами и тяжело дышащее пустое место. И лишь однажды Спиридоша взбунтовалась, да так, что класс поднял глаза от промокашек с чертиками, от тетрадок по английскому (следующий урок) и от самых разных книжек, которые не прятались на коленях, а лежали прямо на партах, и с любопытством воззрился на Спиридошу. Вернее, и не на Спиридошу даже, а на Славика: чем это он так ее допек?! Никто не слушал ни Славика, бубнящего, спотыкаясь, теорему, ни Спиридошу, подсказывающую ему так же монотонно; сонливость и безразличие настолько овладели всеми, что никто даже не пытался выручить Славика, да и он не ждал подсказки - так или иначе, но его трояк никуда от него не денется; никто не слушал, как Спиридоша стала скучно бубнить намертво застрявшему Славику сто раз уже говоренные слова, а он откликался с привычной сонной ленью:

- Да учил я... учил...

Спиридоша, поставив точку вместо отметки и пообещав спросить Славика в следующий раз, медленно повела ручку вдоль фамилий, выбирая следующую жертву; Славик брел к своей парте, помахивая дневником. Все застыло в сонной одури. И тут неожиданно для себя Славик по-бабьи вздохнул и с интонациями тети Люси в голосе сказал:

- Господи! Когда уж вы на пенсию-то уйдете!

Этих слов, как выяснилось впоследствии, не слышал никто, но зато их услышала Спиридоша, а Спиридошу уже услышали все. Хрястнув кулаком по столу, Спиридоша вскочила и крикнула неожиданно сильным и звучным голосом:

- Не-ет! Не дождетесь! Меня вынесут отсюда вперед ногами!

Класс дернулся, словно под током, и все глаза уставились на Спиридошу, но она внезапно обмякла, словно большая резиновая кукла, из которой выпустили воздух, и, опустившись на стул, прежним шелестящим голосом сказала Славику:

- Ленивец... останешься после уроков...

- Ленивец на дереве живет, ленивец животное, а я человек, - привычно парировал Славик.

- На дереве... - то ли удивилась, то ли подтвердила Спиридоша.

Она упорно называла лентяев ленивцами, и это тоже знали поколения ее учеников.

- И вообще, - добавил Славик под смешок класса, - у меня подозрение на язву. Я не могу оставаться после уроков. Мне надо питаться регулярно.

После шестого урока Спиридоша пришла в класс, уже одетая в пальто, и забрала Славика к себе домой, пригрозив, что иначе четвертной тройки ему не видать, как своих ушей. Проще, конечно, было пойти на попятный и заявить Спиридоше, что подозрение на язву всего лишь хохма, а не тащиться к ней домой, пить там чай с вареньем и, сваливаясь от скуки с кресла, слушать нудные объяснения, но Славику отчего-то сделалось совестно. Была в Спиридоше какая-то детская наивность, так не вязавшаяся с ее серым, пергаментным лицом и угасшим взглядом.

Идти пришлось недолго. Славик забрал у Спиридоши тяжелый портфель, наверное с тетрадками, и подумал: может, надо взять ее под руку? Все-таки было очень скользко, Спиридоша тяжело шлепала своими ботами и натужно дышала. Но потом Славик снял с плеча тощую, потрепанную сумку и понес в свободной руке, обмотав длинную ручку вокруг запястья. Теперь обе руки у него были заняты. Спиридоша пыхтела чуть сзади, и в тот самый миг, когда Славик все же решил повесить сумку обратно и предложить Спиридоше руку, Спиридоша сказала:

- Вот... мой дом...

Поверх вышитой крестиком скатерти, очень красивой (такая скатерть, подумал Славик, стоит кучу денег), Спиридоша положила прозрачную клеенку и поставила тарелки. Потом принесла закрытую крышкой кастрюльку.

- Суп... утром варила. Кушай, кушай.

На вид варево было довольно неаппетитным, но на вкус ничего.